- Пошли! - отец распахнул высокую дверь парадного крыльца.

Димка смело пошел за ним. Широкая лестница, каменные ступени, дубовые перила. Внизу - две двери, одна против другой, наверху - еще две такие же двери.

- Раньше тут купец обитал,- тихо говорил отец, поднимаясь по роскошной лестнице.- Прохоров! Богатый был человек. А теперь трудовой люд живет вроде нас. А вот наша квартира… Прошу, граждане хорошие!

Он пошарил в кармане, вынул ключ и попытался отпереть замок.

- Открыто, входите! - крикнули из комнаты.

Они вошли.

В углу пустой гостиной на табуретке стоял коренастый человек в светлом парусиновом костюме и ярко-желтых ботинках. У него острый бегающий взгляд, усики, черная «бабочка» под накрахмаленным воротником рубашки.

- Вы кто? - строго спросил Димкин отец.- И что вы здесь делаете?

Человек спрыгнул с табуретки. Димка заметил, что у него очень длинные, какие-то загребущие руки. Быстро оглядев широкоплечего Максима Максимовича, незнакомец улыбнулся:

- Пардон, с кем имею честь?

- Я хозяйка квартиры! - сердито сказала Екатерина Николаевна.- А это мой муж!

- Значит, хозяева? - мужчина нахально посмотрел на Димкину мать.- А я - из домоуправления! Квартиру осматриваю, все ли в порядке! - Он вытащил какой-то листок, помахал им и опять спрятал в карман.- Так что жилье в чистоте принимаете, чтобы и дальше так было, ясно? Мы будем контролировать!

Последние слова он сказал уже в дверях и скрылся, забыв про «до свидания».

- Брр, неприятный тип! - поежилась Екатерина Николаевна.- Даже настроение упало.

- Не стоит из-за пустяков расстраиваться! - сказал отец.- Давайте вещи таскать!

Когда вещи кое-как распихали по комнатам, хозяева неторопливо еще раз обошли свою квартиру. Димка впервые видел такие хоромы и восторженно таращил глаза на лепные карнизы, на головки амуров в углах гостиной. С потолка, из переплетенных цепей, на него смотрел Прометей. Широкое скуластое лицо его было искажено брезгливой гримасой и смахивало на разбойничью физиономию какого-то атамана.

- Силен? - спросил отец.

- Ага! - кивнул Димка.- А чего он морщится?

- А ему противно эту штуку в зубах держать! - усмехнулся Максим Максимович.

В зубах титан действительно держал позеленевший крюк, на котором раньше висела лампа-«молния». Теперь его обвивал электропровод с пустым патроном.

- Безвкусица,- качал головой отец.- И Прометей, и амурчики эти…

- Ладно, критики! - устало сказала мать.- Давайте устраиваться!

Из гостиной они перешли в комнату, отведенную Димке. Комната была небольшая, но уютная, с двумя окнами во двор.

- Хорошо! - сказал довольный мальчишка.- Спать буду у окошка!

- Ну да! - испугалась Екатерина Николаевна.- Второй этаж!

- Ну и что же? - заступился за него отец.- Взрослый парень!

- Взрослый! - Мать насмешливо посмотрела на сына - лохматого, загорелого, курносого: ничего взрослого не было в лице его и угловатой нескладной фигуре подростка.

Обиженный Димка засопел.

Потом разгорелся спор из-за третьей, совсем крохотной комнатки, похожей на монашескую келью. Максим Максимович намеревался приспособить ее под кабинет, а Екатерина Николаевна облюбовала келью для своих хозяйственных нужд.

- Не велик барин,- весело говорила она, блестя ровными зубами.- Всего-навсего инженер! А туда же - кабинет ему подавай! Я - главный врач больницы, и то помалкиваю! Так что тихо, мужчины, не пыхтеть и слушаться меня! Тащите этот сундук в Димину комнату!

Максим Максимович мигнул Димке, и тот уселся на сундук. Рядом плюхнулся отец.

- Бунт? - весело спросила мать и прищурилась.- Ладно, бунтуйте, а ужин я готовить не буду!

Она вышла на кухню.

- Ну и не готовь! - крикнул Димка в дверь.- И обойдемся! А ты отдай папе комнату, поставь мою кровать у окна!

Екатерина Николаевна загремела посудой.

Отец с сыном переглянулись и прыснули.

- А хороший был бы кабинетик,- тихо сказал Димка, подталкивая отца локтем.

- Хороший,- хмыкнул Максим Максимович, косясь на дверь, из-за которой доносился гром посуды.

- Давай займем, пока мама там,- предложил Димка.

- Ага! А потом попадет за самоуправство! - покачал головой Максим Максимович, но глаза его, синие, ясные, как у Димки, смеялись.

