Последние слова - и, конечно, неправильно - Хвостик воспринял как угрозу. На самом деле это было только усиление, все нараставшее, голоса Мило.

- Господин доктор, - сказал он. (Окрепший голос Мило еще звучал у него в ушах.) - Я буду всей душой вам благодарен, если вы сочтете возможным помочь мне с моими квартирными делами. Обстановка в доме, где я сейчас живу, сложилась, мягко говоря, крайне неблагоприятная. Но у меня нет времени на подыскание более подходящей квартиры. В том-то и беда. Я, по счастью, конечно, так занят, что едва выбираю время продолжить занятия языками, а языки нужны мне позарез. Я совершенствуюсь в английском и французском, а также в хорватском, словенском и сербском у господина Милонича... Вы, по-моему, его знаете... А теперь начал изучать еще и турецкий.

Он умолк. Ему казалось, что он все сказал как надо.

Фраза относительно обстановки в доме тоже удалась ему: сказано было не слишком много, но и не так уж мало.

- Если угодно, господин Хвостик, я охотно возьму в свои руки ваши квартирные дела, - сказал адвокат. - Вы только должны учесть, что это будет не вдруг. Вы сами знаете - взносы делятся на четыре квартала, следовательно, существуют четыре срока, когда можно отказаться от квартиры, во всяком случае, так заведено у нас в пригороде. В центре города все, конечно, по-другому. Первый квартал с первого ноября по первое февраля. Второй - с первого февраля до первого мая. Следующий до первого августа. Только первого августа может освободиться квартира, которую облюбовала моя сестра, но и это еще не наверняка, она до сих пор окончательно не решилась на переезд. Но если уж до этого дойдет, вам, господин Хвостик, так же, как и моей сестре, надо будет первого мая заявить о своем отказе от квартиры. Но это еще не скоро. Если же из этого дела ничего не выйдет, я раздобуду вам другую квартиру неподалеку. Я управляющий нескольких домов. Однако смотреть что-нибудь уже сейчас не имеет смысла. Мы не знаем, что именно покажется моей сестре наиболее подходящим. Так давайте же останемся при том решении, что весной, господин Хвостик, я своевременно поставлю вас в известность. Сейчас я себе это запишу.

- От всего сердца благодарю вас, господин доктор, - сказал Хвостик и поклонился.

Они тотчас же занялись бумагами, лежавшими на столике. И опять, как стрела с потолка, легко царапнув его, в голове Хвостика пронеслась мысль, что он еще хоть разок увидит голубую девочку слева позади него, когда будет брать пустой портфель, положенный на этажерку. Ловко он это сделал. Он даже был благодарен сам себе. Адвокат проверял английские фактуры, сопроводительные документы и удостоверения об уплате таможенных пошлин.

- Доктор Хемметер из налогового управления, - сказал он немного погодя, - не хочет полностью признать данные суммы как инвестиции, а значит это, что в полном размере они в первые годы не подлежат списанию. Сверх того, налоговое управление придерживается точки зрения, что здесь может быть проставлена только одна сумма, которая будет соответствовать расходам на приобретение фактурированных закупок внутри страны - машин и станков. Господин Клейтон возразил против этой точки зрения на том простейшем основании, что такое исчисление не соответствует истине. Я бы очень хотел услышать, какого мнения в этом вопросе придерживаетесь вы, господин Хвостик.

Тот ничего не ответил.

Однако немного погодя сказал:

- Мистер Клейтон кругом прав. Но в данном случае это имеет лишь второстепенное значение. Из всего, что я слышал, налоговое управление в этом пункте ни на какие уступки не пойдет. А раз так, не будем лишать его этой радости. Правда, я уверен, что в других, более высоких инстанциях нам пойдут навстречу, если мы беспрекословно согласимся с таксировкой внутри страны или покупной стоимостью. Я все подсчитал.

Хвостик вынул из нагрудного кармана потертый бумажник и достал из него маленький листок бумаги. Спецификация была весьма убедительной. Доктор Эптингер удивленно взглянул на Хвостика. Он, разумеется, тоже все подсчитал, и результаты обоих совпали.

- А как теперь преподнести все это англичанам? - спросил он.

- Если вы ничего не имеете против, господин доктор, я вторично попробую это сделать.

- Попытайтесь, - живо воскликнул Эптингер. - Может быть, вам повезет.

Оба они ни в малейшей степени не отдавали себе отчета что дело фирмы превращают в свое дело. Оно для них - вторая кожа. Оно спит и, так сказать, покрывается испариной вместе с нами. В этом пункте наше сравнение почти что воспроизводит исторический ход вещей.

Хвостик встал. Сейчас ему можно будет повернуться и взять свой портфель. Вот он уже смотрит через третье, голубое окно. Она сидела за белым лакированным столиком. Он только сейчас это заметил. Нити между ним и портретом натянулись. В это мгновение с моста донесся басовитый гудок. Доктор Эптингер подошел к окну.

- Взгляните, господин Хвостик, новый пароход "Леда"! - сказал он.

Хвостику пришлось стать рядом с ним.

Пароход показался в виде широко растекшегося белого пятна под высоким железнодорожным мостом. Покуда он проходил под ним, наверху возник товарный поезд, он свистел, сделав толще и приметнее узкую темную черточку, которую вдруг окаймила белая вата. По мере приближения пароход вытягивался все больше и больше и наконец элегантно проследовал дальше (точно белоснежный лебедь, можно было бы сказать, но в отношении Леды тогда создалась бы безнадежно запутанная мифологическая ерунда). Высокая труба уже сложилась, сделалась почти горизонтальной. Стало видно, как суетятся матросы на борту, а под тентами стоят и сидят пассажиры.

Здесь, у моста, под которым "Леда" скользнула так быстро, что не менее быстро собравшаяся кучка зевак наверху мигом распалась, ряды домов вдоль канала как ветром сдуло, а к левому берегу вплотную подступила пышная зелень луга, окруженного деревьями и густой, высокой порослью кустарника, лишь кое-где позволявшей увидеть уходящие вдаль пойменные луга. Пароход уже шел меж все более и более ровных и гладких берегов; с палубы казалось, что они скользят, утратив всю свою весомость.