– Он сказал, что «подчистил сознание», но я, вроде бы, все помню. Только какой–то бардак в голове. Не могу сосредоточиться.

– Не пытайся сегодня. Ты поспишь, и все там уляжется, как надо. Сейчас ты только наживешь себе головную боль, – объяснил Себастьян.

– Уже… – растирая виски, пожаловалась я.

* * *

Проекционные часы высвечивали на стене 8:30, когда я продрала глаза. Мне что–то такое приснилось, отчего совсем расхотелось спать, но как ни старалась вспомнить, что именно, – не смогла. Потянулась… Сказочная мягкость шоколадной постели, запах краски… «Я что… в его кровати?!» – отрывая голову от подушки, огляделась. Я действительно была в студии. Рядом безмятежно и крепко спал Себастьян. «Не могла же я переспать с ним и забыть об этом?! Или… могла?» – припоминая Айена, вздрогнула я, ощупывая себя. Но одежда оказалась на месте. А в голове было яснее, чем когда–либо. Умиротворенно опустившись обратно на подушку, я повернулась к вампиру и, глядя в его прекрасное, сонное лицо, принялась препарировать собственное сознание. Вспомнила, как уснула в машине, по дороге домой, и Себастьян на руках принес меня сюда. Вспомнила допрос и слова Себастьяна о том, что все это было подстроено, потом разговор с Айеном. «Как он сказал? «Ты достойно держалась»… а у Ефремова под потолком висела камера. Мда. Конечно же, Себастьян не знал. Иначе предупредил бы меня, и все бы пошло не так. Или он знал?.. Почему он перед поездкой так нервничал? – я внимательно пригляделась к нему, – Да нет, мой родной, ты же до сих пор чувствуешь себя виноватым… – у меня перехватило дыхание, – И я, кажется, знаю, за что! Черт!» – в этот миг мне хотелось провалиться сквозь землю, испариться, исчезнуть, ну или хотя бы задним ходом сползти с постели и бежать, не оглядываясь, куда угодно, чем дальше отсюда, тем лучше. Колючая волна моего ужаса разбудила вампира. Открыв глаза, он с минуту глядел на меня, пытаясь понять причину паники. Я сбежала бы, но не могла даже пошевелиться.

– Лис?.. – растерянно шепнул Себастьян, поднимаясь, склонился надо мной.

Не в силах выговорить ни слова, я замотала головой, вжимаясь в подушку.

– Лис, умоляю, не смотри на меня так… – взмолился он, борясь с желанием коснуться меня, утешить.

Но видел в моих глазах лишь страх, боль и обиду, раздирающую мне сердце.

– Ты… пил меня… тогда, в своей студии, – с горечью на губах простонала я, чувствуя, как по вискам стекают горячие слезы. – Я болела ангиной целый месяц, потому что ты пил меня… И все, что я считала сном… было на самом деле. Все это… было. И свет, и твои руки…

– Мы были счастливы. Мы любили друг друга… – отвечал он.

– Мне тоже так казалось. Но ты… пил меня, – я зажмурилась.

– Да. И ты сама мне это позволила.

Пришлось открыть глаза.

– Я?..

– Ты, – кивнул Себастьян и, повалившись на спину рядом со мной, хмурясь, погрузился в воспоминания. – Я помню, как ты впервые переступила порог моей квартиры, прижимая к груди папку с этюдами группы.

– Ты специально ее забыл… – заметила я, переводя дыхание.

– Ну, разумеется. Хотя даже тогда мне стоило огромных усилий уговорить тебя войти. Только ради того, чтобы взглянуть на студию… Ты шла медленно, настороженно озираясь по сторонам. Влечение к прекрасному, к великому миру искусства спорило в душе со страхом. Ты боялась испачкаться, боялась, что это стремление приведет тебя в логово циничного мужчины, который без сомнения опорочит твое честное имя и выжжет в душе все прекрасное, навсегда перечеркнет в тебе любовь к искусству. А я… издали любовался тобой и сам в душе боялся того же.

– Что я опорочу твое честное имя?.. – сквозь слезы хмыкнула я.

– Твоей хрупкости. В тот момент напугать тебя и разочаровать было очень легко. Один неверный шаг, жест…

Прикрыв глаза, я вслед за ним окунулась в прошлое. Залитая светом мансарда. Это не солнце, как мне казалось во сне. Просто яркие софиты отражались от белых стен. Воздушные ткани, мягкие кресла, картины… Я вспомнила ощущение полета, то первое знакомство с его красками, облаками, с атмосферой его живописи. Именно в этот миг я окончательно и бесповоротно влюбилась в Себастьяна. Но он прав. Я безумно боялась, что учитель вот–вот вспомнит о своих коварных планах и… растопчет в прах это яркое невесомое чувство. Прошла минута, другая. Но Себастьян ничего не предпринимал. Он даже ушел подальше, присел на широкий подоконник, чтобы не мешать мне изучать его волшебный внутренний мир.

– Потом ты предложил мне кофе, – выдохнула я, не размыкая век.

– А ты долго на него косилась, подозревая, что я хочу тебя отравить.

– Не отравить. Усыпить, – смущенно улыбнулась я.

– Ни того, ни другого, как оказалось…

– И ты завел разговор о Тасси.

– На самом деле, завела его ты, еще на занятии. Я лишь продолжил. Мне хотелось понять твое к нему отношение. Оказалось… он: «Старый козел и извращенец», совративший свою несчастную ученицу Артемизию. Удивительно твердая позиция меня почти оскорбила. В тот вечер я решил, во что бы то ни стало, доказать тебе, что между ними была чистая и искренняя любовь.

Я вспомнила, что ушла от него в ту ночь совершенно беспрепятственно. Более того! Себастьян проводил меня до дома. После я бывала у него едва ли не каждый вечер. Я уже тогда понимала, что наша дружба для него – нечто большее, чем однодневный роман с ученицей. Он всегда внимательно слушал меня, давал дельные советы, искренне переживал вместе со мной, когда я потеряла отца… Тогда я не появлялась в школе целую неделю. Не выходила на улицу, и в том числе пропустила два его урока. Себастьян позвонил… и я поняла, что он единственный, кого мне хочется видеть сейчас. Я приехала к нему, днем. В его мансарде было темно, хоть глаз выколи… Он ничего не говорил. Просто сидел и обнимал меня. Я плакала в его руках. Часа два.

– И ты доказал мне это… – глотая слезы, сказала я.

– Я был слишком самоуверен, – с сожалением вздохнул он, – когда решил открыть тебе свою сущность.

– Рано или поздно, я все равно узнала бы…

– Все, кто прикасался к этому, мгновенно и безвозвратно все забывали. С тобой я не мог так поступить. Если бесконечно стирать воспоминания, человек лишится рассудка. Поэтому я решил рискнуть…

– Рискнуть? – удивилась я. – А по–моему, все открылось случайно.

– Это по–твоему… – хитро усмехнулся вампир.

* * *

Перед глазами, как живая, встала картинка. Тот самый день, когда я плакала у него на плече. Утопая в пуховом диване, мы сплелись в клубок. Приглушенный свет ночника. Над головой легкий полог невесомой ванильной драпировки. В студии запах корицы. От Себастьяна тоже пахло чем–то сладким, но с чуть горьковатым привкусом. Возможно цитрус. Так же и в душе у меня… терпкое и вязкое горе разбавлялось капелькой сладкой неги и спокойствия в его руках. В эти минуты я впервые ясно осознала, что моя борьба просто нелепа, потому что это борьба с самой собой, против собственной воли, против счастья… И Себастьян вовсе не бездушное чудовище, каким я пыталась его увидеть. Я отвлеклась от плеча и потянулась к нему, робко ткнулась носом в гладкую щеку. Себастьян безусловно ждал этого, но не спешил праздновать победу. Бережно обхватил мое лицо и прильнул к губам с нечеловеческой нежностью, медленно, замирая, еле дыша… Меня переполняли эмоции. Задыхаясь, я отвлекалась от него, открывала глаза, чтобы убедиться, что не сплю, и вновь погружалась в это таинство. В очередной раз Себастьян не удержался, усмехнулся, не зло, скорее в умилении. Я улыбнулась в ответ, потянулась к губам… и замерла. В поцелуе я ощущала мешающие клыки, но отмахнулась от навязчивой глупости, неуместной и пошлой фантазии. Теперь же мне удалось их увидеть, и догадка уже не казалась такой уж нелепой. Наоборот! В голове наконец начали складываться в цепочку разрозненные факты. Занавешенные окна, вечные отговорки Себастьяна, каждый раз, когда я пыталась вытащить его куда–нибудь днем, его дьявольское обаяние, но самое главное – мудрость веков, его начитанность и осведомленность, усталость от жизни, которой я никак не могла найти объяснения. Себастьян не выглядел до такой степени старым, каковой являлась его душа. Я решилась поднять глаза. Он глядел на меня все так же нежно, но с какой–то едва уловимой тоской.