— Тут вы правы. Сколько я изучаю вуду, а с таким еще не сталкивалась.

Я рассмеялся.

— Да, но ты не можешь быть старше… двадцати восьми?

— Я притворюсь, что это был комплимент. Мне двадцать шесть. Но я — потомок великой Марии Лаво. Может, слышали о ней?

Я сделал глоток напитка.

— Не знаю, я многое слышал. Кто это?

Заговорила Роза:

— Мама Амброзии говорит, что она — дочь сына Марии.

— Не просто говорит, — Амброзия пронзила ее взглядом. — Это доказано. У меня есть анализ ДНК.

— Хотя дети Марии умерли в Париже в юном возрасте от желтой лихорадки, — парировала она.

Амброзия пропустила ее слова и ярко улыбнулась нам.

— Это удивительно, Перри, ты права. Но я думаю, что это не безопасно. Зомби одно, но там реальные люди, и они сильнее угрожают вашей безопасности. Может, мы посмотрим там, когда вы снимете дом.

— Это я и хотел предложить, — сказал Максимус, глядя на нее, чуть прикрыв глаза.

Ага. Предложить. Будто Максимус не приказывал нам, что можно, а что нельзя.

— И где тот дом? — спросил я.

— Да, это как поместье с призраками в Диснейленде? — добавила Перри.

Роза вздохнула и рассказала нам о доме, повторяя то, что мы слышали от Максимуса: усиленная сверхъестественная активность, как во многих частях города после Катрины, и многие уже побывали там, но толком ничего не нашли. В доме только зашкаливало сверхъестественное. Он был построен на стыке веков, использовался много лет как пансион, а потом стал раем для поселенца. А потом буря вызвала потоп, место затопило. Было сложно понять, умер ли кто-то внутри.

— Завтра ночью отправимся снимать, — сказал Максимус.

— Нам не нужно разрешение от города? — спросила Перри.

— Разрешение не нужно, — сухо сказала Роза. — Дикий запад, помнишь? Забытый город.

И группа печально закончила песню, ушла со сцены, и Амброзия ушла к столикам собирать чаевые для них.

Когда она вернулась, играло радио из колонок, и она протянула мне руку.

— Прости, Перри, — сказала она, хотя смотрела на меня, — могу я потанцевать с твоим мужчиной?

Я слышал, как Роза резко вдохнула, был уверен, что Перри отгонит ее, но та подняла голову и улыбнулась Амброзии:

— Я не против, если он не против.

А я не был против танца с Амброзией. Я хотел коснуться ее кожи, ощутить, какая она гладкая. Это было плохо, и я не знал, почему ощущал это. Я не мог это успокоить, в глубине души я был извращенцем. Но мне не стоило так думать, когда рядом со мной шикарная женщина, моя женщина, которую я любил, но я не понимал.

Я осознал, что не ответил и оставил ее там стоять, и все ждали моих слов. Я открыл рот, чтобы сказать: «Я бы лучше начал танцевать с Перри», но я не успел, ведь Перри посмотрела на Максимуса и сказала:

— А пока вы будете танцевать, я потанцую с Максимусом.

Я подавился, и слова не вылетели, меня словно ударили ботинком с острым носом в живот. Максимус тоже был удивлен, но сказал:

— Сочту за честь, маленькая леди, — он встал, словно оказывал ей услугу как джентльмен.

Перри встала, не глядя мне в глаза, и они ушли на танцпол. Я пришел в себя через пару секунд, посмотрел на Амброзию с улыбкой и встал.

— Осторожнее, — сказала тихо Роза. Я взглянул на нее, но она занялась пивом, словно ничего не говорила.

Я старался не смотреть на Перри и Максимуса, танцующих вместе, вспоминая бар Руди в Рэд Фоксе. Я обвил руками Амброзию, ощутил мягкость ее кожи, и мне стало все равно, что там делают Перри и Максимус. Я мог думать только об этой экзотической женщине в моих руках, изящно танцующей. Мы танцевали под «Bad Moon Rising», но получалось неплохо.

— Ты интересный, — хитро сказала она, прижимаясь ко мне. — Все вы. Твоя девушка. Бывший возлюбленный Розы. Вы все уникальные. Но ты самый необычных из них.

Я вскинул бровь и коварно улыбнулся.

— Да? Как так?

Она задумалась на миг.

— У тебя очень большая аура.

Я улыбнулся еще шире.

— Есть такое.

— Она очень сильная. Ты сильнее, чем выглядишь. В тебе много дикой силы.