- Не бойся,- успокоил сын.- Не попадет. Поставим ее перед фактом. И потом, нас же большинство! А?

- Ладно,- сказал отец.- Только тихо!

Потихоньку, полегоньку втащили они в кабинет отца

письменный стол и кушетку. Максим Максимович оглядел комнату:

- И для книжного шкафа место осталось. А на стол мы поставим лампу с зеленым абажуром - будет замечательно!

Димка подошел к окну, которое выходило во двор. Куст сирени легонько постукивал в стекло, как бы просился в гости. Димка распахнул окно. Во дворе была тишина, только верхушки кленов раскачивались, напоминая о пыльной буре. Стены дома, забор возле флигеля, кусты и деревья надежно защищали двор от ветров. Около флигеля росли кусты сирени, а между ними была разбита клумба. Вдоль веранды, увитой диким виноградом, выстроились яблони. Пахло мятой и цветами.

- Хорошо! - оглянулся мальчишка.

Отец подошел, обнял его за плечи, дохнул в ухо:

- Хорошо, Димка!

В комнату заглянула Екатерина Николаевна.

- Управились, голубчики? Распорядились? - спросила она.

Голос ее прозвучал строго, а глаза смеялись. Димка понял, что мать совсем не сердится.

Павел Нулин, известный в уголовном мире под кличкой Пашка Нуль, имел веские причины побывать в квартире, которую заняли Климовы. Он разнюхал, что когда-то этот крепкий, как крепость, каменный дом принадлежал купцу Прохорову. После революции купец сбежал из Царицына, припрятав здесь кое-что из своих богатств. Насчет богатств Пашке сообщила Юлька-воровка, баба вздорная, болтливая, которой бы в другое время Пашка не больно поверил, но тут он нюхом почуял: Юлька не врет. Судьба тайника не на шутку взволновала жулика, который в последние годы «работал» по мелочам и давно мечтал о таком вот кладе, с неба свалившемся.

- Мне половину! - заявила ему Юлька, когда в своей полутемной, грязной комнатке жарким шепотом поведала Пашке о кладе купца Прохорова.

- Идет! - серьезно отвечал тогда Пашка и про себя добавил значительно: «А там поглядим, какую тебе долю отвалить…»

Пока одни жильцы выехали, а другие не въехали, Пашка основательно обшарил квартиру: ведь именно здесь, по утверждению Юльки, и был укрыт клад.

Пашка уже изругал последними словами «контру чертову», так крепко запрятавшую сокровища, и собрался было махнуть на все рукой, как внимание его привлекли головки амуров по углам комнаты. Хищный огонек зажегся в Пашкиных острых глазах, когда он начал методически осматривать да ощупывать каждую головку. Сердце его учащенно забилось: Пашка почувствовал, что он близок к разгадке тайника, но тут, совсем уж некстати, во дворе послышался шум мотора, и в квартиру нагрянули проклятые жильцы. Пришлось срочно прикидываться работником домоуправления и удирать.

Всю ночь Пашка не спал, распаляясь при мысли о золоте и брильянтах, которые были где-то рядом, под самым носом, и уплыли из-под рук. Конечно, амуры не только для украшения - это уж точно! Только бы найти точку, на которую нужно нажать или что-то там повернуть, чтобы распахнулся тайник,- Пашка уже слыхал о таком. Он ясно представлял, как со скрежетом распахнется потайная дверца и покажется уголок обитого железом сундучка.

В комнате было душно, и Пашка вышел на улицу проветриться. Рассветало. Воробьи встретили его оголтелым чириканьем. Утро приходило светлое, радостное, ничто не напоминало о вчерашней пыльной буре. Пашка, занятый своими мыслями, ничего не замечал. Он долго бесцельно бродил по улицам и не заметил, как очутился перед приземистым крепким домом, перед толстым его забором. Присел у калитки и, нахлобучив кепку, принял вид скучающего, праздного человека. Медленно текли минуты…

Хлопнула калитка, на улицу вышел Максим Максимович. Зашагал, чуть покачивая плечами. Пашка подождал. Кто-то еще шел к калитке, беззаботно напевая. Калитка опять хлопнула. Пашка посмотрел одним глазом из-под кепки. Вышла Екатерина Николаевна, ладная, невысокая, в светлой шелковой кофточке, в серой юбке. Напевая, прошла мимо Пашки. И тот, совершенно равнодушный к женской красоте, подумал неожиданно: «Красивая, зараза!» И злость одолела его. Он злился на этих людей, красивых и беззаботных, которые спугнули его в самую неподходящую минуту. Он злился на Юльку за то, что поздно пронюхала и сообщила про клад, он последними словами ругал весь белый свет, который мешал Пашке жить так, как ему хочется.