Акция нового витка популяризации знаменитых усов закончилась на главной площади Курска. На митинге ловкие подпевалы много говорили о спасителе губернии, обещали “собрать без потерь”. А когда отзвучали здравицы, комбайны пошли не на поля, где уже осыпался зрелый колос, а в мехмастерские — на ремонт после показушного пробега.

“Рутинеры, пошляки и консерваторы” опять досаждали “им” воспоминаниями о прошлой жизни, когда не девять, а тысяча восемьсот комбайнов прибывало в область к уборочной, и они бережно грузились на платформы в Ростове, новые, едва обкатанные, шли на поля.

Усы, шевелясь, в уме подсчитывали масштаб своей значимости, и выходило, что они к прежнему невзрачному пуританину — секретарю обкома — относились как 1 к 200.

Конечно же, недолго оставляла их в висячем состоянии жизнелюбивая натура носителя. Шерше ля фам, говорили они самим себе, садились в “ауди” и мчали в Рыльск.

— Ируль, венчаться поехали!

Труба звала бабенку в счастливое будущее губернаторской половины, единственной обладательницы несравненных усов и самого “дорогого Сашули”.

А знакомый по инаугурации поп хоть и под “их” властью ходил, однако вдруг засомневался.

— Насколько мне известно, вы не разведены с прежней супружницей. Может быть, я ошибаюсь. Скорее всего, мои сведения, конечно же, устарелые. Однако хотелось бы удостовериться из первых уст, так сказать.

— Какими глупостями свою голову забиваешь! Та жена у меня будет светская, а эта — духовная. Неужели непонятно? Давай, начинай.

— Не могу, ей-Богу, не могу. Сана лишат. Анафеме предадут. Пощадите вы меня, Александр Владимирович.

Усы растопорщились, разгневались.

— Ну погодите, и с вами, черноризцами, я еще разберусь!

Как искренне, как чувствительно вибрировали усы в этом же храме на помазании, и в “их” повлажневших глазах мерцал огонек свечи, будто из самой души.

А прежде, на инаугурации в областном театре драмы, усы лихо подкручивались.

И в театре, и в церкви они чувствовали себя как дома, переняв артистичность и режиссерский цинизм, конечно же, от усов Никиты Михалкова.

Вот и диссертацию “по аграрному вопросу” они защищали опять же в театре — уже напористо венчались здесь на докторскую. Хамовато затыкали рот единственному бескорыстному оппоненту — профессору Наталии Голиковой.

Никуда не деться от мучительного комплекса высшего пилотского образования, все кажется, что в тебе солдафона видят из-за выправки этой, из-за усов. Все время надо доказывать, что ты умный и талантливый.

Вслед за аграрной продвигать диссертацию архитектурную.

— Мы перестроим весь Курск!

И в угаре “реформ”, не замечая собственной пошлости, прямым текстом говорить Михайлову, тому самому, который ему власть отдал, подчиняясь проклятому демократическому централизму, ценя выше всего товарищество партийное, интересы народа, мнение интеллектуалов из НПРС:

— Слушай, Михайлов, чего ты такой смурной ходишь. Ну давай мы тебе построим дом трехэтажный. Дадим департамент какой-нибудь.

— Александр Владимирович, вы, помнится, обещали в областную законодательную власть не вмешиваться. Такое было у нас негласное условие. Вы честное слово офицера давали…

— Ты чего, только из пеленок? В политике друзей нет!

И коммуно-патриотически-либерально-демократические усы затряслись в здоровом смехе.

В Курске “их” зовут вторым Жириновским, а мне становится обидно за Владимира Вольфовича, который не делал свою политическую карьеру на крови, если и посылал дивизии в последний бросок на юг, то лишь теоретически, и никогда не изменял своим либерально-демократическим убеждениям.

Хотя методы “работы” схожие, это бесспорно.

Организовывают и “они” для себя час эфирного времени на областном телевидении и талантливо промывают мозги. С жаром, энергией образца осени 1993 года. Я смотрю на этот “крупный план” и вспоминаю тот октябрь. Усатая харизма опять обольщает меня, заставляет верить в мужественность и народность, но я-то вижу в этом лишь профессиональную, убедительную игру, а вот курский мужик еще находится в помрачении очарования.

