— Ну, что вы! Деньги давно прожиты. Ликвидировать как-нибудь по-бухгалтерски. Проводочку сделать, актик на списание. Глядишь, всё в порядке. До сих пор ведь недостача не обнаруживалась, хотя ревизий было более десятка. Значит, она как-то покрывалась.
— И вам известно, как это девалось?
— Откуда-мне знать. Я в бухгалтерии не сильна...
Зайцев сидел с Васильевой до позднего вечера. Ее показания были подробно записаны. Разговоры Васильевой с Комаровой и Рогозиной, описание переданных этим двум женщинам предметов, всё, что хоть в малейшей степени могло пролить свет на дело, было зафиксировано в протоколе.
На следующее утро, когда Зайцев пришел в прокуратуру, его уже дожидалась высокая представительная женщина. В руках она держала сумочку, поминутно доставала из нее платок и вытирала слезы.
— Разрешите мне поговорить с вами? Я Лисицина, сестра арестованной Васильевой.
— Помню, помню. Пожалуйста, проходите в кабинет.
Зайцев подумал, что сестра после разговора с ним о мальчике и матери Васильевой с кем-то посоветовалась и будет хлопотать об освобождении арестованной на время ведения следствия. Он ошибся. Лисицина молча передала ему какую-то бумагу и кольцо, на котором сверкал драгоценный камень.
— Что это такое?
— Это, — несколько торжественно произнесла Лисицына, — это Антонина Ивановна просила вручить вам.
Зайцев стремительно поднялся:
— Что это значит!
— Видите ли, незадолго до ареста Антонина приходила ко мне, оставила кольцо, письмо и просила передать их следователю, который будет вести ее дело. Она мне сказала тогда, что вещи эти очень важные. Кольцо принадлежит ее начальнице, Клавдии Борисовне, а письмо от главного бухгалтера — Анны Владимировны.
Зайцев взял записку. Она была короткой:
«Дорогая Антонина Ивановна!
30 июня к вам приезжает с внеплановой ревизией Н. Неделина. Очень прошу вас как следует подготовиться к ревизии, привести в порядок все документы и немедленно составить отчет, который сразу же высылайте в торг.
Как поживает ваша мама? Здоров ли Сереженька? Давно что-то вас не видела.
Следователь в присутствии двух посторонних граждан составил протокол о том, что принял от Лисициной кольцо и записку.
Прощаясь, Лисицина спросила:
— А письмо и кольцо не могут у вас пропасть?
— У нас такие вещи не пропадают.
— Видите ли, сестра говорила, что это очень важные вещественные доказательства...
— Можете не беспокоиться. Будьте здоровы.
Оставшись один, Зайцев перечитал записку. Вот это доказательство! Главный бухгалтер предупреждает завмага о внеплановой, то есть внезапной, ревизии! «Давно что-то вас не видела», — прочел он последнюю фразу. Надо понимать: «Давно вы мне не передавали денег». Да-а, вот тебе и главный бухгалтер... И кольцо? Зачем оно?.. Сегодня же допрошу Васильеву...
— Ах! Забыла я совсем, — сказала Васильева, когда следователь показал ей кольцо. — Мне дала его Рогозина. Совсем недавно, в мае. Приезжает под вечер на «Волге». «Антонина Ивановна, говорит, выручай! Дочку на юг отправляю, Дай сотни две, потом рассчитаемся». Я говорю: «Что вы, такую сумму?» А она в ответ: «Не хочешь помочь? Не веришь? Смотри, не пришлось бы пожалеть!» И дала кольцо, в залог, что ли. Я припрятала кольцо, а потом сестре передала и наказала отдать следователю, если меня арестуют. Ну а деньги пришлось дать, — объяснила Васильева.
Зайцеву стало ясно: надо искать дополнительные данные, подтверждающие преступную связь Васильевой с начальством. Предстояло, не вызывая до поры до времени подозрений, установить и допросить лиц, которые, с одной стороны, знали бы Васильеву, с другой — Рогозину и Комарову.
Несколько дней затратил Зайцев на допрос работников торга, однако ничего существенного они сообщить не могли. Допрос заведующего базой торга Дубина тоже ничего не дал. Только когда Зайцев стал прощаться с ним и отметил повестку, тот буркнул:
— Жулики они все.
— Кто они?
— Да начальство наше. Васильева из-за них сидит. Я десять лет в этой системе работаю, мне-то всё ясно.
— Что же вам ясно?
— Сегодня, товарищ следователь, позвольте мне не говорить об этом. Дайте ваш телефон. Через пару дней я всё как следует разузнаю и позвоню. Мне самому противно смотреть на этих казнокрадов, но я пока не хочу забивать вам голову своими догадками. Ведь нужны факты, не правда ли? А их я соберу к тому времени. Кстати, Васильева, наверное, уже рассказала, куда денежки уплыли?
— Ну, предположим, рассказала, — согласился Зайцев.
— Да я не к тому, не думайте. Просто это может быть с каждым завмагом, — заверил Дубин. — Так разрешите телефончик?..
На следующий день Зайцев вызвал Комарову.
Тяжело опираясь на палку, в кабинет вошла пожилая грузная женщина. Скромность ее одежды не произвела на следователя должного впечатления. «Подготовилась», — подумал он.
Не дожидаясь вопроса, Комарова начала говорить:
— Кто мог предполагать, что у Васильевой будет такая недостача? Всегда была на хорошем счету, всё у нее всегда в порядке. И такая неприятность!..
Зайцев ничего не возразил и приступил к допросу.
Комарова рассказала, что о недостаче в магазине ей стало известно после ревизии, проведенной Неделиной. При проверке отчета, представленного Васильевой, и сличении его с данными ревизии, она обнаружила, что к отчету не приложен один очень важный документ — накладная об отпуске товара на двадцать пять тысяч рублей магазину № 15. В отчете на это была ссылка. По словам Комаровой, она и Рогозина усомнились в правильности отчета и в тот же день, вместе с Васильевой, выехали в магазин № 15. Заведующая магазином дала официальную справку: «Никаких товаров от Васильевой не получала». Убедившись в обмане, Рогозина отстранила Васильеву от работы, а Комарова подготовила заявление в районную прокуратуру.
— Кто мог подумать, что Васильева окажется таким человеком... — начала было опять Комарова, но Зайцев прервал ее:
— Попрошу воздержаться от характеристики. Лучше скажите мне, Неделина проводила плановую ревизию или внезапную?
— Внеплановую.
— То есть внезапную?
— Если хотите, то внезапную, но это всё равно, что и внеплановую.
— Васильева знала, что у нее будет внезапная ревизия?
— Откуда же она могла знать? — удивленно пожала плечами Комарова.
— А вы ей об этом не сообщали?
— С какой стати я буду это делать? Мне-то что?
— А писем Васильевой вы никогда не писали?
— Не помню. У меня ведь много всякой переписки бывает...
«Ясно, — подумал Зайцев. — Она осторожная. Сказать «да, писала» — глупо; сказать «нет» — а вдруг мне известно о письме. Самое милое дело сказать — «не помню».
— Всё же, не было ли такого случая, чтобы вы в письме сообщали Васильевой о предстоящей ревизии?
— Я не помню.
— Хорошо. А вот ваше письмо! Узнаёте?
— Да. Это я писала Васильевой, чтобы она не задержала меня с отчетом, — тихо сказала Комарова, прочитав письмо.
— Какое же вы имели право предупреждать ее о ревизии?
— Я не должна была этого делать, — опустив глаза, ответила Комарова, — но Васильева всегда задерживала отчеты, и я хотела, чтобы она вовремя его представила.
— Скажите, вы получали от Васильевой какие-нибудь товары?
— Да, — кивнула головой Комарова. — Получила три пыльника, туфли, два отреза на пальто. Но за все эти вещи я платила ей деньги. Васильева говорила, что у нее в городе есть знакомый заведующий промтоварным магазином. Ну, я время от времени и просила ее об этих маленьких одолжениях.
— А деньги от Васильевой получали? — в упор спросил следователь.
— Какие деньги? За что? — довольно естественно удивилась Комарова...
Зайцев вместе с Комаровой выехал к ней домой, чтобы произвести обыск и изъять приобретенные через Васильеву вещи. Комарова сама показала их. Вещи были осмотрены, опечатаны и в присутствии понятых изъяты следователем. Нельзя было не обратить внимания на скромную обстановку комнаты, где проживала Комарова с дочерью и зятем. «Куда же делись двадцать пять тысяч? У Васильевой — ничего, у Комаровой — ни денег, ни обстановки...»