Научпое знание развивается не в абсолютном пространство, а в определенной социальной среде, в неразрывной связи с другими проявлениями человеческого духа, с прогрессом техники и промышленности, с уровнем знаний и заблуждениями определенной исторической эпохи. И вновь проблема решается пе так просто. Научное творчество остается достоянием и достижением личности. Нс безликие, однообразные массы научных работников движутся по магистральным направлениям в мире знаний. Требуются яркие, одаренные, вдохновенные, целеустремленные личности, идущие непроторенными путями, открывающие новое.

Идеи отдельных мыслителей оставались пе понятыми современниками. Порой проходили сотни лет, пока эти достижения становились достоянием науки, философии, техники. Новое знание вырабатывают не машины, а незаурядные, оригинальные личности. Так говорил Вернадский.

Мысли Вернадского не блестели ярко и быстро угасающе, как искры или падающие звезды. Они, словно семена, проникали в глубины разума и там расцветали. Они заставляли вновь и вновь обдумывать проблемы, сомневаться и искать, чтобы стать наконец твоими собственными, глубоко прочувствованными убеждениями.

Влияние Вернадского на Ферсмана было огромным.

В начале 1941 года, вспоминая зарождение в нашей стране учения о химической жизни Земли, Александр Евгеньевич говорил:

«Так складывались наши представления, скажем вернее, — наши научные мечты, когда тридцать лет тому назад, в старом здании Московского университета вокруг профессора В. И. Вернадского зажигался огонь новых исканий, полных веры в науку и жизнь.

И в стенах минералогического кабинета… зародились новые вехи новой науки и, вдохновляемые творческими порывами Владимира Ивановича, рождались и новые научные течения, и новые люди, и новые пути смелых исканий».[4]

Студенческая пора была для Александра Ферсмана одухотворена самостоятельными научными исследованиями, стремлением не только узнать известное, но и вторгнуться мыслью в неведомое.

В Московском университете Ферсман стал геологом.

И хотя учился там недолго (с 1903 по 1907 год), достиг очепь многого.

«Я окунулся, — писал он, — в мир глубокой и продуманной постановки новых научных проблем с тем философским подходом, который этим проблемам всегда давал В. И. Вернадский».

Уже в 1904 году вышла в свет первая научная работа Ферсмана. В этом же году он был избран секретарем минералогического кружка университета.

За годы учебы в университете Ферсман опубликовал семь научных статей. Он был всецело увлечен минералогией и запустил некоторые другие предметы. Но благодаря своим научным исследованиям смог закончить университет.

Он научился самостоятельно мыслить, и это помогало находить более или менее удовлетворительные ответы даже на те вопросы, с которыми не успел ознакомиться по лекциям или учебникам. А главное то, что не интересующие его курсы — скажем, ботаника — стали для пего неизбежными, хотя и докучттыми занятиями, приближающими момент перехода к самостоятельной любимой работе. Подобно этому однообразные многочисленные анализы открывают путь к интересным выводам, обобщениям.

Кстати, в университете он научился кропотливой лабораторной работе, многочасовым опытам, требующим длительной сосредоточенности, терпения, самодисциплины.

«Нашу пеструю семью, то целыми ночами выпаривавшую химические растворы, то принимавшую бурное участие в студенческих сходках, объединял главный помощник В. И. Вернадского — Павел Карлович Алексат, строгий, сухой на вид. Под его руководством мы прошли блестящую школу. Чрезвычайно требовательный, он заставлял нас проверять анализы много раз, до тех пор, пока они не давали положительного результата», — вспоминал Ферсман.

В. И. Вернадский настаивал, чтобы его ученики систематически просматривали минералы, «набивая» глаз па сотнях, тысячах образцов, чтобы учились определять присылавшиеся в университет собрания камней и умели точно их инвентаризировать.

Это было время нелегкой работы, нередко продолжавшейся 13–14 часов в сутки. Ферсман вынес из этого периода самое важное в жизни — умение работать.

Но, как мы знаем, для Вернадского работа минералога была в значительной степени геологической, полевой, связанной с непосредственными наблюдениями природы.

Он очень большое значение придавал экскурсиям и экспедициям.

Ферсман с другими студентами-минералогами регулярно совершал экскурсии в окрестностях Москвы (прежде пределы города были значительно меньше нынешних). На каменоломне в Дорогомилове изучали кристаллы кварца и кальцита. В обрывах на берегу Москвы-реки у Хорошева наблюдали минеральные особенности окаменелых раковин аммонитов. Каменоломпя в Подольске открывала картины химической жизни известняков: их превращения в доломиты, окремнения, обогащения некоторыми минералами па контакте с лежащими выше глинами юрского возраста.

В Подольском карьере Ферсман обнаружил слоечки листоватого палыгорскита. И еще одна находка, удивительная. В трещинах нередко встречались мелкие сталактиты и сталагмиты, натеки известняка. А в одном месте они были зелеными!

Отобрали образцы. Провели химические анализы. Выяснилось: красящим веществом были соли никеля. Откуда они взялись?

Разгадка оказалась проста. Выше обнажения, на поверхности земли лежал железный лом с остатками никелевых изделий… Выходит, минеральные массы в этих трещинах возникали за последние десятки лет, а на химическом их составе сказалась деятельность людей.

…Пройдут годы, и Ферсман вновь вернется к изучению геологической деятельности человека. Теперь он уже будет оперировать цифрами, многочисленными данными в масштабах всей планеты. Но как знать, не были ли студенческие впечатления тем первым толчком, который сдвигает мысль в определенном направлении, чтобы затем постепенно прийти к фундаментальным открытиям?

Ферсману очень нравились минералогические экскурсии. Вернадский в 1904 году, отправляясь в экспедицию на Украину, спутником своим выбрал Ферсмана и еще одного студента.

Путешествовали они по украинской земле весной, в пору обновления природы. Житомир, Бердичев, Полтавская губерния, Киевская… Трудно сейчас в полной мере восстановить детали этой поездки. По-видимому, исследовались преимущественно выходы очень древних гранитных массивов, где встречались вкрапления графита. Один из образцов графита в граните из Глуховцов (под Бердичевым) имелся в коллекции Московского университета. Подобные находки отмечались по р. Тетерев на Житомирщине.

Не исключено, что во время этих маршрутов Ферсман впервые глубоко задумался над подземной судьбой углерода. На юге Африки, например, углерод предстает в кимберлитовых жерлах драгоценными вкраплениями алмаза.

Но чаще он приобретает облик невзрачного, маркого графита. Что тому причиной? Влияние геологической среды, условий образования? А если возможны переходы алмазов в графит и графита в алмаз?..

Вернадский познакомил своих спутников с минералами почв и химическими особенностями знаменитого чернозема, который он изучал когда-то под руководством своего учителя В. В. Докучаева. И в душе молодого Ферсмана пробуждалось ощущение единства природы Земли во всех ее проявлениях. Опадающая белизна цветущих садов, жирные пласты чернозема — биокосного тела, неотделимо соединяющего в себе живое (корни растений, микробы, червей) и неживое, косное, минеральное, зернистая твердь гранита, поднятого могучими геологическими силами с многокилометровых глубин, выброшенного волнами времени из невообразимых далей миллионолетий.