– Посадите собаку и покажите зубы, – приказал судья.

Вот когда я вновь блеснул выучкой Джери. Я посадил его у ноги, и он сам протянул ко мне морду. Я взял ее обеими руками и, оттянув губы так, что обнажились розовые десны, показал белые, точно литые, зубы.

– Хорошо. Пробежитесь, пожалуйста.

Было исполнено и это приказание. Джери послушно бежал рядом со мной, вопросительно заглядывал мне в глаза, как будто спрашивая: «А что нужно делать еще?»

Пока все шло без сучка без задоринки.

– Неплох, неплох… – бормотал судья, заглядывая куда-то под брюхо дога.

Потом подумал, захлопнул крышечку блокнота, где все время ставил какие-то пометки, и решительно произнес:

– Очень хорошо.

Я вспыхнул. Сергей Александрович не выдержал и тут же поздравил меня:

– Поедете в Москву. На Всесоюзную.

«Очень хорошо» – равнялось большой серебряной медали[9] – была призовая оценка, которая давала право на участие собаки во Всесоюзной выставке.

– Смотрите, привезите его в Москву в хорошем виде, – наказывал мне судья. – Чтобы был такой же лощеный! – И, видя мою радость, улыбнулся сам.