- Граждане славного города Кольберга! Во исполнение приказа магистрата всем велено сходиться на рыночную площадь, где в час пополудни будут преданы огню три ведьмы, напускавшие порчу на людей и скот, а также заподозренные и уличенные в любострастных сношениях с дьяволом! Спешите! Зрелище поучительное и предостерегающее для всех, кто не крепок в вере!

Петр был крепок в вере, но не верил в колдунов, а поэтому потащился вслед за спешащими на площадь горожанами, в основном женщинами и детьми мужчины бали заняты работой, а старики, должно быть, так много повидали на своем веку, что казнь каких-то ведьм была им совсем не интересна. Пока он правил, в Москве сожгли каких-то чародеев, но Петр не видел казни, хоть и знал, что сжигают в срубе, и прежде, чем людей коснется огонь, они умрут от дыма, поэтому в таком сожжении проявлялось милосердие к приговоренным. Но даже к такому виду казни обличенных в колдовстве или ереси Петр питал предубеждение, поэтому, когда патриарх Иоаким просил его дозволить казнь через сожжение немца Квирина Кульмана, открыто заявлявшего, что он - Иисус Христос, Петр дал свое согласие неохотно. Теперь же предоставлялась возможность увидеть настоящих ведьм...

Три стоба на площади уже были обложены связками хвороста, на столбах цепи. Ведьм привезли на площадь в повозках, под сильным караулом, словно дьявол не сумел бы, если б возникло у него желанье, справиться со стражей. На особые подставки у столбов взошли три женщины, правда, одну из них и женщиной-то ещё нельзя было назвать - девчушка лет шести. В руках она держала крошечный крестик и что-то лепетала, глядя на него. Цепями её тельце было притянуто к столбу, поодаль привязали молодую женщину, а чуть в стороне - старуху.

Меж тем собралась толпа зевак, и Петр, недоумевая, как же такая маленькая девочка сумела стать колдуньей, напускала порчу на людей да ещё была уличена в "любострастных сношениях", спросил у молодого человека, одетого в черный студенческий кафтан, при шпаге и с треуголкой под мышкой:

- И этот ребенок тоже ведьма?

- А что тут странного? - охотно и весело отвечал студент. - Во-первых, в колдовстве уличили её мать, вон ту молодку, а во-вторых, девчонку видели за городом, когда играла с жабой. Суд Кольберга весьма справедлив и даже милосерден, поэтому Грету, ту, что вы назвали ребенком, перед сожжением незаметно для толпы удушат. Но её матери, которая так и не признала своей вины, придется помучиться - её сожгут на открытом огне, таков закон.

- Ну, а старуха? - спросил Петр, у которого вдруг задрожали руки, так что пришлось покрепче сцепить ладони.

- Старуха? Так это же мать колдуньи, а разве матерью ведьмы может быть праведная женщина? Впрочем, под пыткой и она призналась, что летала с дочерью и внучкой на шабаш, а также промышляла тем, что в окрестностях Кольберга собирала травы, козий помет, дохлых лягушек и помогала готовить из этой гадости приворотные зелья.

- Все они, как я слышал, были возлюбленными дьявола?

- Да, несомненно! В "Молоте ведьм" прямо говорится, что любая колдунья становится любовницей черта, который спешит закрепить свою власть над ведьмой введением в неё своего тлетворного семени. Возраст ведьмы для дьявола не помеха. К тому же главная ведьма очень красива и, как говорили, была верна супругу, а красота и добродетельность, согласно науке, являются прямыми индикиум, то есть признаками колдовства.

Петр видел, что молодой человек весь в предвкушении занимательного зрелища, а также гордится своей осведомленностью относительно повадок ведьм. Не отводя взора от ужасных приготовлений к казни, сквозь стиснутые зубы Петр по-немецки спросил:

- И часто в германских государствах жгут ведьм?

- Нет, теперь не часто, - с заметным огорчением отвечал студент. Десять казней за год - разве это много? Лет сто, даже пятьдесят назад с колдовством боролись куда усердней, правда, не в Кольберге, конечно. Я слышал, что ещё недавно в Брауншвейге позорные столбы стояли густым лесом перед городскими воротами, сжигали даже в маленьких городках в год по тысяче прислужниц дьявола, по шестьдесят - по семьдесят зараз*. Представляешь, какую песню затягивали ведьмы, когда огонь начинал кусать их за ноги! Однажды в Оснабрюке я был на таком вот представлении - волосы встали

* Последнее массовое сожжение колдунов и ведьм в Германии состоялось в Зальцбургском архиепископстве в 1678 г., когда казнили сразу 97 человек. Всего в Германии погибло на кострах около 1000000 человек. Последняя ведьма была сожжена в Вюрцбурге в 1748 г. В Польше и Германии процессы над ведьмами процветали ещё в 1790-х гг. В России смертная казнь (не говоря уже о "колдовских процессах") была фактически отменена в 1757 году. - Прим. автора.

дыбом от их воя! Что делать? Я сам учусь на богословском факультете в Кенигсбергском университете и уверен твердо, что колдовство нужно вырубать под самый корень. Ну, не мешай-ка мне, приятель, вон уж главный палач пришел.

Словно теми же цепями, что держали у столбов несчастных женщин, был прикован взгляд Петра к картине подготовки к казни. Вот пришел то ли городской судья, то ли бургомистр. То и дело оглаживая белый, завитой парик, он читал приговор бесстрастным голосом, будто делал это каждый день. Старенький священник поочередно влез по лесенке к каждой из колдуний, и Петр увидел, что самой младшей ведьме от ужаса даже не хватило сил прикоснуться губами к кресту и выслушать последнее напутствие святого отца.

Судья махнул рукой, и толпа, точно этот жест относился к ней, привстала на цыпочки, подалась вперед. Все эти люди, много слышавшие о казни ведьм, но или не видевшие её в своем городе, или видевшие, но пришедшие на площадь, чтобы снова прикоснуться через тепло горящего огня к запредельному, страшно-манящему, жадно следили за возней палача. Петр же не спускал глаз с маленькой девочки, отчаянно завопившей, когда палач с факелом подошел к её столбу:

- Па-па-а-а! Отвяжи меня-я! Отвяжи-и-и!

И этот призыв, брошенный в безучастную, молчащую толпу, подобно огромному стальному коловороту, которым Петр в Саардаме проворачивал в бревнах дырки, вонзился в его сердце. Расталкивая зевак своими могучими плечами, не видя перед собой ничего, кроме столба с привязанным к нему ребенком, Петр ринулся к лобному месту:

- Кто это? Остановите его! Солдаты! Солдаты! - закричал судья, видя приближающегося к месту казни великана с космами длинных волос и с сумасшедшими, дико сверкающими глазами.

Солдаты бросились к Петру, двое схватили его за руки, но он отшвырнул их не глядя, точно это были дети. Ногой он отпихнул вязанки хвороста, схватился руками за цепи, обвившие тельце девочки, стал искать скрепу, что соединяла концы, а маленькая ведьма все шептала ему:

- Спаси меня, спаси! Христа ради, спаси!

Но подбежавшие солдаты, прикладами ружей метя в затылок, оглушили Петра, он рухнул на землю, более не способный бороться, и когда огонь запылал, а палач из милосердия под завесой взлетевшего выше столбов дыма накинул на шейку маленькой колдуньи намыленную веревочную петлю, его уже волокли куда-то, и зрелище казни так и осталось за пределами его чувств и рассудка.

"Вот, вкекался в погань... - проговорил внутри какой-то голос, когда Петр очнулся в кромешной тьме, на чем-то сыром. Повсюду цвинькали падающие в воду капли, пищали мыши. - Матросом быть хотел, а царево вылезло - на чужом огороде свою морковку захотел сажать".

Петра держали в сыром застенке без пищи и воды три дня, и он уже не рвался к дверям, не колотил в них, не требовал открыть - все было безразлично ему, лишь бы оставили в покое. Но как-то раз дверь отворилась, кто-то приказал: "Поднимайся и выходи".

В просторном светлом зале на фоне большого гобелена сидели люди в черных мантиях и париках. Петр услышал, как один из них сказал другому:

- Только давайте поскорее. У нас мало времени, чтобы заниматься всякой сволочью.

- Итак, - тут же заговорил тот парик, к которому адресовали просьбу, мы хотим узнать, кто ты и почему вознамерился препятствовать производству казни над признанными виновными в колдовстве? Приговор был окончательным и обжалованию не подлежал. Говори, или же твое молчание будет истолковано как знак неуважения к суду, что влечет за собой смертный приговор - тебя повесят завтра же.