И все, что он мог сделать после того, как Дери никак не прореагировал на его замечание, это по-дружески коснуться плеча карлика. В другом конце сарая беспокойно переминались с ноги на ногу их привязанные лошади. Жители деревушки предлагали вывести их на пастбище, но Телор тактично отказался. Это были, несомненно, честные люди, но первый урок, который усвоил Телор у своего учителя Юриона, заключался в том, что менестрель не должен поддаваться никаким искушениям. Телор не сомневался, что у сельского головы были наилучшие побуждения, предлагая лошадям артистов место на пастбище, но всегда могло случиться, что кто-нибудь позарится на чужих лошадей и решит, что никого не будет волновать долгое отсутствие Телора и его карлика. Ни один лорд не бросится мстить за их исчезновение. Бродячие артисты не представляли из себя никакой ценности, и потом, разве обязаны деревенские жители стеречь их лошадей? Тем более что убитые и брошенные где-нибудь в канаве, менестрель и его карлик не смогут уже никому пожаловаться.

Беспокойное поведение лошадей заставило Дери прищуриться и пристально вглядеться в тот угол, где они были привязаны. Он не меньше Телора сознавал, что их видимое процветание могло сослужить им плохую службу, став опасной приманкой. Рука карлика скользнула к кожаному ремню, за которым были спрятаны гладкие камешки, которые представляли из себя простое, но довольно опасное для жизни оружие. Когда же Дери не увидел ничего подозрительного, он повернулся к Телору и нахмурился.

– Может быть, действительно стоит отправиться в замок, чтобы узнать там побольше новостей? – повторил свой вопрос Телор.

– Прошлый раз, когда ты останавливался в поместье сэра Роберта, он продержал тебя там целую неделю, заставляя писать идиотские стишки женщине, в которую был влюблен, – возразил Дери. – Можешь не сомневаться, он оценит твое опоздание на свадьбу сына лорда Коумб как остроумную шутку. Он точно обрадуется нашему визиту, но не из-за твоего распрекрасного голоса, а из-за возможности черкнуть пару-тройку поэм даме своего сердца, которая, благодаря твоим стараниям, считает, наверное, сэра Роберта великим поэтом. И потом, откуда сэру Роберту знать больше, чем знаем мы?

Телор вздохнул. Oтчасти потому, что был рад отвлечь Дери от его грустных мыслей, отчасти потому, что был согласен со своим другом. Действительно, вполне могло оказаться, что сэр Роберт знает немного или даже совсем не подозревает о событиях, которые происходят за пределами его собственных земель.

– И все-таки проблема остается, – заметил Телор. – Или мы преодолеем значительное, но безопасное расстояние и, возможно, опоздаем к Коумбе, или же отправимся прямо через территорию, охваченную войной.

Дери смотрел мимо Телора на противоположную стену.

– Поступай, как хочешь. Мне абсолютно все равно.

На этот раз Телор не вздохнул, испугавшись, что задел чувства Дери. Когда речь заходила о войне, у карлика всегда появлялись мрачные воспоминания, но он, казалось, всегда держал себя в руках.

– Тогда мы отправимся напрямик через опасную местность. В конце концов, я думаю, что армии, если, конечно, там дошло до армий, не причинят нам никакого вреда. И опоздать мы сможем только по одной причине – если они задержат нас в своем лагере, чтобы мы их развлекали, – Телор пожал плечами и засмеялся. – Ну, а если мы не сможем попасть в Коумб вовремя, то отправимся на север. Мне кажется, я уже превращаюсь в купца, который ездит по одной и той же дороге и останавливается в одних и тех же местах снова и снова. Может быть, пришло время увидеть другие страны?

Стряхнув с себя уныние и подавленность, Дери поднялся на ноги.

– В таком случае мне стоит пойти получить причитающиеся нам деньги. Чем дольше мы ждем, тем меньше получим.