Курские учителя еще идут к “всенародному губернатору” и просят дать автобус, чтобы съездить в Москву на забастовку, но “они” уже говорят:

— Пятнадцать суток я вам дам, а не автобус!

И уже в беседах, отнюдь не доверительного характера, “они” с почтением перечисляют имена великих людей нашего времени, для воплощения идей которых еще не созрела немытая курская губерния: Чубайс, Немцов, Лужков и Ельцин…

С новой женой запросто являются эти усы на приемы, презентации курско-московского бомонда.

Мадам тоже не робеет — меня, мол, не трожь: сами — с усами!

Владимир Винников

“Я последним из наших ушел с корабля…”

Шестеро маленьких, по сравнению со своими цюрихскими коллегами, “гномиков” побывали в гостях у президента. Встреча явно была рассчитана на широкую публику и призвана продемонстрировать, что в РФ — еще не полный беспредел, что есть кому крепко держать штурвал и верно прокладывать курс корабля российской государственности. Схватка за постсоветский корабельный груз, “карго” в туземном пиджин-инглиш, грозила, понимаешь, переходом в полный оверкиль: Потанин все акции-облигации тащил на сторону своего ОНЭКСИМа, а его друзья-конкуренты уже готовились дырявить борт на той стороне и топить всех присутствующих там в мутной воде компромата, если не в их собственной теплой кровушке — отбирать приглянувшееся карго обратно.

Здесь-то вновь понадобился Ельцин: не зря ведь его в президенты протолкнули год назад все те же туземные гномы, помешавшиеся на карго и черно-зеленых бумажках. Он, насколько мог доходчиво, объяснил зарвавшимся банкирам, что кое-какие грузы будут переброшены и на их сторону, что, хотя взятого Потаниным-Чубайсом обратно не вернуть, но и всем остальным достанутся кусочки жирного государственного пирога. Не знаю, какие уж гарантии давал дельцам от приватизации отец-гарант всей нашей нынешней жизни, но те увещеваниям вроде бы вняли, заявили, что проблем больше нет и разбежались по своим финансовым каютам-подземельям с новой силой копать под конкурентов.

Деньги — объект, не признающий художественной самодеятельности как жанра. В их круговороте существуют свои законы, нарушать которые более-менее безнаказанно можно только в случае причастности к высшим и тонким сферам земноводного действия. Например, к сферам власти. Год назад Ельцин сконвертировал деньги, раздобытые своими нынешними собеседниками, в президентское кресло. Те в ответ, естественно, рассчитывали сконвертировать подаренную Борису Николаевичу власть в еще большие деньги: согласно взносу каждого. Именно это, наконец, было им обещано. Не придется ли только обещанного еще три года ждать — до выборов-2000?

На недавней “встрече с населением” в Орловской губернии ТВ специально озвучило очередную бессмертную фразу всенародноизбранного, что, мол, газетная критика улучшает Чубайсу пищеварение, и тот сильно беспокоится, когда ее не слышит. Устроители шествия гномов и парада банковских планет в президентском кабинете могут быть довольны: их погасшее солнце все еще находится в центре мироздания по Птолемею.

Сегодня на палубе беспредельной “эрэфии” на неделю-другую воцарилось “бабье лето”, которое по ту сторону Атлантики именуют почему-то “индейским”. Затишье. Обвис на мачте “Веселый Роджер”. И только молнии из черных кризисных туч на североатлантическом горизонте внушают подозрения, что мы оказались в малоприятном месте, именуемом “глазом тайфуна”. Вот-вот вокруг начнется такое, что внутренние разборки на борту покажутся невинными забавами состарившихся раньше времени мальчиков. А во время шторма спасать корабль будут вовсе не наши “гномики” — их-то, скорее всего, стошнит, как крыс, от этой круговерти. И нырнут они с тонущего корабля на какую-нибудь родственную финикийскую подлодку: под водой ведь почти как под землей, гражданство позволяет.