Бесправный везде феодальный раб был бесправен и в делах уголовных: сеньор имел абсолютную власть над его жизнью. Ничем не ограниченная воля господина была единственным законом и мерилом при определении наказания. «Между сеньором и его крестьянином нет другого судьи, кроме Бога», говорил Петр де Фонтен, законовед феодальной юриспруденции. Указывая на крестьянина, другой благородный сеньор говорил: «Это мой человек; я имею права его сварить или сжарить». Действительно, сеньор для подданного был законом, судьей и палачом. Все те смертные казни за маловажные преступления, которым мы удивляемся в средневековых кодексах, отчасти оставшихся в действии до конца XVII столетия, обязаны своим происхождением единственно рабству: так, например, смертная казнь за домашнее воровство, как бы оно ничтожно ни было, за порчу дерев и т. п. Самым характеристическим законом времен феодальных, доказывающим, как низко ценилась жизнь тогдашнего крестьянина, служат законы об охоте, которые в главных чертах существовали у всех западноевропейских народов. На основании этих законов право охоты, это естественное право каждого, составляло привилегию сеньоров. Сеньор мог охотиться и заводить для этой цели загороди на землях и в лесах, состоявших не только в исключительном его пользовании, но и в пользовании его крестьян. Между тем средневековый serf не имел права убивать дикого зверя и дикую птицу даже на землях, состоявших в его собственном пользовании, хотя бы это необходимо было для того, чтобы оградить свои поля от опустошения, а себя и свое семейство — от опасности. Такое само в себе исключительное право сеньоров было охраняемо жестокими уголовными законами. Вильгельм Завоеватель, разоривший после покорения Англии шестьдесят приходов и прогнавший жителей со своей оседлости для того только, чтобы землю эту превратить в место охоты, предписал выкалывать глаза всякому, кто убьет оленя, кабана или зайца. Подобным же образом действовали и его преемники, а во Франции — короли, их вассалы и даже малые дворяне. В последствие времени за нарушение дворянской привилегии об охоте стали наказывать виселицею. Прево Парижа издал в 1368 г. ордонанс, по которому определена была смертная казнь тем, которые ставят тенета для голубей. Таким образом, буквально жизнь голубя, кролика, зайца, куропатки ценилась неизмеримо дороже жизни vilain'a. Виновных в нарушении законов охоты вешали, привязывали живых к оленям и подвергали другим видам смертной казни. Когда один сеньор обвинял другого, что сей убил его дичь, обвиняемый сеньор полушуточным, полусерьезным образом извинялся тем, что он ошибся, принявши cerf (оленя) за serf (раба), и, имея намерение выстрелить в последнего, выстрелил в первого. Французские короли Людовик XI, Франциск I, Генрихи I, III и IV для охранения дворянской привилегии на охоту издавали новые и подтверждали старые законы, в которых определена была смертная казнь тем поселянам, которые осмелятся нарушить законы об охоте. О Людовике XI говорили, что в его время было гораздо простительнее убить человека, чем оленя или кабана. Сам Генрих IV, который считается едва ли не другом народа, подписывал смертные приговоры крестьянам, виновным в том, что они защищали свои поля против диких зверей, и запретил в лесных местах держать собак не привязанными или без перебитых ног для того, чтобы они не распугивали дичи. Смертною казнью карали также и нарушение исключительных прав рыбной ловли.[42] В 1494 г. один мужик в Верхней Швабии поймал в ручье, принадлежавшем господину фон Эпштейну, несколько раков, за что и был казнен этим господином. При обилии поводов для предания казни крестьян, казни были очень часты и многочисленны. Каждый сеньор для удовлетворения этой потребности имел у себя виселицу. Этот атрибут сеньоральной власти был так важен и так существен, что число столбов и крючков на виселицах выражало ту или другую степень, которую феодал занимал в лестнице. Герцог, занимавший первое место после короля, мог выстроить виселицу о шести столбах или как он хотел. За ним следовал барон, который мог иметь виселицу только о четырех столбах; шателен — только о трех; простой сеньор de haute justice — о двух столбах, со связами вверху и внизу, внутри и вне; господин со среднею юстицией — о двух столбах без связей.

