Мисс Гернинг успокаивала его, как могла, говоря, что кузина вышла лишь на минуту глотнуть свежего воздуха, но кузен Эдмунд все-таки счел нужным пойти за ней. Так как все эти разговоры происходили в холле, а лакей ожидал под лестницей, ему все было слышно.

Но вскоре вернулся Эдмунд, бледный, хлопнул дверью и закричал на весь дом, так что могли слышать абсолютно все, что какой-то мужчина силой увез его кузину Дженнифер в карете каштанового цвета. Мистер Гернинг снова стал кричать, его сестра заплакала, а дочь пригрозила поступить так же. К этому моменту, конечно, все слуги уже беспардонно слушали. Они слышали, как мисс Гернинг побежала наверх и принесла записку, адресованную мисс Фэрбенк, которую нашла на полу у нее в комнате. В записке назначалось свидание в саду Темпл. Ничего не подозревая, мисс Фэрбенк пошла туда, и ее украли. Тут миссис Фостер зарыдала, а мисс Гернинг упала в обморок, уронив записку.

– И что случилось с запиской? – спросила герцогиня.

– Ух, ваша светлость, – воротничок снова стал узковат, – не знаю, правильно ли я сделал, но… Надеюсь, ваша светлость не будет сердиться, но зная интерес, который вы проявляете к молодой леди, я воспользовался случаем, – тут он вытащил из кармана смятый листок бумаги и передал ей, – и подобрал ее. Вот она.

– Хорошо, – сказала герцогиня, – ты справился лучше, чем я ожидала.

Оставшись наедине с Мэйнверингом, она расправила бумажку и прочла ее вслух: «Жизнь моя, я вижу, что не могу без вас жить. Вы должны простить меня, выйти за меня замуж. Я не могу появиться в Холборне. Умоляю, приходите в сад Темпл, к реке, как только получите эту записку. Я буду ждать вас там весь вечер, ваш покорный слуга». Да. – Она покрутила записку в руках. – Цветисто, но по существу. И подписано, Джордж, просто «М». Это ведь не твоя?

– Моя? Сейчас не время шутить, мэм. Она, очевидно, сбежала с Мандевилем. Я знаю этот его каштановый экипаж. Что ж, желаю им счастья.

– Джордж, ты испытываешь мое терпение. Ты совсем потерял голову? Ты совсем ослеп и оглох от своей страсти и не слышал, что рассказывал слуга? Мисс Фэрбенк увезли силой в этом каштановом экипаже, который, как тебе известно, принадлежит Мандевилю. Эта записка, конечно, от него. Узнать можно по стилю. Интересно, он специально написал так, чтобы она подумала, будто письмо от тебя, или ему просто повезло?

– От меня? Что вы имеете в виду?

– Господи, дай мне терпения! Ты еще не додумался? Дженнифер, конечно, расстроилась после вашей сцены, получила записку, в которой просят прощения и делают предложение, да еще и подписанную буквой «М». Конечно, она сразу же решила, что записку писал ты, и поспешила на свидание, чтобы простить и попросить прощения.

Он вскочил.

– И вместо этого встретила Мандевиля. Я никогда себе этого не прощу. Если бы только я вернулся туда, а не прибежал к вам со своими разговорами о гордости и отчаянии и разной прочей ерундой! Но мы теряем время. Благодарю от всего сердца, мэм. Вы привели меня в чувство. А теперь сделайте мне еще одно одолжение: велите заложить самых быстрых лошадей и принести дедушкины пистолеты.

– Разумеется. – Она позвонила и отдала необходимые распоряжения. – А ты догадываешься, куда он ее повез?

– Надеюсь. Мне придется на это сделать ставку. Я знаю, что его яхта в Саутгемптоне. И помню, как Гарриет Вильсон говорила, что она провела однажды ночь с ним в маленькой таверне в Эпсоме; он похвалялся, что платит хозяину за услуги. Он повезет Дженнифер туда на ночь, чтобы окончательно погубить ее репутацию, а потом увезет во Францию, чтобы избежать моей мести.

– А что будешь делать ты, Джордж?

– Убью его, если понадобится, и, что бы ни случилось, завтра же женюсь на Дженнифер. Вы можете попросить вашего кузена епископа приготовить все для свадьбы по специальному разрешению.

– Хорошо. А вот и карета. Не стреляй больше, чем нужно. И, Джордж, – окликнула она его, – что бы ни произошло, прошу – не задирай Дженнифер. Женщины любят, чтобы с ними считались.

Он повернулся и поцеловал бабушке руку.

– Мэм, только бы мне найти ее…

Конюх герцогини не привык к тому, чтобы кто-то другой правил его любимыми серыми, но одного взгляда на лорда Мэйнверинга было достаточно, чтобы уступить ему свое место. Конюх был счастлив уже тем, что ему вообще позволили ехать, а не оставили дома. Когда они на полной скорости понеслись по Парк-Лейн, он закрыл глаза и принялся молиться. А слепой нищий, наощупь переходивший дорогу, наоборот, открыл глаза, вдруг прозрев, и бросился бегом на другую сторону. В Уайтхолле они подобно урагану разметали в стороны девиц из женской семинарии, длинной вереницей тянувшихся на вечернюю прогулку. Кучер поглубже надвинул шляпу и, взглянув на слугу Мэйнверинга, улыбнулся:

– Мы, похоже, спешим!

Серые почти совсем выбились из сил, когда Мэйнверинг остановился у дверей маленькой таверны, которую узнал по описанию Гарриет Вильсон, но кучер даже не пытался протестовать.

Мэйнверинг бросил ему вожжи и поспешил к двери. Было уже поздно. Слишком поздно? Он сердито заколотил в дверь рукояткой хлыста и закричал:

– Эй, в доме, поторопитесь!

Откуда-то из кухни выползла старуха и посмотрела на него с беспокойством.

– Господи помилуй, – пробормотала она, – еще один из благородных. Будто нам сегодня мало бед… – И, повысив голос, позвала, – Джон, Джон, тут еще один…

– Иду, ма, – ответил мужской голос. Послышался разговор, потом сверху спустился низенький толстый краснолицый мужчина и передал ей таз с водой.

– Костоправ говорит делать компрессы и постоянно следить, чтобы вода была холодная. И давать ему нюхать нашатырь, чтобы он снова не отключился.

Он повернулся к Мэйнверингу:

– Прошу простить, сэр, что задержал вас, но мы совершенно выбиты из колеи сегодня. А место-то у меня всегда считалось таким спокойным, лучшим во всем Суррее.

– Жаль беспокоить вас в такое позднее время, – сказал Мэйнверинг, жалея, что не придумал раньше, как поосторожнее начать расспросы, – но я ищу одну молодую леди, которую, по моим сведениям, могли сюда привезти.

– Молодую леди, – хозяин даже поперхнулся на слове, – скорее уж молодую мегеру. И вы еще говорите «леди». Слышали бы вы, как называл ее мистер Мандевиль, когда пришел в себя! А уж он-то такой щедрый, такой приятный джентльмен. Так обойтись с ним! Да таким, как она, даже в тюрьме не место! Молодая леди, как же… Бесовка!

Мэйнверинг едва мог скрыть радость по поводу услышанного, поэтому не обращал внимания на выражения.

– Называйте ее как хотите, мой друг, только скажите, где она?

– Могу только сказать, где она должна быть: в кутузке за разбой с насилием, грабеж и не знаю, что еще, а мистер Мандевиль, такой добряк, не хочет обращаться в полицию, а ведь он пролежал без сознания с полчаса, а то и больше, прежде чем мы это обнаружили. Ведь он приказал, после того как я подал десерт, чтобы его не тревожили… Это было понятно: такая хорошенькая штучка была с ним. Хитрая бестия, как оказалось… Но откуда мне было знать, если она сидела тут и болтала о Париже и новых шляпках и еще о всяком… Откуда мне было знать, спрашиваю я, что она замышляет убийство?

– И что она сделала? – Мэйнверинг почувствовал себя гораздо лучше. Сердце, всю дорогу от Лондона выстукивавшее «слишком поздно, слишком поздно», успокоилось. Дженнифер была спасена.

– Сделала, сэр? Да не успел я отвернуться, как она хватает бутылку кларета, полную бутылку, заметьте, сэр, моего лучшего кларета, который обошелся мне Бог знает сколько за дюжину, и стукает бедного джентльмена изо всей силы по голове, обчищает его карманы, сэр, и еще у нее достает духу обмотать ему голову мокрой салфеткой, а потом как ни в чем не бывало спокойненько уходит! А он даже не хочет послать за констеблем, сэр! Никогда ничего подобного не видел: просто лежит и стонет!

– Ну, – Мэйнверинг едва не прыгал от радости, – вряд ли стоит этому удивляться. Хорош же он будет, если заявит, что его ограбила юная леди.