– Следите за ними, – сказал Хорнблауэр. – Через пять минут я приведу команду. Приготовьтесь, еще по крайней мере одного человека придется связать.

Он вышел на причал и зашагал туда, где собрались после разгрузки усталые каторжники. Они потухшими глазами смотрели на него, почти безучастно гадая, что за новые муки готовит им этот лощеный полковник, который разговаривает с их сержантом.

– Отведите этих людей на мой корабль, – сказал он. – Там надо кое-что сделать.

– Есть, – отозвался сержант.

Он отрывисто приказал усталым людям следовать за Хорнблауэром. Босые ноги ступали бесшумно, но цепь, протянувшаяся от туловища к туловищу, ритмично звякала при ходьбе.

– Проводите их на палубу, – сказал Хорнблауэр, – и спуститесь в каюту за приказами.

Все было легко благодаря мундиру и звезде. Хорнблауэр с трудом сдерживал смех, глядя на ошалелое лицо сержанта, когда того разоружали и связывали. Довольно было выразительно повести пистолетом, и сержант показал, в каком кармане ключи.

– Пожалуйста, мистер Буш, запихните их всех под стол, – сказал Хорнблауэр, – кроме лоцмана. Он нужен мне на палубе.

Сержанта, штурманского помощника и двух матросов без церемоний уложили под стол. Хорнблауэр вышел на палубу, следом Буш и Браун выволокли лоцмана. Было уже почти темно, только светила луна. Каторжники сидели на корточках, отрешенно глядя перед собой. Хорнблауэр тихо обратился к ним. Несмотря на трудности с языком, волнение его передавалось по воздуху.

– Я могу вас освободить, – говорил он. – Вас больше не будут бить и мучить тяжелой работой, если вы сделаете, как я скажу. Я – английский офицер, и я поведу этот корабль в Англию. Кто из вас этого не хочет?

Ответом был общий удивленный вздох, словно каторжники не верили своим ушам – вероятно, они и впрямь не верили.

– В Англии, – продолжал Хорнблауэр, – вы получите награду. Вас ждет новая жизнь.

До них начало доходить, что их привели на тендер не для изнурительных трудов и у них есть шанс обрести свободу.

– Да, сударь, – сказал кто-то.

– Я разомкну цепь, – сказал Хорнблауэр. – Никакого шума. Сидите тихо, пока я не прикажу, что делать.

Он в темноте нашарил висячий замок, повернул ключ и откинул дужку. Несчастный каторжник заученно поднял руки – он привык, что его заковывают и расковывают ежедневно, как зверя. Хорнблауэр освободил всех по очереди, цепь с легким звоном опустилась на палубу. Хорнблауэр отступил, держа пальцы на курках, однако каторжники и не думали сопротивляться. Они стояли огорошенные – переход от рабства к свободе занял не более трех минут.

Тендер под ногами Хорнблауэра поворачивал с переменой ветра, мягко ударяясь о кранцы. Взгляд за борт подтвердил, что отлив еще не начался. Оставалось выждать еще несколько минут, и Хорнблауэр повернулся к Брауну, который в нетерпении стоял за грот-мачтой рядом с понуро сидящим лоцманом.

– Браун, – сказал Хорнблауэр тихо, – сбегай в лодку и принеси сверток с моей одеждой. Чего ждешь? Беги.

Браун неохотно подчинился. Его ужаснуло, что капитан ради одежды тратит бесценные минуты и вообще помнит о такой ерунде. Однако Хорнблауэр был вовсе не так безумен, как представлялось его старшине. Они все равно не могли отплыть до начала отлива, и Брауну, чем изводиться тревогой, можно было с тем же успехом сбегать за мундиром. Раз в жизни Хорнблауэр вовсе не рисовался перед подчиненными. Несмотря на волнение, мыслил он четко.

– Спасибо, – сказал он запыхавшемуся Брауну, когда тот вернулся с полотняным мешком. – Достань мой форменный сюртук.

Он сбросил полковничий мундир. Браун подержал сюртук, Хорнблауэр сунул руки в рукава и застегнулся с приятной дрожью в пальцах касаясь знакомых якорей и корон на пуговицах. Сюртук был, как жеваный, золотой позумент порвался, но это был его мундир, которого он не надевал с тех пор, как потерпел крушение на Луаре. Теперь, когда он в мундире, его нельзя назвать шпионом, и, даже если побег не увенчается успехом, мундир защитит и его самого, и подчиненных. Поймать их могут – он не обольщался на этот счет, а вот тайно умертвить – уже нет. Похищение тендера наделает шуму, после чего убийство станет невозможным. Он уже выиграл – его не расстреляют, как шпиона, не удавят тайком в тюрьме. Если их поймают, то будут судить лишь по старому обвинению в нарушении воинских соглашений, причем весьма вероятно, что после недавних подвигов он предстанет в глазах людей героем, убивать которого Бонапарт сочтет не дипломатичным.

Пора было действовать. Он вытащил из борта кофель-нагель и, задумчиво взвешивая на руке увесистое орудие, неторопливо подошел к лоцману.

– Мсье, – сказал он, – вы поможете нам выйти в море.

Лоцман вытаращился на него в лунном свете.

– Я не могу, – прошептал он. – Моя профессиональная честь… Мой долг…

Хорнблауэр угрожающе поднял кофель-нагель.

– Мы отплываем немедленно, – сказал он. – Вы даете указания, или нет, как хотите. Но вот что, мсье. В ту секунду, когда судно сядет на мель, я вот этим сделаю из вашей головы крошево.

Хорнблауэр смотрел на белое лицо француза. Пока того вязали, усы потеряли форму и смотрелись теперь комично. Лоцман не сводил глаз с кофель-нагеля, которым Хорнблауэр постукивал по ладони. Хорнблауэр ощутил победную дрожь. Угроза пустить пулю в голову не подействовала бы на впечатлительного южанина достаточно сильно. Теперь же тот воображает прикосновение кофель-нагеля к черепу, зверские удары, которыми его забивают до смерти – словом, выбранный Хорнблауэром аргумент оказался наиболее доходчивым.

– Я согласен, мсье, – слабо выговорил лоцман.

– Хорошо, – сказал Хорнблауэр. – Браун, привяжи его к поручню, вот здесь. Потом можно отплывать. Мистер Буш, встаньте, пожалуйста, к румпелю.

Приготовления не заняли много времени: каторжников поставили к фалам, вложили им в руки тросы и велели тянуть, когда будет приказ. Хорнблауэру и Брауну прежде часто случалось расставлять на палубе новобранцев, доставленных вездесущими британскими вербовщиками; к тому же Браун, беря с Хорнблауэра пример, бойко командовал по-французски.