Брайан сумел нажать на кнопку коленом. Стена скользнула в сторону, открыв взору роскошный декорированный и, к счастью, пустой офис. Только чучела животных приветствовали их стеклянными, безжизненными взглядами. Массивный ореховый стол, который Айронс в свое время привез из Италии, стоял прямо перед ним, а запас его жизненных сил подходил к концу; Беверли была миниатюрной женщиной, но сам шеф полиции пребывал не в лучшей форме. Он быстро положил ее на стол, столкнув локтем подставку с карандашами на пол.

— Вот так! — шумно выдохнул он, улыбнувшись ей.

Беверли не улыбнулась в ответ, но Айронс почувствовал, что скоро она проснется, и все будет так, как раньше. Он протянул руку под стол и нащупал панель управления стеной; проход позади них закрылся.

Поначалу Брайан испугался, найдя девушку спящей рядом с офицером Скоттом в дальнем коридоре. Джордж Скотт был мертв, его тело покрывали глубокие раны, и когда Айронс увидел красные потеки на животе Беверли, то с ужасом подумал, что она тоже мертва. Но когда он принес ее в святилище, в его безопасное место, она начала шепотом говорить ему… что чувствует себя плохо, что ранена, что хочет домой…

"…но говорила ли она? Действительно ли это происходило?"

Айронс нахмурился. Сомнительное воспоминание резко оборвалось. Он ощутил это , когда уложил девушку на стол, поправив ее окровавленное платье; какая-то деталь, которую он не мог воскресить в своей памяти. В то время эта деталь не показалось Брайану важной, но теперь, когда он оказался вдалеке от безопасного святилища, она не давала ему покоя, напоминая о том, что тогда он снова пережил один из этих сбивающих с толку моментов, когда… когда он…

"…почувствовал холодную, будто резиновую, массу кишок под пальцами… коснулся ее…"

— Беверли? — прошептал шеф полиции и опустился в кресло, не в силах удержаться на внезапно ослабевших ногах. Беверли оставалась безмолвной, и вдруг бурный поток эмоций поразил Айронса, словно приливная волна нахлынула на него, ворвалась в его сознание и принесла с собой образы, воспоминания и истину, которую Брайан никак не хотел принять. Внешние телефонные линии были оборваны сразу после первых нападений. Затем «Амбрелла», Биркин и ходячие мертвецы. Резня в гараже, насквозь пропитанный кровью воздух, слегка отдававший чем-то металлическим. Мэр Харрис был съеден заживо, кричал до самого конца. Невыносимо длинная первая ночь, унесшая жизни большинства выживших… И леденящее душу жестокое осознание, которое с тех пор поражало его снова и снова, осознание того, что город — его город — больше ему не принадлежал.

На минуту Айронса охватило смущение. И вдруг странная истеричная радость наполнила его, когда он понял наконец, что дальнейшие его действия не повлекут за собой никаких последствий. Айронсу вспомнилась игра, которую он затеял на вторую ночь, когда некоторые из питомцев Биркина отыскали путь к участку и вырезали практически всех остававшихся на тот момент копов. Брайан наткнулся на Нейла Карсона, спрятавшегося в библиотеке и… преследовал его по пятам, затравливал сержанта, словно зверя.

"Но разве это имело какое-то значение? Что вообще имеет значение сейчас, когда моя жизнь в Раккуне кончена?"

Все, что у него осталось, единственная вещь, за которую еще стоило держаться — святилище… и часть его самого, создавшая это место. Мрачное и восхитительное сердце внутри него, которое он всегда был вынужден скрывать.

"Эта часть теперь освободилась…"

Айронс пристально смотрел на труп Беверли Харрис, распростертый на столе, подобно тонкой, хрупкой мечте, и чувствовал, что опасения и сомнения, столкнувшиеся в его сознании, способны разорвать его на части. Он убил ее? Он не мог вспомнить.

"Дядя Брайан. Десять лет назад я был для нее "Дядей Брайаном". Чем я стал теперь?"

Айронс был не в состоянии столько вынести. Не отводя глаз от безжизненного лица девушки, он вытащил заряженный «VP70» из кобуры и нервно провел по нему оцепенелыми пальцами; легкое прикосновение к металлу отчего-то успокоило Брайана, а пистолет тем временем развернулся в его сторону. Когда ствол уткнулся в его мягкий живот, он внезапно отчетливо почувствовал, что стоит совсем близко от столь необходимого ему покоя. Палец сам собой лег на спуск, и в этот момент Беверли зашептала снова, ее губы не шевелились, но сладкозвучный, мелодичный голос доносился из ниоткуда и отовсюду одновременно:

"…не бросай меня, дядя Брайан. Ты ведь говорил, что оградишь меня от опасности, ты должен заботиться обо мне. Подумай о том, что ты сможешь сделать теперь, когда все исчезли и нет ничего, что могло бы остановить тебя…"

— Ты мертва, — хрипло ответил он, но она продолжала говорить тихо и настойчиво.

"…теперь никто не остановит тебя, впервые в жизни ты действительно можешь получить все, о чем ты мечтаешь…"

Измученный и опустошенный, Айронс медленно, очень медленно отвел девятимиллиметровый пистолет от своего живота. Мгновение спустя, он прислонился лбом к плечу Беверли и закрыл усталые глаза.

Она была права, он не мог ее бросить. Он обещал… да и прочие ее слова не были лишены смысла — слишком многое сейчас стало ему подвластно. На его столе хватило бы места многим видам животных…

Айронс вздохнул, размышляя над следующим своим шагом… но тут же задумался, отчего он так торопится с решением? Они с Беверли отдохнули бы некоторое время, возможно, даже вздремнули бы вместе. И когда они оба проснутся, все, непременно, прояснится.

"Да, верно. Мы отдохнем, и потом я смогу все обдумать, разобраться с делами; я ведь шеф полиции, в конце концов".

Почувствовав, что снова держит себя в руках, Брайан погрузился в тяжелый, беспокойный сон; холодное тело Беверли, словно лечебный бальзам, касалось его покрытого испариной лба.

Глава 9

Из-за фургона, припаркованного позади магазина Кендо, Леону пришлось двигаться к участку в обход: через кишащую зомби баскетбольную площадку, еще один переулок и замерший на обочине автобус, насквозь провонявший мертвечиной. Все это походило на ночной кошмар, щедро приправленный глухими завываниями, смрадом разложения и однажды дополненный отдаленным взрывом, от которого Леону стало не по себе. Но хотя по дороге ему пришлось застрелить еще трех ходячих мертвецов, а постоянный ужас и приток адреналина заставляли его все крепче сжимать зубы, он все-таки надеялся, что здание РПД, в конце концов, окажется зоной безопасности, своеобразным центром ликвидации катастрофы, полным полицейских и парамедиков — людей, уполномоченных принимать решения и применять силу. Это было даже не надеждой, а, скорее, насущной необходимостью; возможность того, что в Раккуне могло не оказаться никого, способного совладать с ситуацией, казалась невероятной.