5 . Феодора (так звали августу) своим рождением сделала честь Пафлагонии, городку Эвиссе, родителю Марину (человеку не безвестному и скромному, а друнгарию или, по утверждению иных, турмарху), матери Феоктисте, именуемой Флориной (оба родителя возросли в благочестии, поклонении святым иконам и, в отличие от всех своих современников, их не отвергали, а, напротив, любили и почитали безмерно). Феодора давно была увенчана царской короной[11] , а ее мать Феоктиста возведена в сан зосты и патрикии. И вот эта Феоктиста[12] начала приглашать в свой дом, купленный ею у патрикия Никиты (он был расположен там, где стоит ныне монастырь Гастриев), дочерей Феодоры – а было их пятеро: Фекла, [43] Анна, Анастасия, Пульхерия и Мария, – завлекала их подарками, коими прельщается обычно женский род, и, обращаясь к каждой в отдельности, молила и заклинала их не робеть, пересилить свою женскую природу, мужаться, решиться на дело, достойное вскормившей их груди, отвергнуть отцовскую ересь, прижать к сердцу и поцеловать образа и святые иконы. И с этими словами она вкладывала их в руки девочкам (она хранила иконы в специальном сундуке), прикладывала к лицу и к губам, благословляла их и побуждала любить образа. Так делала она постоянно, возбуждала во внучках любовь к иконам, и это не осталось тайной для Феофила, который однажды спросил, что за подарки получают они от бабушки и какой благодарности та от них ждет. Остальные очень разумно, словно из ловушек, удачно смогли выпутаться из его вопросов. А вот Пульхерия – совсем младенец и возрастом и умом – назвала и ласки, и много фруктов, прибавив сюда и поклонение святым иконам, при этом в простоте душевной еще и сказала, что много у нее в сундуке лялек, которые она целует и прикладывает к лицу и голове. Ее лепет привел царя в бешенство, но от суровых и жестких мер удержали его достоинство и благочестие этой женщины, но не меньше также и ее право свободной речи[13] (она в открытую порицала непрекращающиеся гонения на исповедников, осуждала его откровенную ересь и только одна и высказывала в открытую всеобщую к нему ненависть). Поэтому царь ограничился тем, что преградил к ней доступ своим дочерям и воспрепятствовал частым их посещениям.

6 . Нечто подобное случилось и с Феодорой. Был у царя один увечный мужичонка по имени Дендрис, ничем от гомеровского Терсита не отличающийся, речью он обладал невнятной, возбуждал его смех, и во дворце его держали ради увеселения. Как-то зайдя в царицыны покои, он застал ее прижимающей к сердцу божественные иконы и со рвением подносящей их к своим глазам. Увидев такое зрелище, сей помешанный спросил, что оно означает, и подошел поближе. На что она ответила на народном языке[14] : «Это мои дорогие ляльки, я их очень люблю». Царь в это время угощался за столом и, когда тот зашел к нему, спросил, где он был. И он ответил, что был у мамы (так он именовал Феодору) и видел, как она из-под подушки доставала красивых лялек. Царь все понял, воспылал гневом и, как встал из-за стола, сразу отправился к жене, осыпал ее всякой бранью и бесстыдным языком своим обозвал идолопоклонницей и передал слова помешанного. На что она, уняв гнев, сразу ответила: «Не так, совсем не так, царь, понял ты это. Мы со служанками смотрелись в зеркало, а Дендрис увидел отраженные там фигуры, пошел и без всякого смысла донес о том господину и царю». Так удалось ей тогда погасить царский гнев, а через несколько дней она принялась наставлять Дендриса, убедила его держаться тихо и сказала, чтобы никому не сообщал о красивых ляльках. И вот как-то разгоряченный питьем, озлобившийся на Феодору Феофил спросил Дендриса, не целует ли снова мама красивых лялек. А тот, приложив правую руку к губам, а левой держась за задние свои части[15] , ответил: «Помалкивай, помалкивай, царь, молчи о ляльках». Так это было. [44]

7 . Жил некий муж, славный воин, обладатель сильной руки и доброго коня, и вот случилось так, что стратиг, начальник воина, воспылал любовью к коню, не раз спасавшему и избавлявшему от смерти этого человека. Всякими способами и посулами выпрашивал он коня у воина (при этом обещал много за него заплатить), однако не преуспел и попытался действовать силой, но и здесь потерпел неудачу, сместил воина с должности и всячески оговорил его перед Феофилом. И вот остался жить воин у себя дома, владея конем себе на радость. Успело пройти достаточно времени, которое звало на битву сего воинственного мужа и в то же время источало его силы, как это часто случается с людьми, постигнутыми тяжелыми испытаниями. И тут на несчастье мужа начал Феофил разыскивать себе хорошего коня. И приказал письмами всем чиновным и должностным лицам найти и отправить ему такого-то и такого-то коня. Воспользовавшись случаем, стратиг уже насильно забрал у воина лошадь и отправил ее императору как свою. Вот в чем заключалась причина, вот как воин лишился коня. Потом по какому-то стечению обстоятельств приказал царь, чтобы все, в том числе и выбывшие из строя по разным причинам, шли на войну и этим приказом лишил жизни воина, отправившегося воевать без своего доброго коня и оставившего жену и детей в нищете. А что жена? Слышавшая о доступности и справедливости царя, подогреваемая любовью к мужу и не знающая, как достать детям средства к жизни, она прибывает в царственный город и в тот день, когда царь обычно отправлялся во Влахерны, видит Феофила, садящегося на коня ее мужа. Пав на колени, она скорбно стала молить царя и, схватив коня за узду, сообщила, что это ее конь и никто другой, как он сам, виноват в смерти ее мужа. Изумленный и пораженный смелостью женщины, ни о чем не имея представления, царь распорядился задержать женщину до его возвращения во дворец и, вскоре вернувшись туда, велел ее позвать. Она тотчас перед ним предстала и ясно рассказала обо всем. Тогда приказывает Феофил явиться стратигу и устраивает подробное дознание о коне. Стратиг утверждал было, что получил коня в добычу и послал царю не чью-нибудь, а свою лошадь, но тот представил ему живую улику – опровержение его речей. И не смог стратиг, глядя в глаза женщине, щеголять ложью, сам превратился в жалкого просителя и припал к стопам Феофила. А что царь? Ту женщину вместе с ее детьми – назначил на равных правах наследниками состояния стратига. Его же снял с должности, и всем стал известен справедливый суд царя и его ненависть к стяжателям[16] .