Такое поведение восхитило Майка, и он невольно зауважал его ещё больше. Гонсало «Килла» Эрерра явно знал о жизни что-то такое, что ещё не было известно Хагену.
Гонсало, не отпуская Майка, сдвинул его, рассматривая:
– Крутой плащ.
– Вообще-то куртка.
– Хм, выглядит как плащ. Но тебе идёт. Ещё надо вот так сделать… – Гонсало поднял воротник его куртки. – Вот так ещё круче, настоящий стрит-стайл, одинокий волк Большого Города.
– Ты вообще как? – спросил Хаген.
– Жить буду, говорю же. Просто врач потребовал, чтобы я провёл пару дней под наблюдением. Скучно здесь, сил нет. Может это, бро, возьмём по пиву?
– А где? Разве в больнице можно? Или тут рядом есть бар?
– Нет, конечно, – Гонсало показал на свой больничный халат. – И не пойду же я в этом.
Гонсало открыл дверь и выглянул в коридор, поманил Хагена:
– Видишь вон ту дверь в конце коридора? Там пожарная лестница, на ней пациенты собираются тайком от сиделок и медсестёр, чтобы покурить. Часто к нам интерны присоединяются, они весёлые парни, травку приносят. Буду ждать тебя там, а ты сгоняй в магазин, тут недалеко, купи упаковку пива. Проставишься? Ты же получил деньги за победу?
– Да-да, конечно! – закивал Майк.
– Вот и отпразднуем! – широко улыбнулся мексиканец.
Уходя, Хаген услышал, как Гонсало сказал ему вслед:
– Хромаешь, значит, и я тебя неплохо отделал!
По дороге Хаген написал Лексе ещё одно сообщение. Потом, стоя в очереди на кассе, осмелился и набрал номер. Но Лекса не ответила, а звонок переключился на голосовую почту. Хаген спрятал телефон поглубже в карман дядиной куртки, решив, что не стоит быть таким надоедливым. Просто у девушки, наверняка, дел по горло.
На лестничной площадке действительно стояло несколько человек в больничных халатах и даже один мужчина с переносной капельницей. Он сидел на ступеньках, широко расставив ноги, открывая всё своё хозяйство, курил и рассказывал:
– Завтра всё и решится, буду я жить или нет. Прогнозы пятьдесят на пятьдесят. Возможно, это моя последняя сигарета в жизни!
Гонсало сидел рядом и сочувственно похлопал по плечу:
– Не унывай, бро, ты сильный, ты выживешь, а потом сам трахнешь эту дамочку с косой! А! Вот и наше пиво!
Гонсало взял из рук Хагена упаковку и раздал бутылки всем желающим. Все чокнулись, сделали по глотку. Мужчина с капельницей затушил окурок:
– Есть у кого ещё сигареты?
– Мы спортсмены, мы не курим, бро, – усмехнулся Гонсало и сделал большой глоток пива.
Хаген вспомнил про дядину пачку Camel, достал и протянул мужчине вместе с зажигалкой:
– Угощайтесь.
– Так это была не последняя сигарета в моей жизни! – воскликнул мужик с капельницей и усмехнулся.
Гонсало подтолкнул Майка наверх по лестнице. Они поднялись на несколько пролётов и вышли на крышу. Солнце начинало клониться к закату. У парапета стояли несколько пластиковых стульев. Эррера сел на один из них и пригласил Хагена:
– Это интерны поставили, по вечерам после смены отдыхают тут.
Хаген с опаской присел, поглядывая вниз. Мексиканец сделал глоток пива и сказал:
– А ведь я всё про тебя знаю, Майк.
– Что?
– Ты ведь ненастоящий боец, бро!
У Хагена сразу мелькнуло подозрение, что Гонсало открыл его секрет и откуда-то знает об интерфейсе! Но откуда? Как Гонсало мог догадаться? И почему он так спокоен?
Хаген отставил пиво и упавшим голосом спросил:
– А как ты… узнал?
Гонсало, прищурившись, смотрел на заходящее солнце, пробивающееся сквозь ветки деревьев:
– Мы с тобой похожи, бро. Я тоже иногда выдаю себя не за того, кем являюсь.
Хаген собрался с мыслями и успокоился: кажется, Гонсало вовсе не об интерфейсе говорил.
– Мы с тобой отличаемся, конечно, но есть и общее. Мы оба пытаемся стать лучше, и оба выбрали для этого спорт. Знаешь, как я окончательно понял, что ринг – это моё навсегда?
– Как?
– Господь дал мне знак. Несколько лет назад я двигался в одной банде чоло, которая крышевала мелких торговцев дурью. Конечно, защищали мы их, по сути, от самих себя или таких же типа-гангстеров, но постепенно вошли во вкус. Это стало приносить реальное бабло. Мы даже стали силой на районе. Понемногу все братья купили себе большие тачки, прокачали их как следует, купили оружие. Начали даже расширять свои территории и разнообразили операции. Тогда я и стал ходить в зал к Очоа, хотелось стать ещё круче. Выучить эффектные приёмчики, чтобы красивее бить тех бедолаг, кто отказывался от нашей защиты. Вообще-то я ещё в колледже занимался боксом… – Гонсало хмыкнул: – Да, я ходил в колледж! Странно, да, что я так и не стал ни доктором, ни адвокатом, ни кем-то ещё из тех шишек, что ходят в клуб? Не суть. Короче, однажды всю нашу банду накрыли копы, потому что мы трясли тех, кто оказался под их защитой. Повязали почти всех, кроме меня и ещё нескольких парней. И знаешь, почему мне повезло?
– Ты одумался?
– Ха-ха, Майки, ты забавный! Никто не способен одуматься, пока не случится что-то, что заставит одуматься. Нет, просто в тот момент я был на тренировке в зале Очоа, а не тусил с остальными в гараже, где была наша база. Именно тогда я понял, что Господь показывает мне путь. Это был знак. Поэтому я решил всё бросить да серьёзно уйти в спорт. Ну, настолько серьёзно, бро, насколько это возможно для любителя. Я увидел свой путь. Тут вопрос, каким ты видишь свой. Ведь ты не боец, бро.
– Почему? – обиделся Хаген.
В конце концов, разве он не победил Гонсало на ринге? Как это «не боец»?
– Ты слишком боишься, когда выходишь на ринг, бро. А для того, чтобы преодолеть страх, начинаешь считать партнёра врагом. Я же видел, как ты меня боялся. А потом решил, что я твой враг, и тебе стало легче, да? Ведь бояться врага не так зазорно, не так ли, бро?
Хаген не знал, что ответить, поэтому неопределённо кивнул.
– Тебе важно понять, малыш Майки, что партнёр – это не враг. Конечно, у тебя могут быть натянутые отношения с тем, с кем ты дерёшься на ринге. Но на ринге даже самый лютый враг – это такой же брат-спортсмен. Победить его – это не значит убить из-за ненависти. Бойцовский спорт – это противостояние двух мастеров, а не двух врагов.
Гонсало замолчал, а Хаген какое-то время думал над его словами. Потом он задумчиво посмотрел на красный шар заходящего солнца и признался:
– Спасибо, Гонсало, я много сомневался в себе.
– Да не грузись ты так! – ухмыльнулся Эррера, – я иногда люблю пофилософствовать, всё же бывал на лекциях. – Он толкнул Хагена в бок: – Ну, а про меня, что ты думаешь?
Хаген тоже ухмыльнулся:
– Что мама была права, и ты реальный гангстер.
– Не знаю, причём тут твоя мама, но я давно завязал с бандой. Конечно, банда – это не комната с игровыми автоматами, из которой ты можешь выйти, когда закончатся четвертаки. Из банды нельзя выйти. Но мне повезло, она сама как бы ушла от меня. Сейчас многие братья до сих пор сидят в тюрьме, но я поддерживаю с ними связь. Повторяю, из банды нельзя выйти. Это такое дерьмо, в которое наступаешь только раз в жизни, но уже навсегда.
Слова Гонсало так запали в душу, что Хаген молчал, провожая его до палаты. Там он сердечно попрощался, пожелал удачи мужику с капельницей и вышел на парковку.
В машине проверил телефон: во время разговора на крыше он даже забыл о Лексе. Сердце его радостно забилось, когда он увидел непрочитанное сообщение от неё: «Я продляю твои выходные до пятницы. Позже сообщу, когда нужно будет прийти на работу».
Вот так вот, сухо. Ни «привет», ни «прощай».
Хаген попробовал перезвонить, но звонок снова был перенаправлен на голосовую почту. Он в очередной раз напомнил себе, что Алекса Хепсворт – деловая девушка. Это её стиль общения.
Воодушевлённый откровенным разговором с Гонсало, он поехал в спортзал. Лёгкая хромота – это ещё не причина, чтобы не потренировать удар на груше, кроме того, Хаген честно исполнял свои обязанности уборщика.