— Да? — я боялся, что силы во мне нет. Я вдруг подумал о Перри, сердце заставило меня посмотреть на танцпол. Перри и Максимус танцевали вместе. Ревность стукнула меня по животу, оставляя рану, но, чем дольше я смотрел на них, тем больше понимал, как неловко они выглядят. Перри, казалось, предпочла бы вырвать зуб, а Максимус смотрел на Розу. Она пыталась вызвать у меня ревность. Я хотел бы злиться, да не мог.

Я посмотрел на соблазнительницу цвета какао в своих руках, и я понял, что она делала. Она была жрицей вуду, хоть и ученицей, и она с силой флиртовала.

— Спасибо за милый танец, — сказал я, ноги остановились раньше песни. — Но, боюсь, у меня жажда, которую пора утолить, — я кивнул на бар.

Она хитро и довольно улыбнулась.

— Я знала. Больше силы, чем у других, и больше силы воли, чем ты думаешь.

Я вскинул руки.

— Жаль, что ты не напиток, — бодро сказал я и пошел к бару. Я услышал ее смех за собой.

Как только я ушел от нее, и бармен вручил мне виски с колой по местной цене, с моих плеч упал тяжелый груз, пелена марли упала с глаз. Я отклонился на стойку и смотрел, как заканчивается песня, и Перри с Максимусом идут к столику. Она не искала меня взглядом. Я знал, что она раскусила Амброзию, и хотя я собирался отказать ей, Перри не поверила в это. Наверное, я смотрел на Амброзию как дурак, как Максимус сейчас. Наверное, я не вызывал в людях уверенности.

Я допил виски и заказал еще вместе с еще одним мятным джулепом для Перри, а потом пошел к столику. Все говорили о призраках, о худших из тех, кого видели, и Роза была громче всех.

Я передал Перри напиток, и она вежливо, но скованно поблагодарила меня. Она повернулась к Розе.

— Расскажи, ты только видишь призраков, или есть что-то еще?

Она вдруг улыбнулась.

— Это не все. Если я сосредоточусь, я могу погружать людей в транс.

— Как бородача в баре, — сказал я.

— Бородач? А, Дерил. Да. Вот так. Он не слышал нас. Он никого тогда не слышал. Словно плащ-невидимка, порой полезно. Еще полезнее, если использовать это не во благо, но только из-за того, что плохое случается часто.

— Это так? — спросила Перри.

— А разве нет?

— Давно у тебя эта способность? Ты знаешь, откуда она?

Роза пошевелила губами и сказала:

— Не знаю. Обнаружила однажды.

Я не поверил. Но, может, она не хотела говорить об этом. Может, дело было в Максимусе или Амброзии. Или во мне.

Перри решила рассказать о Сасквоче, и группа вернулась на сцену. И я потерял бы шанс, если бы не начал действовать сейчас.

Я встал и забрался на низкую сцену. Гитарист удивленно посмотрел на меня.

— Что такое, сынок?

— Я хочу впечатлить женщину, — сказал я ему. — И она любит мой голос. Можно спеть первую песню? Я угощу за это.

И они согласились. Я сказал им песню, которую они точно смогли бы сыграть, схватил микрофон и поднес к губам.

— Добрый вечер, дамы и господа, — сказал я, голос гудел по бару. Перри, Роза, Максимус и Амброзия посмотрели в мою сторону, а большая часть клиентов поглядывала со слабым интересом. — Знаю, вы ждали увидеть не меня, но ребята щедро согласились дать мне спеть песню, которую я посвящаю прекрасной, сексуальной и шальной Перри Паломино.

Я драматичным жестом указал на нее рукой, и, хотя все уже озарял красный свет, я знал, что она покраснела.

Я посмотрел на гитариста и сказал:

— Жгите, ребята.

Они заиграли нескладно, но с душой «That’s How Strong My Love Is» Отиса Реддинга.

Несколько человек в баре захлопало любимой песне, включая Розу и Амброзию, которые выглядели впечатлено, когда я запел гладким голосом. Максимус смотрел на меня так, словно хотел сжечь. Не важно, что он думал. Эта песня была для Перри.

— Я буду луной, когда скроется солнце, — пел я ей и только ей, — чтобы ты знала, что я буду рядом.

Я пел схожую песню ей в Сиэтле, на рождественской вечеринке в ту прекрасную и ужасную ночь. Тогда я пел «This Guy’s In Love with You», вкладывая все чувства, потому что любил ее сильно, мог выразить это только этой песней. Она не знала, что я чувствовал, хотя мне казалось, что половина Shownet поняли намек.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: