В этом окружении и Анна Михайловна помолодела и похорошела. На первый взгляд можно подумать, что это она выходит замуж за Вольнова. Он великолепен в черной тройке, со своей горделивой осанкой.

- Горько! - кричат хором. - Горько!

Муся и Василий церемонно целуются.

- Ах, ну кто же так целуется? - Анна Михайловна даже в ладоши прихлопнула (она пьяненькая). - Господа! Простите, товарищи! Да какие вы мне товарищи? Дети вы неразумные, дети. И целоваться как следует не научились. Как вы жить без нас будете?

- По закону Ньютона! - кричит кто-то. - Тело притягивается к телу.

- Ха-ха-ха! Горько!

- Да погодите вы со своим "горько". Подумаешь, тоже зрелище. Я спрашиваю о смысле жизни!

- Ен в вине!

- Ха-ха-ха!

- Горько!

- Боже мой! Да вы и в самом деле дети. Поцелуев не видели. Никита Иванович, да скажите вы им слово напутствия вместо отца.

Никита Иванович встал. Все тотчас умолкли.

- Что же мне вам сказать? Вы связали свою судьбу с наукой. А служить науке - значит служить истине. Порой это бывает не легко. Проще уступить, пойти на компромисс, на сделку с совестью. Но помните - от совести, как от истины, можно отречься, но обрести их вновь нельзя. - Он поднял бокал. За чистоту вашей совести! Передвигайте камни науки!

Все встают, пьют.

И вдруг раздается откуда-то другой, скрипучий голос:

- Кто передвигает камни, тот может надсадить себя.

Мария Ивановна вздрогнула и очнулась. Она сидит в бегущем "газике", на коленях ее лежат газеты, журналы, телеграммы. Одну телеграмму она держит в руках. Невольно читает ее, звучит чуть насмешливый голос Лясоты:

- Приветствую и поздравляю вас, передвигающую камни науки.

И опять, вперебой, тот бесстрастный предостерегающий голос:

- Время обнимать и время уклоняться от объятий.

Мария Ивановна оглянулась. Слева, за рулем, сидит Петя, опустив голову. Ей послышалось, что он всхрапнул.

- Петя!

- А! - Он тревожно вскинул голову. - Что такое, Мария Ивановна?

- Ничего... Я, кажется, опять заснула?

- Не знаю, Мария Ивановна. Я сам вроде заснул.

- Ты шутишь?

- Ей-богу, правда! Даже сон видел - будто я сижу верхом на свинье, держусь за уши. Она визжит и тянет меня в болото.

- Эдак с тобой не то что в болото, на тот свет попадешь.

- У меня спотыкач - шоферская болезнь. Со мной разговаривать надо.

- Знаю я твою болезнь. С девками прогулял.

- Да шоферская судьба такая: днем держись за баранку, а ночью бери под крендель.

- Кого?

- А это уж какая попадет...

Бескрайняя сибирская степь с редкими березовыми колками на горизонте; и все это безлюдное пространство заполнено зреющими хлебами. Одиноко катится "газик" по дороге. Приоткрыто лобовое стекло, врывается ветер в машину, треплет на Марии Ивановне пеструю кофточку, раскидывает рассыпчатые седые волосы.

- Петя, тебе в жизни когда-нибудь говорили: служить истине?

- Нет, - ответил тот с ходу. - Истина, она не требует доказательств. Все ясно: истина она и есть истина. Чего же тут стараться служить?

- Но разве так не бывает? Вам говорят - вот истина. А на поверку она оказывается ложью.

- Почему ж не бывает? Вот третьего года возили мы пшеницу в совхоз "Слава целине". Прямо от комбайна возили на ток и ссыпали в кучу. Гору Арарат навалили. Ну, мы шумели поначалу: сгорит, говорили, зерно. А нам не ваше дело. Это, мол, новый метод хранения. Ладно, насыпали. Не прошло и месяца - почернело зерно и пнем село. И кто же виноват? А никто. Вот такая истина вышла.

- А кто вам приказывал возить?

- Замдиректора. Дан что ты ему сделаешь? В глаза, что ли, плюнешь? Ну, плюнь! Он утрется да пойдет дальше. А тебе по шее за это.

- Ну а если этот замдиректора благодарность вам вынесет, поздравлять начнет? Обнимать за плечи? Тогда что?

- Дак наше дело телячье: дают - бери, а бьют - беги.

- В том-то и беда, Петя, что многие так и поступают.

