Албег и Елкан входят в дом. Все расходятся. На сцене остается один Газак.

Г а з а к (улыбаясь). Теперь у меня есть причина поговорить с Заирой.

З а н а в е с

Вечер. Заходит солнце. Из глубины ущелья выходят  Е л к а н,  А л б е г  и  А б а д и. Они останавливаются у моста и слушают раздающуюся с горы песню.

Г о л о с.

А л б е г. Как красиво поет!..

А б а д и. А какая чудесная песня! Будто само ущелье поет…

Е л к а н. Это песня о покровителе животного мира Фалваре. Давно ее народ сочинил, издревле поет.

А б а д и. Прямо соловей!

Е л к а н. Песне пастуха всегда подпевают птицы, шумные реки и грохочущие водопады…

Г о л о с.

Песня эхом отдается по горам.

Е л к а н. Слышите, как вторят ему горы? Кажется, поет само ущелье. Не зря оно зовется поющим!..

А л б е г (восхищенно). Волшебный край! Не зря позарились на него наши соседи.

Г о л о с.

А л б е г. Кто это так красиво поет? Не из наших ли он чабанов?

А б а д и. Да, из наших…

Е л к а н. Это голос Газака, того самого парня, который писал письмо-вызов соседям, один из лучших чабанов, бригадир…

А л б е г. Послать бы его учиться.

Е л к а н. Он учился в сельскохозяйственном институте, но случилась беда — отец его погиб в шахте. Мать осталась одна. Он вынужден был уйти со второго курса… Ни на какую другую работу не захотел…

А б а д и. Хороший знаток животных.

Г о л о с.

Е л к а н. Два года назад он сменил меня… Эту песню я ему напевал… Мне самому трудно стало ходить по горам…

А л б е г. Не наговаривайте на себя… вы еще шибче меня ходите…

Е л к а н. Это ради тебя я пошел сегодня, чтобы показать тебе наши пастбища, наши луга… Большие возможности есть у нас для развития животноводства…

А б а д и. Но все запущено… луга годами не скашиваются, а кормов не хватало.

Е л к а н. Да, да… потребительское отношение прежнего руководства, их частая щедрость за счет колхоза привели нас к незавидному положению…

А б а д и. Елкан… смотри, какие-то женщины идут.

А л б е г. Что за женщины? Вечером да в черном?..

Е л к а н (приглядывается). А-а… Это Заира с золовкой… Сегодня годовщина гибели ее мужа…

А л б е г. Это та Заира, о которой говорили?

Е л к а н. Да. Она работала у нас зоотехником…

А б а д и. Она настоящая хозяйка… Вышла замуж и вот ушла от нас. Стала учительницей зоологии.

Е л к а н. Не только из-за этого, были и другие причины…

А л б е г. Муж ее был геолог?

Е л к а н. Да. Среди вон тех скал искал какую-то руду. Однажды во время ливня покатились камни, целая лавина… Мы еле нашли его изуродованное тело… Вон под той горой похоронили… Хороший был человек… Она уже год ходит в трауре… Газаку поручили переговорить с ней, чтобы вернулась к нам…

А б а д и. Теперь мне понятно, чего он так распелся…

А л б е г. Елкан, а не поговорить ли тебе самому с ней?

Е л к а н. Сегодня неудобно. Не до нас ей сейчас. К тому же мы это поручили Газаку. Пойдемте. Не будем их стеснять.

Елкан, Абади и Албег уходят.

Появляются  д в е  ж е н щ и н ы  в черных одеждах и направляются к мосту.

Песня теперь уже слышится ближе.

Г о л о с.

К о с е р оглядывается на остановившуюся  З а и р у.

К о с е р. Идем, идем.

З а и р а. Устала я… ноги отказывают. Иди… я догоню. (Смотрит в ту сторону, откуда доносится песня.) Как хорошо поет… Кто же это? Песня трогает сердце… я где-то слышала этот голос. (Поет тихо, будто причитает.)

К о с е р. Идем, сноха. Идем прикоснемся руками к незабвенной могиле брата и мужа, поплачем над ней…

З а и р а (себе). Не несут меня ноги к холодной могиле, и сердце очерствело…

Г о л о с (близко).

К о с е р (зло в сторону певца). Пойдем, сноха. Это пастухи… Ты не слушай их. Нам не до песен.

Заира стоит, молча слушает песню.

Наглый пастух!.. Разве порядочный человек стал бы петь такие песни при женщинах, носящих траур!.. Пойдем, дорогая сноха, темно уже, солнце закатилось…

Г о л о с (теперь уже совсем близко).

К о с е р (зло смеется). Это что же, сноха, про тебя такие песни поются?

З а и р а (смущенно). Разве удостоят меня такой прекрасной песни…

За сценой слышен голос Газака: «Э-гой, куда!.. Эй, Сараби, заверни овец на ту лужайку! Да смотри, чтобы не упали они в пропасть».

Г а з а к  появляется на сцене.

К о с е р (выходя ему навстречу, язвительно). Хорошо поешь, парень, но есть еще понятие приличия… Прилично ли при женщинах в трауре петь веселые песни?

Г а з а к (опешив, смущенно). Простите… Я не видел… не знал, что вы здесь… Извините, ради бога.

К о с е р. На этот раз прощаю… (Уходит.)

Г а з а к (Заире). Ради бога, простите. Не знал… Не видел… Я не нарочно… Я знал того человека, который похоронен в той могиле… Я убрал ее… Я думал…

З а и р а. Так это вы убрали могилу?

Г а з а к. Да, я…

З а и р а. Спасибо…

Г а з а к. Еще раз прошу извинить, и передайте той женщине…

З а и р а. Она вас простила… Она не знала, что это вы убрали могилу ее брата… а передо мной вы ни в чем не провинились. Жизнь есть жизнь… Кстати, что это за песню вы пели?

Г а з а к (смущенно). Это новая песня… молодежь ее сложила…

З а и р а. А о ком она? Кто эта Заира?