Телор рассеянно кивнул, размышляя о неприятностях, которые могли возникнуть между ним и лордом, и о том, что ждет их в пути. Конечно, менестрели и бродячие артисты, как правило, считались лицами нейтральными, безразличными к тому, кто выиграет или проиграет войну, но все же им не доверяли, и люди, потерявшие спокойствие от ужасов войны, вполне могли убить их без всякой причины. Телор намеревался отправиться по старой римской дороге до Бата и затем повернуть на север, но, даже если сражения и закончились, армии в любом случае все еще размещаются лагерем вдоль дорог. Если же они с Дери будут передвигаться по ночам и как можно осторожнее, может быть, их не заметят. Единственная известная Телору дорога проходила мимо соседнего поместья, которое было захвачено противником. Но с наступлением темноты ворота поместья надежно закрываются и не откроются даже в том случае, если стражники и заметят на дороге двух путников.

Кэрис почувствовала нестерпимую боль, охватившую все тело, ей захотелось скрыться от этой боли, оставшись в такой приятной и спокойной темноте. Раньше она часто только этим и спасалась, но на этот раз ничего не помогало. Холодный ночной ветерок перебирал лохмотья, в которые превратилось платье Кэрис, и она, не придя еще полностью в сознание, принялась нащупывать старенькое заплатанное одеяло, решив, что оно соскользнуло с ее тела. Но, почувствовав резкую боль, пронзившую ее от этого движения, девушка вдруг поняла, что лежит в каком-то странном положении на голой земле, и сразу же все вспомнила. Она спрыгнула со стены и, падая, слышала пронзительный женский крик и шумное оживление мужских голосов, но не помнила, как ударилась о землю.

От пережитого ужаса и боли Кэрис тихо застонала и снова потеряла сознание, но очень быстро пришла в себя и поняла, что ее окружает лишь темнота. Темнота, но не тишина. Неясные звуки, доносившиеся до нее, были не чем иным, как громкими голосами, раздававшимися с настила и искаженными значительным расстоянием. Кэрис понимала, что ей нельзя здесь долго лежать. Шум голосов означал, что ее все еще ищут и не теряют надежды найти. Сколько еще времени им потребуется, чтобы понять, наконец, что ее уже нет на территории замка? А ведь скоро стражники отвлекутся от суматохи, царящей во дворе, и вновь обратят свое внимание на окрестности по ту сторону ограды. Ей нужно поскорее отсюда убираться. Если только, конечно, она может передвигаться.

Лицо девушки заливали слезы, ее терзала мучительная боль во всем теле, но Кэрис не могла больше оставаться в этой зловещей темноте, и она попыталась ползти. Все болело, кое-где на теле Кэрис нащупала раны, сочащиеся кровью, но все же ей удалось перевернуться на живот и подняться, опираясь на согнутые руки и колени. Дрожа, она с трудом у держалась в этом положении, голова бессильно повисла, словно у вконец изможденного животного, но все же она переставила одну руку вперед, затем передвинула колено. Эти простые движения вызвали боль, от которой мутилось сознание, но Кэрис медленно и упорно продолжала ползти, пока не достигла, наконец, другой стороны рва. Здесь она передохнула несколько мгновений и поползла дальше.

Кэрис доползла до пустыря, отделявшего ров от дороги. Когда ее окровавленные руки и коленки почувствовали под собой уже не каменистую почву рва, а рыхлую землю, девушку окрылила надежда, которая слегка притупила боль и вдохнула в нее новые силы. У Кэрис словно открылось второе дыхание. Едва понимая, что делает, она вскочила на ноги и бросилась бежать через пустырь к дороге, пока не налетела на низкий кустарник, который рос по обочинам дороги. И тогда инстинкт подсказал ей бежать на запад, в сторону города Чиппашем, где в последний раз выступала их труппа.

Но силы Кэрис иссякли так же внезапно, как и появились. Неожиданно она вновь ощутила во всем теле резкую боль, ноги стали подкашиваться. Девушка снова перешла на шаг, но вскоре ее довольно уверенная походка превратилась в жалкое шатание в полуобморочном состоянии, она заставляла себя идти, пока не оступилась, попав ногой в выбоину, и не упала без чувств на обочине дороги. Обморок перешел в тяжелый сон смертельно уставшего человека, и от этого глубокого сна Кэрис не мог пробудить даже приближающийся стук лошадиных копыт.