Ее глаза вспыхнули, она склонилась к моему лицу.

— Я не ребенок, а твоя девушка. И я пытаюсь достучаться до тебя.

— Ты просто ребенок! — заорал я, удивленный тому, как завелся. Я хотел оттолкнуть ее немного, чтобы у меня было место и время все обдумать. Но теперь все закипало, все то, что я держал в себе. Меня нельзя было остановить.

Я вскочил с кровати и начал искать в карманах сигареты. Я вытащил их, мешочек дрожал в моих руках. Перри подошла и выбила их из моей хватки. Они рассыпались по полу.

— Ты считаешь меня ребенком? — завопила она.

— Тебе двадцать три.

— И что? — выпалила она. — Мне было двадцать два, когда мы встретились. Ты это знал. Что изменилось?

— Ты не готова к этому со мной.

— К чему? К тебе, нагло флиртующему с женщинами у меня на глазах? К тебе, срывающему за миг, игнорирующему меня и рвущему отношения, что еще не начались?

Злость захватывала меня, гнев опалял вены. Я развернулся и закричал на нее:

— Ты даже не сказала, что любишь меня! И не смей говорить, что я срываюсь просто так, потому что я был открыт с самого начала. Это ты закрывалась. Это ты заставляла меня истекать кровью перед тобой!

Она сжала губы, ее лицо побелело. Она отошла от меня, повернулась к стене, опустив голову. Я тяжело дышал, жалея, что ударил так глубоко, жалея, что не могу обнять ее и заставить все это забыться. Но это не защитит от боли. От будущего, что разрушится. Другого выбора у нас не было.

— Мне нужно время, — прошептала она, запинаясь.

Я сглотнул с болью, пытаясь сдержать слезы. Я глубоко вдохнул, тряхнул руками, надеясь, что так отгоню и чувства.

Я выдавил фальшивую улыбку и сказал:

— Что ж, у тебя еще много времени, детка.

Все ее тело дрожало от моих слов, словно они были ножами, что я вонзал в нее. Я понял, что задержал дыхание, легкие просили воздуха.

Она медленно повернула голову ко мне. Она выглядела ужасно опустошенной. Ужасно раненой. Я не хотел так поступать с ней. Я был близок к тому, чтобы потерять ее, был близок к тому, чтобы удержать ее.

— Ладно, — прохрипела она. — Понятно. Я найду себе другую комнату здесь.

— Хорошая идея, — сказал я. Слова сами вылетели. Я жалел из-за этого.

Она прошла к двери, пытаясь держать голову высоко, чтобы не развалиться. Она пыталась быть сильной, быть гордой, знать, что происходит, и что она сделает дальше.

Она замерла у двери, и я верил, что она останется, и я все ей расскажу, обременю своим грузом, чтобы не делать так с нами, чтобы не терзать до крови.

«Ты снова облажалась, — сказала себе Перри, ее мысли было четко слышно. — У тебя был единственный человек, которого ты хотела, и ты все испортила снова, потому что не можешь позволить себе быть счастливой. Декс тебя больше не примет, и ты не узнаешь, что такое — любить его, пока он любит тебя».

Ее презрение к себе ранило меня до костей. Она смотрела на меня пару мгновений, может, надеясь, что выскажет то, о чем думала, может, надеясь, что я что-нибудь скажу. Два упрямца цеплялись за то, что считали правильным. Она считала, что не заслуживала меня. Я думал, что она не заслуживала страдать.

Я делаю так, потому что люблю тебя. Я думал, надеясь, что она как-то услышит меня.

Но она прошла к двери и закрыла ее за собой. Я рухнул на пол, разрушившись после того, как она ушла.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Я проснулся посреди ночи, будто Перри снова трясла меня, шепча мое имя. Но когда я пришел в себя и сел, я понял, что один. Перри забрала вещи и переехала на первый этаж. У меня больше не было ее. У меня никого не было.

Я посмотрел на часы в комнате. Три часа ночи. Я не был удивлен. В комнате было темно, даже свет с улицы не проникал из-за штор, мертвым грузом висящих у двери. Вся мебель в комнате казалась черными монстрами, ждущими моего движения, моего голоса.

Дверь в ванную медленно открылась. Я услышал, как движется внутри шторка душа, гремя металлическими кольцами.

Я сел прямее и снова посмотрел на часы. 3:01. Время шло. Я ущипнул руку, проверяя, будет ли больно, сон это или нет. Было больно. Сердце болело еще сильнее. Я вспомнил нашу с Перри ссору. Я сделал то, чего не ожидал — намеренно причинил ей боль. Не важно, было это ради ее блага или моего блага, ничего хорошего в этом не было. Боль была за гранью, грозила утянуть меня на дно. Я оттолкнул ее и продолжу толкать, пока не пойму, что она спасена, что у нее будет будущее, которое она заслужила, а не то, что я не мог дать ей.

Я затерялся в горе, в отчаянии, так что понял, что не спал. И я был так поглощен болью и своим ужасом, что текущий кошмар не имел значения.

А потом дверь ванной открылась до конца, и большой черный питон выполз оттуда к моей кровати.

Черт. Это что-то новое.

Я задержал дыхание, размышляя, стоит ли кричать, вижу ли я настоящее или магию. Насколько я был в себе. Большая черная змея пропала под кроватью, и я напрягся, ожидая, ведь она не собиралась просто спать там.

Блин, блин, блин.

— Ли Гранд Зомби, — сказал из ванной голос с французским акцентом. Я поднял голову и увидел, как мама выбирается из зеркала на рукомойник, а потом неловко спускается на пол. Она двигалась дергано, словно не привыкла к своему телу. Она больше не была в зеркале. Она была свободна.

Жаль, я был не в памперсах.

Кровать подо мной слабо двигалась. Я присел, готовый соскочить с нее и бежать, если нужно.

— Ли Гранд Зомби, — снова сказала мама, шагая вперед. Во тьме я видел лишь ее бледное лицо, мрак ее волос и глаз. Я не был уверен, что у нее были глаза. — Великий змей.

— Что тебе нужно? — спросил я, но слова прозвучали дрожащим шепотом, воздух из легких вырвался облачком.

— Он путешествует между обоими мирами, из Калунги сюда сквозь слои, сквозь Вуаль, как и я, — продолжала она. Ее голос становился все тише с каждым словом, пока она не заговорила не как человек. — Вместе мы вернем тебя.

Краем глаза я уловил блестящую черную голову питона, что появилась у края матраса, длинный раздвоенный язык вырывался из пасти.

Я осмелился посмотреть в глаза женщине, она все приближалась. Я осмелился выдавить слова:

— Ты не моя мать. Я не знаю, кто ты.

Она улыбнулась черными зубами.

— Я была твоей матерью. Она умерла. Но я — часть тебя.

Матрас прогибался под весом питона, тот забирался на кровать. Если я буду убегать, то придется перепрыгивать его тело.

— Как давно ты ею владела? — спросил я у существа, что не было моей матерью.

Она покачала головой.

— Я всегда была там. Я в тебе, — она сделала еще один неровный шаг и оказалась у изножья кровати. Я мог поклясться, что ее голова расширяется, что на ее висках что-то проступает, во тьме рос монстр. Каждая клеточка тела говорила мне отвернуться и убегать, пока я могу. Это была не моя мать. Совсем не она. Это была злая сущность, пришедшая за мной. Она протянула руку ко мне, и вместо бледной кожи в морщинах я увидел короткий жесткий мех. Ее ногти теперь были когтями. — Идем с нами. Туда, где ты должен быть.

Это не могло произойти. Не могло. Не могло. Все это должно быть в моей голове, в моей больной голове, полной моих больных проблем. Я не был на лекарствах. Между реальностью и другим миром не было стены. Ничто не защищало.

Я зажмурил глаза так крепко, что увидел за ними красные звезды и точки, и подумал о словах Мэрис. Энергии смешивались, создавали рябь, дыры в ткани Вуали, и оттуда шли неприятности.

В комнате со мной были две неприятности, что выбрались. Мы с Перри производили столько радости и любви, и все наше сияние вызвало плохие вещи. Вселенная уравновешивала все, да? Как бы она допустила счастье для двух давно страдающих людей.

Я не открывал глаза и напевал под нос:

— Тебя нет, ты в моей голове, тебя нет, ты в моей голове, — но я не знал, верю ли в это. Я знал лишь, что теперь все могло быть реальным.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: