В тот вечер леди Бересфорд вернулась домой в очень плохом настроении, улучшению которого ничуть не способствовал полушутливый упрек леди Каупер, намекнувшей, что она могла бы получше следить за своей подопечной. Отпустив горничную, леди Бересфорд позвала к себе Памелу. Дело принимало серьезный оборот; лорд Ледерхед волочился за Дженнифер весь вечер. Леди Бересфорд была реалисткой и понимала, что возможности Памелы на рынке невест весьма ограничены. Если бы можно было как-то устранить Дженнифер, Ледерхед, несомненно, вернулся бы к своей прежней пассии: ведь до того как Дженнифер появилась на сцене и все испортила, он очень интересовался подробностями приданого Памелы.

– Но ничего, любовь моя, – сказала леди Бересфорд дочери, – еще не время отчаиваться. Утри слезы. У меня есть план. В следующий вторник, как тебе известно, герцог Девонширский устраивает маскарад.

Памела об этом, конечно, знала. Они с Дженнифер давно уже придумали себе костюмы. Она, Памела, будет Паминой в наряде из тюля, а Дженнифер будет королевой ночи, и у нее будет атласное платье. Леди Бересфорд нетерпеливо перебила возбужденный рассказ дочери о костюмах:

– Знаю, знаю; уверена, что все чудесно, но я вовсе не о том. Сегодня вечером Лутрель говорил мне, что тогда же, во вторник, будет еще один маскарад – в клубе Ватье. Представляешь, какое нахальство? Те же джентльмены, начиная с самого герцога, будут в Девоншир-Хаусе принимать в beau monde[3] и одновременно они же устраивают такой же маскарад у Ватье для… – она замолчала, опомнившись.

– Да, мамочка, я знаю, – вставила ее невинная дочь, – для Гарриет Вильсон и ей подобных. Я слышала, как Элтам говорил Ледерхеду, что это здорово придумано. В одном маскараде – beau monde, в другом – demi-monde,[4] а пропуском в оба является домино.

Шокированная осведомленностью дочери, а скорее тем, что она в ней признается, леди Бересфорд напомнила, что молоденьким девушкам не полагается знать о таких вещах.

– Но нам все это на руку, – продолжала она. – Нужно только устроить так, чтобы мисс Фэрбенк вместо Девоншир-Хауса оказалась у Ватье, и дело сделано. Даже если она выберется оттуда невредимой, этому никто не поверит.

Памела, которая была скорее глупой, чем жестокой, стала возражать против этого плана, но мать отвлекла ее, обратив внимание на практические трудности его осуществления. Сначала им придется каким-то образом удержать от поездки на бал герцогиню, потом придумать, почему они сами не могут заехать за Дженнифер, как обычно. Наконец, придется заплатить кучеру, чтобы он отвез Дженнифер к Ватье, а не в Девоншир-Хаус.

– К счастью, – сказала леди Бересфорд, – герцог лишь сегодня вернулся из Частворта, так что Дженнифер не могла до сих пор бывать в Девоншир-Хаусе и уж конечно не бывала у Ватье.

Памела все еще сомневалась:

– А что если у нее возникнут подозрения и она спросит, где она, до того как войдет внутрь? – возразила Памела. – Тогда мы пропали.

– Да, это действительно задача, – сказала мамаша. – Если бы найти ей какого-нибудь сопровождающего, который ввел бы ее в дом прежде, чем она что-то заподозрит. Но кому можно довериться? Лорд Ледерхед, конечно, не годится, а с мистером Элтамом после сегодняшнего случая она может не поехать. – В задумчивости леди Бересфорд постучала веером по зубам, затем лицо ее просветлело. – Придумала! Ведь Майлз Мандевиль тоже волочится за ней?

Памела кивнула.

– Да, и Дженнифер немилосердно ругает его за крепкие выражения.

– Прекрасно! Он очень много задолжал Бересфорду, да и за мной когда-то ухаживал. Утром пошлю за ним. А теперь спать, дорогая, и предоставь все мне.

Майлз Мандевиль, сквайр из Лестершира, основными занятиями которого были выпивка и верховая езда, любил охоту, стрельбу и женщин, – именно в таком порядке. Он был скорее удивлен, чем обрадован, получив утром надушенную записку, призывавшую его пред светлые очи его бывшей дамы сердца леди Бересфорд. Он еще больше удивился и еще меньше обрадовался, когда обнаружил ее настроенной по-деловому, с пачкой его долговых расписок в руке. Но когда она изложила ему свое предложение, он разразился таким громовым смехом, что у Памелы, подслушивавшей под дверью, едва не лопнули барабанные перепонки.

– Меня не надо подкупать этими бумажками, мэм, – сказал он, но расписки при этом порвал. – Черт меня побери, я бы сделал это из любви, или из ненависти – как вам больше нравится. Если бы эта девчонка выговорила мне один разок, а то она устраивает разносы тысячу раз! Вчера в Олмаке повернулась ко мне спиной, а все ради болтовни Лутреля и всяких глупостей. Давайте-ка я займусь ею сам.

Леди Бересфорд была рада, что в комнате не было Памелы и та не видела его выразительной ухмылки, сопровождавшей последние слова. При таком эскорте шансы Дженнифер сохранить свою честь, не говоря уже о гордости, после посещения маскарада полусвета были поистине малы.

Следующим шагом было как-то заставить герцогиню не ездить в маскарад герцога Девонширского. Достичь этого было труднее, так как герцогиня всей душой любила костюмированные балы. Леди Бересфорд посоветовалась с Маршем, но та покачала головой:

– Нет, миледи. Да простит меня миледи, но убедить ее светлость остаться дома и не ездить в маскарад… Нет, этого не смогу. Ее светлость в восторге от костюма мисс Дженнифер и собирается непременно присутствовать при ее триумфе, как она говорит. А бедная мисс Памела, не сомневайтесь, окажется в тени, эта выскочка ее победит. Королева ночи! Но я знаю, что можно сделать. Никому другому этого бы не предложила, но ради вас и мисс Памелы, зная, какой вы мне верный друг… – При этих словах она тихо спрятала в карман пухлый кошелек, который ей так же тихо передала леди Бересфорд. – Нужно лишь капнуть несколько капелек лауданума в шоколад ее светлости (а она, одеваясь, всегда пьет шоколад), и уже и разговора никакого не будет о балах и маскарадах. Что вы, что вы, – Маршем прервала испуганные протесты леди Бересфорд, – ее светлости не будет никакого вреда, просто пара капелек, от которых она просто крепче поспит ночью, а то уж много дней она как следует не спит. По правде говоря, я пыталась убедить ее время от времени принимать лекарство, особенно когда ей, бедняжке, совсем не спится, но она никак не хочет. И тогда уж всю ночь только и звонки: «Маршем, еще подушку» да «Маршем, горячего шоколаду», как будто всем, как и ей, не спится.

Леди Бересфорд, слушая эту тираду с плохо скрываемым нетерпением, наконец перебила ее:

– Прекрасно, Маршем. Вижу, вы правы. Вы тем самым окажете маме услугу. Да и стара она уже скакать по балам и раутам. Так что, – она поднялась, – полагаюсь на вас, Маршем.

– Уж будьте уверены, ваша милость.

Дженнифер, костюм которой был сшит по ее собственным рисункам, испустила вздох чистейшего наслаждения, когда наконец надела его и, повернувшись перед зеркалом, убедилась, что он сидит на ней a merveille.[5]

Если белое тюлевое платье Памелы удалось не хуже (а Дженнифер рисовала его с не меньшей любовью), они и впрямь будут королевами бала. Она перечитала записку Памелы, только что доставленную лакеем. Неудачно, что Бересфордам придется заезжать еще к леди Каупер – из-за этого они с Памелой не смогут появиться на балу одновременно, а ведь их костюмы дополняют друг друга. Ну, неважно. Они встретятся прямо там. Дженнифер с улыбкой поблагодарила помогавшую ей Бетти, подхватила свою маску и поспешила по коридору в будуар герцогини.

Маршем встретила ее у дверей, приложив палец к губам:

– Шшш, мисс Фэрбенк, наша бедняжка спит. Взгляните. – Она отступила, и, заглянув в комнату, Дженнифер увидела необычную картину: герцогиня спокойно и глубоко дыша, лежала на диване.

– Ей нездоровится? – Дженнифер хотела вбежать в комнату, но Маршем ее остановила.