— Главное, чтобы крестный не примчался в столицу, решив: мир снова нуждается в спасении…
Зная Рита и его нездоровую тягу к героизму, Крис заранее боялся явления Оррена. И без того проблем было по горло, чтобы перед кем-то отчитываться. А с учетом, что обстановка в Шейлере была далека от спокойствия и благоденствия, императора ждала жуткая головомойка, вздумай герцог почтить его своим визитом.
— У папы хватает забот… — поморщилась Юльтиниэль, — у него сложности с Альгой.
За свою жизнь она успела привыкнуть, что, не считая Лирии, жизнь Оррена Рита посвящена исключительно дочери. А теперь пришлось разделить отца с его новой женой. И пусть Альгу она хорошо знала и искренне любила, как замечательную мачеху и надежную подругу, все равно нелепая детская ревность грызла Юльку изнутри.
— Не с Альгой, а с герцогством, которое настроено против нее, — педантично поправил Крис. Он натаскал уже столько отчетов из архива, что за кипой листов виднелась лишь императорская макушка вместе с острыми кончиками ушей.
— Без разницы, — в своей манере отмахнулась Юля, дочитывая утащенное у мужа послание. — Мы с Альгой договорились, что этот месяц она веселится, как хочет, потом приезжаю я и напоминаю всем — кто самый страшный кошмар земель Ритов…
— …всей империи и окрестных территорий.
— После этого они согласятся полюбить кого угодно, лишь бы я подольше не приезжала в гости, — Юлька зловеще захихикала, предвкушая возвращение в отчий дом и «восторг» слуг, слишком рано обрадовавшихся замужеству юной леди.
— Давай угадаю? Вы устроите спектакль, в котором бедному Оррену отведете роль безмолвной декорации, не смеющей перечить выросшему чаду. Зато новая госпожа Рит бесстрашно вступится за своих неблагодарных подданных, обратив их персональный кошмар — Юльтиниэль — в позорное бегство. После этого они станут целовать Альгины туфли и сдувать с нее пылинки. Ты — само зло, дорогая, — хмыкнул Крис, выныривая из-под бумаг.
— Не «дорогая», а бесценная!
— То есть, ничего не стоящая?
— Р-ррр! Сейчас кто-то съест этот отчет!
— Приятного аппетита…
Разгорающуюся ссору прервало появление вестника от Оррена. Призрачный посланник сначала метнулся к Крису, затем, передумав, замер и упал в подставленную ладонь Юльки.
— Что-то он поспешил с ответом. Неужели все серьезно? — император кое-как выполз из-за стола и перебрался на кровать к Юльтиниэль.
Однако девушка его уже не слушала. Нахмурив бровки, она заставляла крошечный магический импульс снова и снова прокручивать короткое послание отца.
— Что значит: «Скоро сможешь сама спросить у Хель…»?!
Императорская чета переглянулась.
— То, что к появлению степняков у границ я не имею никакого отношения, — пояснила Хель, появившись со знакомым щелчком из воздуха с другой стороны от Юли. — Привет, дочь.
— Ничего нового? Рит, ты нарываешься, — Пресветлая поджала губы, показывая, что мое замечание задело ее за живое.
А всего-то вместо ответного приветствия я сказал, что набор трюков у творцов скуден и скучен, а большая часть любимых фокусов Алив безнадежно устарела. Наверное, всё-таки стоило вспомнить о чувстве самосохранения и поспешно перевести тему на что-то более безобидное или извиниться за свои слова.
Однако делать этого я не стал.
— Услуга за услугу? Старо, как мир! Хель говорила — это твой любимый прием. Весьма действенный, не поспоришь, и именно поэтому им пользуются все, кому не лень. Неужели не надоедает раз за разом повторяться?
Сейчас Алив более всего походила на ту Пресветлую мать, лик которой изображали под куполами храмов и ставили в хвальных комнатах. Эта красота была спокойной и умиротворяющей, а не небрежной, как в нашу первую встречу. И уж тем более не резкой, требующей подчинения, как во время заключения сделки. Платье самого простого покроя схвачено под грудью широкой лентой; волосы заплетены в длинную толстую насыщено-медную косу, высокий лоб украшает полоска обруча, хоть и золотого, но без камней. Я смотрел на женщину и думал, что именно в такую Пресветлую мать люди хотят верить и возносить ей хвалы. Ради такого творца могли бы пойти на смерть.
Наверное, когда-то Алив действительно казалась Множественной вселенной подарком свыше. А потом могущество и безграничная власть превратили добрую девочку в эгоистичную занозу.
Впрочем, если сравнить с той же Хель…
— Зачем придумывать что-то новое, когда «старое и скучное» ни разу не давало осечек? — совершенно искренне удивилась творец, будто я сказал несусветную глупость. — В моих должниках, Рит, числятся много разных, очень могущественных существ из таких миров, какие ты даже вообразить не сможешь. Среди них есть слуги Бездны, бессмертные творения Тьмы, небесные хранители, другие творцы… почти все Поколение обязано мне. Про обычных жителей Множественной вселенной я промолчу. И все они, от мальчишки с разноцветными волосами, которого невозможно убить, до простого герцога, попадаются на одну удочку. Ты спрашиваешь, почему я использую трюк с долгом? Мне нравится смотреть, как мощь, разум и чувства пасуют перед маленькой сделкой. Причем, заметь, я никогда не требую больше, чем даю в ответ. Это тоже своего рода искусство.
Я достаточно видел Хель и Алив и примерно понимал, что они из себя представляют. По рассказам Убийцы я даже мог представить, каково все их Поколение.
Мастера изображали Пресветлую мать именно такой, какой она была — совершенной и чуждой, но в одной детали ошибались. Взгляд всегда выдавал творца — пустотой, с закрывающей радужку мутной пленкой и сужающей зрачок до еле различимой точки. Но сейчас, когда Алив рассказывала о своей страсти превращать окружающих в своих должников, в глубине ее удивительных ярко-зеленых глаз с красными, будто бы кровавыми точками просыпалась жизнь.
Наверное, именно поэтому все творцы с яростным фанатизмом отдавались какому-то случайному и, на первый взгляд, абсурдному увлечению — они мечтали хоть изредка, на несколько секунд вновь чувствовать себя живыми.
— Ты прав, Рит, — кивнула женщина, легко поняв направление моих мыслей. — Но поверь, моя слабость, относительно некоторых увлечений Поколения, безобидна. В противном случае я бы все равно взяла то, что хочу.
— Верю, Пресветлая. И от своего слова не отступлюсь. Что я могу сделать для тебя?
Алив улыбнулась — не торжествующе или снисходительно, как-то удивительно тепло, словно я преподнес творцу бесценный подарок, а не подтвердил, что готов выполнить условия нашей сделки.
На этом нас прервали. Позади Алив разлилось мерцающее свечение, и, заметив мое удивление, творец также повернулась. Спустя еще несколько мгновений в комнате появился призрачный силуэт Маришки. Точнее то, что это именно она, я понял с некоторым трудом — слишком расплывчаты были черты полувампирки.
— Ох… — и знакомый голос звучал, казалось бы, из невероятной дали. Еле слышное эхо. Девушка, увидев Пресветлую, отшатнулась, вскинула руки в защитном жесте, — Простите!
Я вдруг подумал, что она выкрикнула это, но все равно едва разобрал слова.
— Что-то случилось? Почему ты в таком виде, — в сердце зашевелилось мутное беспокойство.
Маришка чуть улыбнулась.
— Простите, ваша светлость, — она замялась, — просто глупая ошибка… отрабатываю домашнее задание.
Я подумал, что Маришка сейчас обязательно что-то добавит. Она точно хотела сказать, может быть, просто попрощаться, но, с непонятной тоской посмотрев на Алив, девушка исчезла.
Мы с творцом недоуменно переглянулись. Лоб Алевтины разрезала морщинка; несколько секунд женщина над чем-то напряженно раздумывала, потом недовольно махнула рукой и вернулась к нашей проблеме.
— Для начала — идти собирать вещи. И если хочешь, чтобы супруга составила компанию в увлекательном путешествии, сложи и ее сумку. А вот твоему другу придется довольствоваться малым — Василий сейчас в дороге, а времени у меня нет. Но он человек не привередливый… Или ты предпочтешь отправиться один?