Они подъезжают к большому придорожному селу. Разбитая дорога зигзагом пересекает два сельских порядка. "Газик" резко сбавил скорость - ухабы. Здесь, недалеко от дороги, прямо посреди села насыпана большая куча щебня. Возле нее стояли шумной толпой бабы и ребятишки; они окружили три самосвала и что-то кричали шоферу, грозя кулаками.

- А ну-ка, сверни! - приказала Мария Ивановна. - Что там происходит?

"Газик" подъехал к толпе, Мария Ивановна вылезла из машины. Ее тотчас окружили женщины.

- Что за шум? - спросила она.

- Да это же не шоферы - скоты!

- Только коровы посреди села гадят...

- Жеребцы они! Им на русском языке говорят, а они ржут.

- Дикари они! Печенеги!!

- Да в чем дело? - спросила Мария Ивановна крупную женщину в синем переднике, на голову возвышавшуюся среди остальных.

- Вот мудрец! - указала она рукой на седого мужика в пиджачке и в сапогах, стоявшего на крыле самосвала. - Облюбовал нашу улицу под щебеночный склад! Здесь дети играют. Вон какой луг! Вся наша отрада. Полынь повыдергивали по былиночке, клены посадили, а он щебень валит.

Луг и в самом деле был превосходный.

- Ну что ты хлопаешь белками? - крикнула ему сухонькая старушонка и погрозила кулачком. - Иль посреди степи места не нашел? Ослиная твоя голова!

- Давай без оскорблений, - отозвался тот с крыла. - А то придется за личность отвечать.

- Твою личность надо уткнуть в эту кучу да вывозить хорошенько! крикнула могучая женщина.

- Это что за щебень? - спросила его Мария Ивановна.

- Обыкновенно, придорожный склад.

- И сколько же его будет, щебня?

- Восемьдесят тысяч центнеров.

- Кто же вам разрешил посреди деревни открыть склад?

- Вы сперва спросите - для чего щебень? Мы дорогу делаем, по которой повезут хлеб... Целинный!

- Вам что, в степи места мало? - крикнула опять старушка.

- Я вас спрашиваю: кто разрешил в деревне заложить склад? - повысила голос Мария Ивановна.

В это время подкатил самосвал с тем знакомым нам цыганистым шофером. Он лихо развернулся, обдав пылью собравшихся, и с ходу включил подъемный механизм: кузов вздрогнул и стал подниматься.

- Остановите разгрузку! - закричала на него Мария Ивановна.

- Привет, бабуся! - крикнул ей шофер. - Рано базаришь... До города еще далеко.

- Я спрашиваю, черт вас возьми! - Мария Ивановна направилась к тому седому на крыле. - Кто вам разрешил здесь открыть склад? И кто вы? Откуда?

Тот нехотя слез.

- Я прораб дорожного управления. Разрешил нам председатель сельсовета. С вас довольно?

- Садитесь со мной, и поедем сейчас же к председателю сельсовета.

- А кто вы такая?

- Я депутат Верховного Совета. Вот мой документ. - Мария Ивановна вынула красную книжицу и протянула ее прорабу.

Тот обалдело уставился на нее и пролепетал:

- Хорошо... Сейчас... Хорошо...

Он, как-то пятясь задом, дошел до самосвала, мигом вскочил в кабину, и машина сорвалась с места. За ней понеслись, поднимая пыль, и два других самосвала. Цыганистый шофер сказал: "Вот так базар..." Поскорее опустил кузов, воровато озираясь на Марию Ивановну, и тоже укатил.

- Чуют кошки, чье сало съели, - сказал Петя.

- Дак они ушли-то на время, - сказали в толпе.

- Ничего, бабы, от меня не уйдут, - сказала Мария Ивановна. - Где у вас тут сельсовет?

- А вот поезжайте через село, там спуститесь в ложбинку, а потом колок будет - березовый лес, перевалишь через бугор - тут тебе и Голованове, отвечала могучая женщина. - А там и сельсовет.

- Поехали, Петя!

- Опоздаем в город, Мария Ивановна.

- Ничего, нагонишь!

Головановский сельский Совет. Пятистенный старый дом с высоким крыльцом. Вывеска. Красный флаг под крышей. Возле крыльца остановился "газик". Мария Ивановна вылезла из машины и стала подыматься на крыльцо.

Ее встретила пожилая морщинистая женщина в рябенькой кофточке:


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: