- Подозреваю, что тут воспользовались вином, которое мы пили после еды. Кто-то проник в подвал (после убийства я нашел выломанную решетку) и подменил бутылки…
- И что, только лишь мастер Сетон отравился? – удивлялся Ибаньес.
- Госпожа Сетон вообще никогда не пьет, а я… в тот день ужасно страдал расстройством желудка. Когда сэр Александр уже упокоился, я взял немного того вина и влил в рот коту. Тот сразу же издох в ужасных конвульсиях. К сожалению, когда люди императора разыскивали ту самую бутылку, она куда-то пропала, я же сбежал еще раньше.
- Давайте вернемся к тому самому Георгию Рандопулосу! – сказал я. - Известна ли вам причина, по которой он мог бы желать уничтожить господина Сетона, равно как и других александритов?
- Нет, - быстро ответил спрошенный Дэвид. – Различия взглядов относительно людской натуры или же непосредственного Божьего вмешательства в индивидуальные проблемы не кажутся мне причиной, которая могла бы подтолкнуть гуманиста к подобного рода преступлению. Хотя… - тут Леннокс замялся. – Одно из последних слов, что вышли из уст умирающего сэра Александра, явно направленные в адрес своего убийцы, звучали так: "Все равно, глупец, колесо истории тебе не остановить…".
Повисла глухая тишина, а я достал очередной конверт от il dottore. Гог хотел мне услужливо подать свечу, но я удержал его жестом руки. Тест второго письма был скрыт иным способом, требующим менее эстетического решения. Я повернулся спиной к своим товарищам, чтобы сохранить скромность, после чего полил лист струей мочи, в результате чего на нем выступили четкие черные буквы:
А если бы контакт с Сицилийцем оказался невозможным или нежелательным, вы должны отправиться к самому источнику. В третьем конверте ты найдешь египетский манускрипт, который видел у меня. В нем вы должны найти достаточные указания того, как добраться до Лабиринта и там черпать из колодца утерянного знания.
Не теряя времени, я вскрыл третий конверт, и мы, все трое, склонились над древним папирусом, заполненном странными значками, называемыми иероглифами…
- Вот же черт, - буркнул Дэвид. – Никто из современных людей не способен прочесть ни одного из этих знаков.
Алонсо тем временем поднял мокрую бумагу, на которой было записано письмо номер два, и указал на еще одно предложение, появившееся у самого нижнего края:
Бочка святого Марка.
Поскольку il dottore не написал ничего более, а четвертый конверт, в соответствии с указаниями, мы могли вскрыть "только лишь в Африке", сейчас все четверо глядели один на другого и длительное время рассуждали на тему того, что имел в виду мой наставник, про какую бочку он писал.
Была у меня мыслишка вернуться в Париж и лично спросить у него об этом, но тут неожиданно Алонсо взял голос:
- Единственная бочка, которая приходит мне на ум в данном контексте, это тот сосуд, в котором из Египта в Венецию привезли реликвии святого Марка…
- Бочка? – удивился я.
Во время посещения Серениссимы я видел в соборе урну с мощами святого, но тот имел вид шкатулки из золота…
- Я думаю о той бочке, в которой в 828 году два купца, Рустико из Торчелло и Буоно из Маламокко, доставили в Венецию останки святого евангелиста, под конец своей жизни исполняющего функцию епископа Александрии, желая спасти тело от посрамления со стороны сарацин. Предприятие было тем сложнее, что труп за эти восемь веков не только не подвергся какому-либо разложению, но еще и издавал интенсивный цветочный аромат. Предание, помещенное в Расширенном житии, гласит, что тело святого Марка обложили свининой, что, с одной стороны, приглушило запах цветов, а с другой стороны, удержало мусульман от более тщательного обыска сосуда….
- Все это здорово, вот только как нам, через восемь столетий, найти бочку, о дальнейшей судьбе которой не упоминает никакой рассказ? – ворчал Леннокс.
- Этого я не знаю, но думаю, что не остается ничего другого, как отправиться в Венецию и поискать на месте…
Как раз в этот момент до нас дошли отзвуки, усиленные царящим в коридорах эхо. Кто-то явно спустился в подземелья и шел в нашем направлении.
У нас не было никаких сомнений в отношении того, кем могут быть эти гости. Леннокс жестом приказал нам молчать, после чего потащил нас в проход, которого я раньше не замечал, узкий и настолько низкий, что в каких-то местах следовало ползти на коленях или протискиваться, словно библейскому верблюду сквозь игольное ушко. Одновременно делалось все сырее, так что потом пришлось брести по щиколотки, а потом и по колено в воде. Не знаю, что бы мы делали без Дэвида. Хотя на первый взгляд производил впечатление книжной моли, проводником он был отличным.
И заботящимся о нас. Время от времени он приказывал нам притаиться в какой-нибудь нише, а сам отправлялся в разведку. Бывало такое, что он отсутствовал даже по полчаса, но всегда возвращался и со словами "Дорога свободна" вел нас дальше.
Когда мы в очередной раз ожидали нашего проводника, я услыхал шелест за спиной и краем глаза уловил тень фигуры. Гог достал пистоль, но Алонсо удержал его, поднося палец к губам. Испанец развернул какой-то сверток, добывая из него длинный, похожий на флейту, предмет и горсть маленьких стрелок. Я понял, что это орудие, привезенное из Восточной Индии, смертоносное оружие тамошних туземцев, называемое духовым ружьем. Сейчас мы должны были убедиться в его эффективности. Алонсо раздул щеки, и когда цель вновь пошевелилась, явно направляясь к нам – сильно дунул. Направлявшийся к нам мужчина пошатнулся, а через мгновение, словно пораженный громом, упал на землю.
- Когда мы добрались до него, он уже умирал. Вид у него был жалкий, тем более, что был он ненамного старше нас. Изо рта у него шла пена, он что-то прохрипел, похоже, по-чешски:
- Я не враг…
Что самое интересное, если не считать кинжала, больше похожего на игрушку, при нем никакого оружия не было. Следовательно, он всего лишь шпионил.
Дэвид страшно разволновался, узнав, какие страсти мы пережили. Он осветил лицо трупа.
- Черты лица самые обычные, нос курносый, как часто бывает у богемцев.
На лице Леннокса появилась гримаса, которую у некоторых людей вызывает вид смерти, в особенности – необязательной. Но он ничего не сказал, только сплюнул и восхитился такой точности глаза Ибаньеса. А в это время тот, надев кожаные перчатки, осторожно извлек стрелку и спрятал ее в мешочек.
Признаюсь, что о столь поражающих ядах я до этого всего лишь слышал. Не удивительно, что мое уважение к испанцу выросло вдвойне.
Оставив труп за собой, мы двинулись дальше. Как оказалось, до выхода оставалось несколько десятков шагов.
Из подземелий мы вышли уже за городскими валами. Наем трех лошадей уже не представлял сложностей. Изо всех конских сил, мы поскакали в сторону Будеёвиц, а через неделю, в Линце, встретились с нашим гномом Гогом, который, несмотря на риск, вернулся на пражский постоялый двор за нашими вещами и экипажем. Если за нами кто-то и ехал, делал это настолько умело, что этого не удавалось заметить. Впрочем, возможно это наша готовность сражаться склонила его к прекращению погони? Или причиной тому были наши письма? Несколько таковых мы отослали из местечка Табор – в письме к il dottore я отчитался по нашим предыдущим свершениям и попросил скорректировать планы выезда в Венецию, если он посчитает их необходимыми. Второе письмо, подписанное Ленноксом, мы отослали синьору Камилло де Понтеваггио на Сицилию. В нем мы предупреждали его о наемных убийцах, так, как будто бы нам и в голову не приходило подозревать его самого, обещая как можно скорее появиться в окрестностях Палермо, чтобы определить совместные планы действий. И, наконец, третье письмецо, весьма чувственное и местами рифмованное, я отправил лично в руки мадам Вандом. В нем я уверял ее в своих чувствах, прося по возможности ответить по указанному адресу.
Через несколько дней, несмотря на метели, которые чуть было не сделали нам невозможной переправу через Альпы, под самое Рождество мы счастливо добрались до Венеции. Когда вновь мы плыли на лодке через лагуну, было прохладно, ветрено, бесснежно, но исключительно приятно. Били колокола церквей и соборов, призывая на предрождественскую службу. И если мне чего-то и не хватало, то только семьи, пускай даже и неполной, что была у меня в Розеттине. Ну да ладно, по крайней мере я радовался приятной компанией и амбициозной целью, хотя я совершенно не предполагал того, что в этом городе на островах придется провести более четырех месяцев.
Оказалось, что решение загадки бочки святого Марка – дело не такое уже и легкое. Скажу больше: долгое время мне это казалось совершенно невозможным. Впрочем, даже если бы мы и получили необходимые указания относительно поездки в Египет, сезон зимних бурь не способствовал мореплаванию. Мало кто выходил в Адриатику, а пара суден даже затонуло у скалистых берегов Далмации. А кроме того, куда могли мы выехать, не имея указаний относительно конкретной цели путешествия? Про египетский Лабиринт, о котором упомянул il dottore, ходило множество самых противоречивых рассказов. По словам Плиния, Лабиринт располагался милях в пятидесяти от Каира, в оазисе Фаюм над озером Моэрис, вода в которое поступает по каналу, ведущему от головного русла Нила. В последующие времена, когда ирригацией занимались недостаточно, канал засыпали пески, озеро высохло, а уж про Лабиринт, называемый Городом Сокровищ, не говоря уже о входе в него, пропал всяческий слух. Его разыскивали римляне, латинские патриархи Александрии, потом арабы и искатели сокровищ. Все напрасно.
В более новые времена существование Лабиринта было признано легендой, синтезом нескольких рассказов о различных подземных святилищах, похоронных камерах фараонов или естественных пещерах. Одно было очевидным: без расшифровки иероглифов шансы на то, чтобы отыскать Лабиринт, равнялись нулю.