Пролог

Дрем, пошатываясь, пробирался сквозь туман, решительно переставляя ноги. Ботинки стучали в такт пульсирующей голове. Холодные капли стекали по его лицу, но какие из них были из-за дождя, а какие — от пота, он сказать не мог.

Дрем коснулся лба: даже несмотря на холодную и сырую погоду, кожа была горячей.

«Да, это лихорадка, — подумал он. Разве это не прекрасно? Всё, чего он сейчас хотел, — это лечь, свернуться калачиком в углу своей хижины и заснуть; но если он не отработает сегодня в лечебнице, то ему будет нечего есть. — Ещё чуть-чуть, — уговаривал он себя. — Может, сестра Рея даст мне немного отдохнуть, прежде чем отправит работать».

Монахиня была доброй женщиной — так и должно быть, если заведуешь лечебницей в трущобах — и она, вероятно, не будет слишком требовательна, когда увидит, в каком состоянии находится Дрем.

Туман превратился в морось, и Дрема начало трясти. Отвратительная, мерзкая дымка накрыла трухлявые, разваливающиеся жилища и разбитые дороги. На главной улице почти не осталось людей — все пытались скрыться от непогоды.

Трое грязных детей — оборванцев-адали — подобрали свои камешки и бросились врассыпную, подпрыгивая, как испуганные оленята. На другой стороне дороги женщина, продающая хлеб, проклинала сырость, грозившую испортить её товар.

«Лето в Лагере», — подумал Дрем. Господи, как же он ненавидел это место!

Из нескольких лачуг, мимо которых он проходил, доносился кашель. Женщины и дети, старики и молодые — все кашляли одинаково, натужно, громко; от этого звука у Дрема от сочувствия сжималось сердце. Казалось, заболела сразу половина Лагеря.

«Всё из-за этого проклятого кашля, — подумал он. — Не иначе».

Только чума могла объяснить огромное количество смертей за такой короткий промежуток времени. Это, правда, не объясняло, почему никто не пришёл забрать тела… Но с другой стороны, это же Лагерь — сборище нищих и беспризорных.

«Таких же никому не нужных, как и ты, Дрем Элдрен», — подумал мужчина. Если кашель доберётся и до него, кому будет до этого дело? Может, только сестре Рее. А может и нет. Монахиня видела множество смертей, особенно за последние несколько дней.

Скорее всего, вид трупа Дрема не вызовет у неё ничего, кроме обычного вздоха и покачивания головой.

«Ещё одно дитя господа вернулось домой», — скажет она, словно жизнь — лишь мимолётное мгновение, короткое развлечение перед возвращением назад.

Впереди в тумане появилась фигура: бесплотная кроваво-красная рука, показавшаяся сквозь завесу дождя. Наконец-то. Вид маячившей впереди лечебницы придал Дрему сил. Знамя целителей развевалось на ветру, и Дрему казалось, что алая рука машет ему.

Стоило ему откинуть полог палатки, как в нос мужчине ударила смесь запахов: пота и нечистот, трав и зелий, чумы и разложения. Дрем уже должен был привыкнуть к этому, но из-за лихорадки он стал плохо переносить резкие запахи, и к горлу подкатила тошнота.

— О, как хорошо, — произнесла сестра Рея, заметив Дрема и оторвавшись от приготовления снадобья. — Я уже думала, что не увижу тебя сегодня.

Дрем осмотрел маленький холл, но увидел только окровавленные тряпки и коричневые пузырьки с лекарствами.

— Сегодня только я, сестра?

— Не совсем, но нам определённо не хватает рабочих рук. Думаю, всё дело в погоде, — монахиня добавила несколько капель тёмной жидкости в стакан с водой. Её фигура в свете лампы отбрасывала причудливую тень на грязную простыню, отделявшую холл от кроватей больных.

— Я не заметил снаружи тележку, — заметил Дрем. «Надеюсь, это значит, что тележку забрал кто-то другой. Может, хоть раз трупы соберут другие».

— Нет, она, слава Богу, всё ещё на заднем дворе. Этим утром мы не получали сообщений. После последних дней это просто благодать божья! Я уже начала думать, что мы имеем дело с эпидемией. Столько человек умерло…

Пока она говорила, из-за перегородки донёсся отрывистый кашель, словно предупреждая монахиню, чтобы она не радовалась раньше времени.

— Наверное, всё дело в кашле, — сказал Дрем. — Из-за него люди и мрут, как мухи.

— Я так не думаю, — задумчиво произнесла монахиня. — Судя по состоянию тел, это больше похоже на дизентерию, хотя она и не вызывает таких кровоподтёков на теле и уж точно не вытворяет подобного с глазами.

Дрем вздрогнул. Ему почти удалось забыть про глаза. Он не боялся мёртвых тел — да и как он смог бы в противном случае работать в лечебнице? Но трупы, которые он собирал последние несколько дней, были другими. Эти тела преследовали его в кошмарах. Багровые рубцы, вздутые животы — это было привычным. Но глаза… Дрем не знал, отчего у человека могут кровоточить глаза. Да и не хотел знать.

Кто-то застонал на койке, требуя воды.

Сестра Рея, казалось, ничего не замечала; она была слишком занята, глядя на Дрема. Выражение её лица было напряжённым и тревожным.

— Всё в порядке? Ты белый, как полотно.

Дрем инстинктивно коснулся своего лба. Кожа стала ещё горячее.

— Я в порядке, сестра, спасибо.

Ему нужно было сделать сегодня хоть какую-то работу, иначе у него бы от стыда кусок в горло не полез. Если бы ему нужна была чистая благотворительность, он бы вообще не пошёл добровольцем в лечебницу.

— Ты плохо выглядишь, — монахиня поставила на столик стакан с водой, — по тебе пот течёт градом и… У тебя кровь из носа?

Дрем коснулся пальцами ноздрей — они были испачканы кровью.

— Похоже на то. Не знаю, — он принял протянутый носовой платок. — Спасибо, сестра.

— Присядь, — монахиня указала на свой стул. — Кашель есть?

— Нет, сестра.

— Боль в груди? Одышка?

— Нет, сестра, я проснулся сегодня с головной болью — вот и всё. Потом появилась температура. А теперь вот… кровь из носа.

— Сделай, пожалуйста, глубокий вдох, — монахиня приставила между лопаток Дрема пустой стакан и прижалась к нему ухом.

Дрем, смутившись, сделал, как было сказано: вдох-выдох, вдох-выдох, пока сестра Рея не осталась довольна. — В лёгких всё хорошо.

«Я и сам это знал».

— Но у меня немного кружится голова.

Стоило Дрему произнести эти слова, как у него перед глазами начали плавать крошечные пятнышки, а на верхней губе он почувствовал что-то тёплое и липкое.

— Запрокинь голову назад!

Сестра Рея схватила платок и зажала ему нос. Мгновение спустя Дрем почувствовал вкус крови во рту. Теперь он действительно закашлялся и уже не мог остановиться, не мог вдохнуть; он кашлял до тех пор, пока глаза не начали слезиться.

Красные капли забрызгали простыню перед ним, растекаясь, как крошечные чернильные пятна.

Когда приступ, наконец, закончился, Дрем осознал, что лежит на полу, скрючившись, и зажимает нос. Как мог взрослый человек упасть и потерять сознание от простого носового кровотечения?

Он собирался спросить об этом сестру Рею, но когда поднял голову, выражение лица монахини заставило его сердце замереть.

— Твои глаза…, - монахиня запнулась. — Они… Боюсь, они кровоточат.