— Опять у вас полон рот! Почему не отвечаете? О чем вы там говорили?

Хейно кое-как проглотил сухарное месиво.

— Ни о чем, господин младший сержант.

От усталости ответ его прозвучал сипло и настолько не по-военному, что Пуллинен даже онемел на какой-то миг: Ведь врет же, врет, окаянный, нахально врет в глаза своему начальнику! И Пуллинен придумал для него суровое наказание. Хейно устал, ноги у него, конечно, стерты. И младший сержант, злорадствуя, заорал:

— С винтовкой и с полной выкладкой бегом вокруг казармы, пока не скажу стоп, — марш, марш!;.

Хейно напрягся, как будто вот-вот бросится на Пуллинена, но потом все же повернулся, вскинул рюкзак на плечи и направился к двери. У выхода он Оказал, не повернув головы:

— Войтто, Яска, Виено, потерпите, ребята, постарайтесь. А я больше не могу.

Дверь хлопнула, и слышно было, как рр зашагал по коридору. Пуллинен бросился к двери и распахнул ее настежь.

— Я сказал бегом марш! Волочит ноги, как косарь на лугу!

Хейно робежал трусцой. Он выбежал за ворота, обогнул угол казармы и посмотрел на окна, Шторы затемнения были везде плотно закрыты. Значит, никто за ним не следит. Он тихо опустил рюкзак на землю и пошел, прихрамывая, по направлению к железнодорожной станции.

Майор Вуорела был взбешен, когда ему доложили о смерти солдата на марше. Что это такое? Подложить ему такую свинью! И именно во время ночного похода, — которого по уставу не положено устраивать. Впервые он попытался восстановить дисциплину не по правилам — и тут, на тебе, какой-то солдат умирает, как назло. Что это за Нисула? Почему он не пошел умирать в лазарет? Лучше бы уж не брали таких в армию. Ведь смотрела же его призывная комиссия! Или там не врачи, а коновалы? Проклятье! Мало того что в первом же увольнении поналивались вдрызг, избили преподавателя до полусмерти, так давай еще помирать!

Майор в полосатой пижаме и ночном колпаке расхаживал взад и вперед по своей спальне. Ему позвонили по телефону домой, не дожидаясь утра. Теперь он ругал на чем свет стоит врачей, сестер, санитарок и всю медицину, не говоря уж о преподавателях и «железных егерях — истребителях танков». Ну, разве не паразиты? Принесли присягу и тотчас нарушили ее! Ведь клялись повиноваться начальству, неукоснительно выполнять приказ командира, отдать за родину всю кровь, до последней капли. А сами, мерзавцы, проливают кровь своего начальника, плюют на запреты и у первого же аптечного киоска выпивают весь, иллодин, который там нашелся!

Майор Вуорела присел на край кровати. Он уже хотел было вызвать командиров рот на. совещание, как вдруг заметил, что еще ночь. Так какого же черта они меня подняли среди ночи? Хотели, наверно, услышать, как майор задыхается и хрипит, когда ему невмоготу. Этого им и нужно! Так и ждут, чтобы освободилось место начальника! Старый инвалид, на что, мол, армии такой. Именно так все они и думают!

Майор задыхался. Культя руки начала болеть, и воздуха не хватало. Он открыл вентиляционный отдушник. И тут снова зазвонил телефон. Майор снял трубку, выслушал доклад и. выругался. Обежал какой-то егерь Хейно. Силы небесные! Да в учебном центре бунт!

В сердцах шмякнув, трубку, Вуорела быстро оделся и вышел.

В это время в учебном центре творилось и впрямь что-то непонятное. Казарма второго взвода второй роты — была пуста, и другие казармы тоже понемногу опустели. То и дело дверь приоткрывалась, и в щелке показывались чьи-то глаза, быстро пробегавшие взглядом коридор из конца в конец. Затем из двери выскальзывал парень в нижнем белье и на цыпочках шел в уборную.

Там был полный аншлаг. Второй взвод находился в окружении.

— Кто убежал?

— Хейно.

— Елки-палки, что же с ним теперь будет?

Ниеминен, Саломэки и Хейккиля сидели на соседних стульчаках, угрюмо молчали и слушали. Саломэки был, кроме всего прочего, еще зол. Он нашел «босяка», который прихватил его башмаки. И хотя подменивший натерпелся из-за этого на марше, пожалуй, не меньше его, все. же они чуть не подрались.

