Наконец он выпустил ее из объятий, готовый повеселиться в свой черед. Но не тут-то было. Маргарет стояла напряженная, как струна, еле переводя дыхание; лицо ее побледнело, на скулах выступили красные пятна, золотистые волосы растрепались, голубые глаза метали молнии. Маргарет молча глядела на него. Он прочел в ее лице лишь оскорбленное достоинство и сдержанную ярость, и это обескуражило его. Джервас понял, что вел себя глупо.

— Клянусь честью, — начала она со зловещей холодностью, — вы, вероятно, полагаете, что находитесь в Сан-Доминго?

— В Сан-Доминго? — повторил он, вникая в тайный смысл слов Маргарет.

— Разумеется, там вы и научились обращаться с женщинами подобным образом.

— Я? — Джервас почувствовал себя уязвленным. — Маргарет, клянусь Богом…

Но Маргарет не собиралась слушать клятвы и резко оборвала его:

— Но здесь поместье Тревеньон, а не город, захваченный пиратами, и я — леди Маргарет Тревеньон, а не какая-нибудь несчастная испанка, жертва пиратского набега.

Теперь Джервас, в свой черед, дал волю негодованию.

— Маргарет, как вы могли подумать, что я… что я…

Джервас не находил слов от возмущения. Те, что приходили на ум, не предназначались для ушей женщины. И Маргарет, обнаружив его ахиллесову пяту, метнула в рану стрелу мести:

— За такими привычными ухватками, несомненно, большой опыт, сэр. Я рада даже ценой оскорбленного достоинства узнать, о чем вы умолчали, бахвалясь своими подвигами перед моим отцом. Вы похвалялись, что многому научились в тех краях. Но на вашем месте я бы поостереглась применять свои навыки в Англии.

Джервас понял по ее намеренно язвительному тону, что она осуждает его безоговорочно, и все оправдания и доводы бесполезны. Чтоб оправдаться, нужны доказательства, а где взять доказательства? К тому же Маргарет и не собиралась их выслушивать, и оставила его одного, обескураженного и бесконечно униженного. Он решил, что бежать за ней бессмысленно, и вернулся в Арвенак, положив, что скверное впечатление, произведенное им, со временем сгладится, а ужасные подозрения рассеятся.

Но времени, как оказалось, у Джерваса было мало. Не прошло и месяца, как сэр Фрэнсис снова затребовал его в Плимут. В любви Джервасу не везло, но Дрейк прочил его в морские волки, ему были очень нужны такие люди. Война была неизбежна. Теперь уже в этом никто не сомневался. Огромная флотилия строилась на испанских верфях, а тем временем во Фландрии принц Пармский собирал в кулак отборные воинские части в Европе, чтоб начать вторжение в Англию, когда прибудет флот.

Джервас отправился попрощаться с Маргарет и ее отцом. Лорда Гарта он нашел, как всегда, в библиотеке. Высокий, сухопарый, он сидел, закутавшись в халат, в черной бархатной танке с наушниками, погруженный, по обыкновению, в ученые размышления. Безделье Нерона при пожаре Рима показалось бы Джервасу куда более простительным, нежели поглощенность лорда Гарта научными трактатами тысячелетней давности в такое время. Чтобы пробудить его от непатриотичной летаргии, Кросби заговорил об испанском вторжении, как будто оно уже произошло. Но человека, увлеченного космогонической теорией Платона, по которой Земля, Солнце, Луна и все видимые небесные тела — всего лишь песчинки во Вселенной, не заставишь интересоваться такими пустяками, как империи.

Традиции и аристократическое воспитание не позволяли графу выказать раздражение, хоть его оторвали, к его неудовольствию, от научных занятий. Он вежливо пробормотал: «Бог в помощь», — тем самым положив конец прощанию.

Джервас отправился на поиски графини. Стоял чудесный осенний день, и Маргарет сидела в саду в компании кавалеров. Среди них был красивый бездельник Лайонел Трессилиан. Джерваса беспокоило, что он зачастил в поместье Тревеньон. Молодой Питер Годолфин приходился родственником Маргарет, но дальним, и наверняка хотел стать близким. Было там и с полдюжины других любителей побренчать на лютне, в кружевах и лентах, затянутых в модные, узкие в талии камзолы, в коротких, расклешенных на испанский манер штанах. Джервас надеялся, что известие о войне потрясет их, выведет из состояния беспечного легкомысленного довольства собой.

Не обращая внимания на кавалеров, он обрушил новость на Маргарет:

— Я пришел попрощаться. Меня вызывает адмирал. Принц Пармский готовит вторжение в Англию.

Известие произвело бы большее впечатление, если бы не дерзкое замечание Годолфина:

— Вероятно, принц Пармский не слышал, что адмирал вызвал мистера Кросби.

Последовал взрыв смеха, однако Маргарет даже не улыбнулась. Это подбодрило Джерваса.

— Он еще услышит, сэр, — парировал Джервас. — Если вы, джентльмены, остающиеся дома, хотите что-то передать принцу, я постараюсь вручить ему ваши послания.

Джервас с удовольствием повздорил бы с любым из них или со всей компанией. Но они не доставили ему этого удовольствия. Они были слишком хитры, эти лощеные джентльмены, а присутствие Маргарет не позволяло ему открыто выразить им свое презрение.

Вскоре он откланялся, и Маргарет зашла вместе с ним в дом. В холодном зале, облицованном серым камнем, она остановилась, и он понял, что пришла пора прощаться. Когда Маргарет подняла глаза, в них была печаль.

— Стало быть, начинается война, Джервас?

— Судя по письмам и срочности вызова — да. Адмирал требует, чтобы я выехал немедленно. Ему нужны люди.

Она положила ему на предплечье руку, прекрасную руку с длинными пальцами. Она казалась беломраморной на темно-красном бархате его камзола.

— Храни тебя Бог, Джервас, да поможет он тебе вернуться живым и невредимым, — сказала она.

Это были обычные слова, приличествующие случаю. Необычным был тон, которым она их произнесла. Он должен был подбодрить Джерваса, хоть тот был не робкого десятка, а порой, как мы видели, слишком смел. Он мог поцеловать Маргарет и не заслужить упрека. Но Джервас не догадался. А ведь не воспользоваться поводом, который дает женщина, еще оскорбительней, чем воспользоваться поводом, который она не дает. И хоть ласковый тон и печаль в глазах Маргарет заставляли сильнее биться его сердце, тревога не оставляла Джерваса.