Б а б у л и. Что толку задавать их, если получаешь залпом: нет, нет, нет.

Б е с л а н. Стало быть, вопросов больше нет? Кто хочет выступить по докладу?

Пауза.

Б а б у л и. Хабац, выступай, у тебя же крупные козыри!

Х а б а ц. Помолчи!

Б е с л а н. Ни у кого нет желания выступить?

Ш а ф а р (встает). Я хочу выступить, Беслан.

Б е с л а н. Пожалуйста. Пройдите на трибуну.

Шафар тяжелой походкой идет к трибуне, бросает фуражку на край стола президиума и гордо выпячивает грудь.

Ш а ф а р (громко). Товарищи! Я знал, что наступит пора здоровой критики, давно ждал случая выступить критически с этой трибуны. И вот это время настало…

Б а б у л и (громким шепотом). Посади свинью за стол…

Ш а ф а р (не расслышав). Ты не согласен?

Б а б у л и. У русских говорят: мели, Емеля, твоя неделя…

Ш а ф а р. Посмел бы кто раньше выступить с критикой, со словом неуместным…

Б а б у л и. Оно и сейчас не в почете.

Ш а ф а р. Прошу тебя, не мешай, Бабули. Сейчас мы заслушали доклад товарища Бердова. Но как можно! Здесь я перехожу к критике. В докладе ничего не было сказано о состоянии торговли. Какие у нас есть достижения, какие недостатки…

Б е с л а н. Вот-вот, вы и скажите о них, ведь вы тоже работник исполкома.

Ш а ф а р. Да, я заведую отделом торговли исполкома, меня постоянно критикуют за плохую работу — то магазина, то ларька или закусочных. И что совсем замучило, так это книги. Только и слышу: почему плохо реализуете книги? Почему книжная торговля плохо налажена? А какой в книгах прок?.. Я так считаю: доход государству мизерный…

Б а б у л и. Эге!

Ш а ф а р. Да, да. То райком меня ругает — плохо работаю, то потребсоюз за грудки берет. И все требуют и требуют улучшить работу. И сдается мне, что эти инстанции только мешают…

В рядах присутствующих волнение, легкий шум голосов.

(Повышая голос, чтобы перекрыть шум голосов.) Вот Бердов — председатель райисполкома, а чем он вообще помог? Да ничем. И если бы над торговлей не было исполкома, все было бы значительно проще. Дали бы мне больше прав, торговые дела пошли бы куда лучше…

Б о р и с. То есть у кого бы они пошли лучше? У спекулянтов?

Г а л а у. По-вашему, Советская власть не должна на торговлю распространяться?

Ш а ф а р. Советская власть останется в колхозах, на заводах и фабриках, в городах…

Присутствующие возмущены, слышатся взволнованные высказывания.

Г о л о с а. До чего договорился! Ему волю — весь район вотчиной спекулянтов станет! Долой с трибуны этого жирного хомяка!

Ш а ф а р. Я не хомяк!

Г о л о с а. Гнать его с трибуны! Все равно грызун! Крысиная порода! Выродок! Пусть убирается!

Кое-кто из молодежи вскакивает. Шафар ретируется.

Б е с л а н. Успокойтесь, товарищи! Оттого что Шафар плюнет на небо, солнце не померкнет. (Пауза.) Товарищи, просит слова Дзамболат. Но, простите, еще раньше попросил слова товарищ Белов.

Б е л о в (встает). Товарищ председатель! Дзамболат старше меня. Дайте слово ему, я подожду.

Б е с л а н. Хорошо, хорошо. Пожалуйста, Дзамболат.

Д з а м б о л а т (встает). Не понравились мне слова предыдущего оратора. Если вы не против, я скажу пару слов ему в ответ.

Г о л о с а. Пожалуйста! Выскажись!

Д з а м б о л а т. Моя работа — ухаживать за фруктовыми деревьями. Многие приходят полюбоваться на наш колхозный сад. Недавно зашла группа молодежи. Походили они по саду и остановились возле одной яблони. Они подивились ее большому урожаю. Но вот кто-то заметил сухую ветку, мешавшую плодоносным побегам…

Ш а ф а р. Я говорил о больших государственных делах, мне не дали договорить, а теперь мы попусту тратим время. Ухаживали бы лучше за своими деревьями, а не выступали здесь.

Д з а м б о л а т. Растить колхозный сад — тоже государственное дело. Но речь о другом. Вы замахнулись на основу, на корни нашего государственного дерева — на Советскую власть. А дерево это трудовой народ посадил, много лет ухаживал за ним, и корни его пошли глубоко, разрослась его крона. С каждым годом оно обильнее плодоносит. А вы сейчас хотели подрубить его корни.

Ш а ф а р. Что он говорит? Какие корни? Ничего не пойму…

Б е с л а н. А надо выслушать внимательно, тогда поймете.

Д з а м б о л а т. Нет, Шафар, мы вас до корней этого чудесного дерева не допустим, руки у вас коротки! Если и появится засохшая веточка, мы сами осторожно ее уберем.

Ш а ф а р. Ей-ей, никак не пойму, при чем здесь какие-то корни. Куда он гнет?

Г о л о с а. Не мешай! Учись слушать!

Д з а м б о л а т. Я стар, Шафар, много повидал на своем веку — от лучины и ишачьего транспорта до новейших машин, реактивных самолетов и атомных исполинов. Советская власть дала нам все, о чем мечтали. А вам она стала мешать?

Ш а ф а р. Я ничего подобного не говорил…

Д з а м б о л а т. Нет, Шафар, если не будет ни тебя, ни меня, все равно Советская власть будет жить и здравствовать! Вот таков мой ответ на ваше выступление.

Г о л о с а. Продолжайте! Продолжайте, Дзамболат!

Д з а м б о л а т. А теперь… о засохших веточках. (Поворачивается к Бердову.) К вам обращаюсь, Бердов. Мы собрались, чтобы послушать отчет нашего депутата. Мы доверили вам решать самые жизненные вопросы. А вы — разве вы оправдали это доверие? Вы разглагольствовали здесь о Северном полюсе, о какой-то диковинной рыбе, о пользе павлинов. Но не нашлось ни одного слова о том, что же лично вами-то сделано для народа.

Б а б у л и. Он не из застенчивых, — видно, просто похвастаться нечем.

Д з а м б о л а т. Стыдно, Бердов. Мы считали тебя человеком… потому и избрали депутатом. А ты отгородился от нас китайской стеной. Не буду говорить о всех твоих нечестных и незаконных делах, но об одном напомню. Прошу у присутствующих прощения, что злоупотребляю вашим вниманием.

Г о л о с а. Ничего!.. Давай, Дзамболат, продолжай!

Д з а м б о л а т (Белову). Дорогой наш гость! Вас особо прошу о прощении — угораздило меня выскочить на трибуну раньше вас.

Б е л о в. Ничего, я с удовольствием слушаю вас. Пример с деревом сегодня очень кстати.

Д з а м б о л а т. Так вот, друзья мои, с гражданской войны я вернулся в двадцатом году и немного пожил в маленьком подмосковном городке у своего знакомого — русского рабочего, в прошлом профессионального революционера. А было у него две комнаты. В одной разместились мы с ним, в другой — его дети, оставшиеся без матери. Однажды в городок приехал товарищ Дзержинский, председатель ВЧК. «Я сегодня заночую у тебя», — пообещал он моему другу. Они были знакомы по ссылке. Вечером мой друг постелил своему важному гостю на той кровати, где обычно спали дети. В полночь приходит усталый Дзержинский и видит: дети спят на полу. Отчитав за это хозяина, Дзержинский осторожно переложил детей на кровать, а сам прилег на полу, накрылся шинелью и уснул. Феликс Эдмундович был правой рукой Ленина, он был большим человеком, кристально честным коммунистом. А вы, Бердов? Скажите, что общего в вашем поведении с коммунистической моралью? Целый детский сад вы изгнали из дома, в котором поселились сами. И в личной, и в общественной жизни люди берут пример с коммунистов. Куда бы пришли мы, если ориентироваться только на вас? Нет, не годитесь вы нам в депутаты. Вот и все, что я хотел сказать.

Собравшиеся аплодируют.

Б е с л а н. Если товарищ Белов не возражает, послушаем еще собравшихся, а потом уже попросим его выступить.