— Чертов разбойник! Надо же, сволочь, стырить чужие ботинки!

Саломэки пытался теперь надеть отобранные у захватчика ботинки, но они не лезли на распухшие ноги. Чуть не плача, он клял все на свете:

— Этого прапора задушить мало!.. Не позволил, черт, сбегать переобуться. Видите, ребята, не лезет, хоть ты тресни… Слушайте, а как же Пена?.. Что с ним будет?

— Если попадется, посадят в тюрьму?

— И много за это могут припаять?

— Кто их знает…

Саломэки наморщил лоб, задумавшись о чем-то. Потом, он вдруг заявил:

— А давайте-ка и мы навострим лыжи. Смоемся, как Пена.

Друзья заулыбались, и он рассердился:

— Вы боитесь! Струсили! Ах, святая Сюльви, ну что за жалкие… Эй, парни! — крикнул он другим ребятам из своего взвода. — Удеремте домой всей компанией! —

— Нет, они не клюнули. Посмеивались только, как будто слышали забавную шутку. Саломэки начал честить всех, обзывать трусами несчастными. И никто не заметил, что какая-то тень отделилась от толпы и скользнула в дверь ротной канцелярии. Вскоре в уборную заглянул дежурный и громко выкликнул: — Ребята, господин майор.

— Какие ребята?

Куусисто тревожно косился на дверь. Сейчас войдет Саломэки, увидит его здесь и сразу все поймет. Куусисто бросило в пот.

— Не знаю, господин майор… Вообще наши ребята, все.

Майор презрительно усмехнулся:

— Что вы за человек? Егерь вы шли дитя малое? Взбучки боитесь!. Что же. вы будете делать на фронте? Там бьют покрепче, чем свои ребята. Ну, егерь, что же вы…

Дверь отворилась и, хромая на обе ноги, вошел Саломэки с ботинками в руках.

— Господин майор, егерь Саломэки по вашему приказанию…

Он заметил Куусисто и тотчас догадался, что тот наябедничал. «За это он получит», — пронеслось <в мозгу, когда майор гневно рявкнул:

— Что за вид? Как вы являетесь к командиру!

— Господин майор, ботинки не лезут. Как не лезут?

— Ноги стерты, господин майор!

— Покажите.

Саломэки снял шерстяные, носки и приподнял штанины. Ноги его были в кровавых волдырях.

Майор встал.

— Где же это вы так?

Саломэки ответил. Он сказал и о том, что просил разрешения переменить ботинки, но прапорщик Сеппэ не отпустил его. Майор, казалось, не слышал его объяснений. Он все смотрел на стертые ноги егеря, словно любуясь ими.

— Когда вы это почувствовали? В начале похода?

— Так точно, господин майор!

— А вы нее шли и шли дальше? Не пожаловались никому? И не просили, чтобы вас подобрала санитарная машина?

— Никак нет, господин майор!

Вуорела торжествующе посмотрел на присутствующих.

— Господа офицеры! Вот перед вами образец железного солдата, настоящего егеря! Кто из нас смог бы маршировать с такими ногами!

Майор выпрямился и продолжал торжественно:

— Я всегда говорил, что финское упорство и егерь финской армии — это нерасторжимые понятия. Егерь Саломэки!

— Слушаю, господин майор!

— Вы вели себя как подобает солдату. За проявленную воинскую стойкость я награждаю вас трехдневным отпуском, считая с воскресенья!

— Рад стараться, господин майор!

— Хорошо, можете идти.

Когда Саломэки ушел, Куусисто вновь обратился к майору:

— Господин майор, ведь это тот самый Саломэки, который подговаривал солдат, чтобы, стало быть, всем вместе бежать.

В сухом взгляде майора на миг мелькнуло замешательство, но его сразу же сменило раздражение. Он в самом деле забыл, что собирался посадить этого Саломэки на гауптвахту… Но разве мог он, майор, начальник учебного центра, признаться в подобной забывчивости! И майор Вуорела не на шутку раз гневался:

Егерь Куусисто! Вы были на марше?

— Никак нет, господин майор! Я был дневальным.

— Сидели за столиком. А егерь Саломэки маршировал, хотя на его ноги и смотреть-то больно. И вы смеете критиковать мои приказы!

— Я не критикую, господин…

— Молчать! Кто вам позволил перебивать начальника?.. Капитан Оваска!