Ноябрь застал его в Кейп Верде, где он упустил выслеживаемый караван судов. Его захват возместил бы Англии потери от конфискации зерна. Тогда Дрейк обратил взор на прекрасный город Сантьяго, захватил его, отдал на разграбление матросам и вполне довольствовался бы местью, если бы не варварски убитый юнга, напомнивший ему о принявших здесь мученическую смерть плимутских моряках. Сэр Фрэнсис предал город огню и отплыл, оставив после себя груду пепла, чтобы показать королю Филиппу: варварство отнюдь не привилегия Испании, и закон мести всегда существовал и будет существовать, пока есть люди, способные мстить. Пусть его самое католическое величество уразумеет, что краеугольный камень христианства, самым ревностным защитником коего он себя почитает, заповедь: «Как хотите, чтобы с вами поступали, так поступайте и вы» и напротив: не причиняй другим горя, от которого страдал сам. И чтобы король, так страстно увлеченный спасением душ других, не утратил возможности спасти свою собственную, предав забвению великую заповедь, сэр Фрэнсис был намерен напоминать ему об этом при каждом удобном случае.
Флотилия отпраздновала Рождество в Сан-Киттс и, отдохнув, направилась с визитом в Сан-Доминго, великолепный испанский город, где, прославляя величие Испании, великие замыслы Старого света воплотились в дворцы, замки, соборы. Он оказался орешком покрепче, чем Сантьяго. Испанцы пытались всеми силами воспрепятствовать высадке англичан. Они палили из пушек, и осколком ядра был убит офицер, командовавший десантным отрядом, в котором был Джервас Кросби. Преисполненный отваги, Джервас принял командование десантом на себя, умело вывел свой отряд на соединение с авангардом, которым командовал Кристофер Карлайль, и она ворвались в город.
Впоследствии Карлайль доложил Дрейку о смелом поступке Джерваса, и Дрейк узаконил самовольно присвоенное Джервасом звание.
Тем временем замок сдался, и англичане потребовала выкупа. Сокровища уже были вывезены, и Дрейк смог вытрясти из губернатора лишь двадцать пять тысяч дукатов, да и то, когда превратил в груду обломков шедевры из мрамора.
За Сан-Доминго последовала Картагена, оказавшая еще более упорное сопротивление, но взятая с бою. Здесь молодой Джервас Кросби снова продемонстрировал свою неустрашимость, когда штурмовал со своим отрядом стены замка и отражал атаки испанской пехоты. Захваченный город избежал участи Сантьяго и Сан-Доминго, уплатив безоговорочно выкуп в тридцать тысяч дукатов.
Цель была достигнута: король Филипп убедился, что английские моряки не намерены терпимо относиться к деятельности инквизиции.
Разрушив по пути испанский порт во Флориде, флотилия Дрейка взяла курс домой и вернулась в Плимут в конце июля, доказав всему миру, что могущественная империя не так уж неуязвима, и сделав войну неизбежной, ибо еще колебавшийся король Испании не мог проигнорировать брошенную ему латную перчатку.
Джервас Кросби, вернувшийся в Арвенак, был не чета юноше, ушедшему в плавание почти год тому назад. Риск, преодоление опасностей закалили его, а накопленный жизненный опыт и знания, включавшие хорошее знание испанского языка, придали уверенности в себе. К тому же он был загорелый и бородатый. Джервас явился в поместье Тревеньон, самодовольно полагая, что тому, кто завоевал испанские города, завоевать сердце леди Маргарет сущий пустяк. Но леди Маргарет, ради которой он описывал свои подвиги графу, осталась равнодушной, а граф и вовсе не желал его слушать. Когда Джервас все же навязал ему роль слушателя, его светлость назвал Дрейка бессовестным пиратом, а узнав, что он приказал повесить несколько монахов в Сан-Доминго, и убийцей. Дочь была того же мнения, и Джервас, чьи славные подвиги у берегов Испания были восприняты с таким презрением, возмутился до глубины души.
А объяснялось это тем, что граф Гарт был воспитан в католической вере. Он уже давно не исповедовал христианство в любой форме. Твердолобая нетерпимость священников разных конфессий отвращала его от религии, а ученые занятия и размышления, в особенности о философских взглядах Платона, вызывали у него настоятельную потребность в более благородном и широком представлении о Боге, чем в известных ему вероучениях. Но в подсознании, независимо от философских взглядов, жила неискоренимая привязанность к вере отцов, вере своей молодости. Конечно, это была сентиментальность, но она определяла его суждения в тех редких случаях, когда граф позволял себе хоть как-то откликаться на проблемы, волнующие его сограждан. Подспудная слабость графа к католичеству невольно создавала в доме Тревеньонов ту атмосферу, в которой росла и воспитывалась Маргарет. К тому же, как и большинство людей ее круга — а у нас нет оснований сомневаться в правильности сведений об общественном мнении в Англии, которые поставляли королю Филиппу — Маргарет не могла вырвать из сердца симпатию к обреченной на смерть королеве Шотландии, томившейся в английской тюрьме. Разумеется, и леди Маргарет испытывала почти повсеместную в Англии антипатию к Испании, досадовала на зверское обращение с ее сородичами; она, дрожа от ужаса, слушала рассказы о злодеяниях инквизиции, но все это умерялось в ней склонностью считать короля Филиппа испанским Персеем, вознамерившимся спасти шотландскую Андромеду.
Когда взбешенный Джервас ушел не прощаясь, она проводила его улыбкой. Но потом Маргарет призадумалась. А вдруг ему нанесли такую глубокую рану, что он больше не вернется? Она честно призналась себе, что будет очень сожалеть, если ее опасения сбудутся. В конце концов, они с Джервасом были друзья, и она вовсе не хотела, чтобы старая дружба оборвалась таким образом. Очевидно, и Джервас не собирался порывать с ней. Через два дня, поостыв, он явился снова, и в ответ на приветствие: «Рада видеть вас, господин пират!» — благоразумно рассмеялся, расценив ее слова как шутку. Джервас решил поцеловать Маргарет по давнему обычаю, но она уклонилась, сославшись на его бороду: мол, целоваться с бородатым все равно, что обниматься с медведем.
Приняв к сведению это заявление, Джервас явился на следующее утро выбритый, как пуританин, и это вызвало у нее приступ смеха; Джервас рассердился, грубо схватил ее и несколько раз поцеловал насильно, просто со злости, чтобы показать: у него хватит мужества получить желаемое, не унижая себя просьбами.