С XIV столетия во Франции усилившаяся королевская власть начала ограничивать вообще абсолютную власть сеньоров над крестьянами и, в частности, их произвольную юстицию. С этого времени возникает для крестьянина право апелляции в королевские суды; определяется круг дел, исключительно подсудных королевским судьям; сама, наконец, сеньоральная юстиция организуется в некоторую систему, так как сеньорам вменяется в обязанность назначать дельных и добросовестных людей в свои суды. Но все эти меры, очень хорошие в своей идее, гораздо меньше ограждают жизнь крестьянина в уголовном отношении, чем можно было предполагать. Вследствие обычая продавать должности, судебные места доставались не тем, которые имели все качества хороших судей, а тем, которые или удовольствовались наименьшим содержанием, или сами больше платили, а это были голодные и жадные невежи, которые думали не о правосудии, а о наживе. Оттого сеньоральные и часто королевские судьи (короли также раздавали судебные должности в виде награды своим любимцам, а сии их продавали) мало чем отличались от сеньоров в отправлении правосудия; они сделались новыми притеснителями народа и творили то же самое в форме суда, что сеньоры совершали без формальностей, открытою силою. Человек неимущий за самые ничтожные вины, по самым неосновательным подозрениям платился своим телом и своею жизнью; самый отъявленный преступник, убийца, грабитель, обладавший средствами, легко отплачивался деньгами за свои тяжкие преступления. В это время во всей силе держалось еще в уголовной юстиции следующее правило: «Когда по приговору суда крестьянин (vilain) лишается жизни или членов своего тела, тогда дворянин (noble) теряет только честь». Жадность судьи часто была обстоятельством, которое решало участь беззащитного крестьянина, призванного к уголовной ответственности: судья произносил над ним смертный приговор, потому что неизбежным последствием осуждения на смерть была конфискация имущества осужденного в пользу судей. Королевские судьи постоянно расширяли число судебных дел, только им подсудных (cas rоуаuх). Но сеньоры вешали, четвертовали, бросали в воду тех из своих подданных, которые приносили апелляцию в королевские суды. Притом же королевская юстиция развивалась очень медленно и со многими колебаниями, сначала не столько путем закона, сколько путем практики; еще в XVI столетии во Франции количество уголовных крестьянских дел, подсудных королевским судьям, было очень незначительно.

В Германии в XV столетии крестьяне были почти беззащитны против своих сеньоров или потому, что они лишены были права жаловаться вследствие несуществования общих судов, или же оттого, что в судах заседали судьи-дворяне, пропитанные одним и тем же духом, как и те сеньоры, против которых жаловались. Потому нельзя заподозрить в несправедливости следующие, относящиеся к 1654 г. слова Дюлора, автора истории Парижа: «Бедные жители деревень, без защиты, преданные ужасной тирании своих сеньоров, которых жестокость в деревнях равнялась низости при дворе, были безнаказанно оскорбляемы: их грабили, секли, изуродовали, убивали и повергали в самую ужасную зависимость». Правда, средневековый крестьянин, превращенный в раба, начинает с XIV столетия мало-помалу завоевывать себе свободу, переходя в города и делаясь горожанином; правда, и в самих селах крестьянин иногда на службе же сеньора успевал приобретать такое экономическое и общественное положение, которое делало его свободным; правда, наконец, и то, что число этих лиц с каждым столетием более и более возрастало. Все это, в связи с укреплением общегосударственной власти, ограничивало и смягчало власть сеньоров и вместе с тем способствовало уменьшению смертных казней. Но не должно забывать, что до конца XVIII столетия во Франции, до переворота 1789 г., власть господина над крестьянином имела еще большой объем; отношения господина к крестьянину и феодальный взгляд на сего последнего в большей или меньшей степени оказывают влияние на уголовную юстицию. Таким образом, хотя с XIV столетия сеньор теряет de jure неограниченное право жизни и смерти над своим рабом, но de facto зависимое положение крепостного и решительное влияние сеньора на уголовную юстицию служат обильным источником смертных казней. Взгляд на крепостного как на существо низшее остается в значительной степени тот же: пропитанные этим взглядом, тогдашние судьи с такою же или почти с такою же легкостью произносили смертные приговоры над крепостным, с какою легкостью сеньор казнил его по своему личному усмотрению. Вполне зависимое экономическое положение, те чрезвычайно тяжелые повинности, которые крестьяне отбывали в пользу сеньоров, служили неистощимым источником столкновений и тем или другим путем доводили крестьянина до смертных казней.