Зато утро выдалось ясным, полным птичьего гомона и возмущенного стрекотания бурундуков. Грызуны и пернатые, как всегда, не могли поделить остатки хлебных крошек и каши, которые для них насыпали на заднем дворе столовой. Работники кухни ворчали, мол, из-за этих кормежек весь задний двор птичьим пометом покрыт, а бурундуков расплодилось и вовсе не меряно, того и гляди, возьмут кладовые штурмом и все запасы пожрут. Но маленькие, да и уже вполне взрослые ан-кей, на ворчание никакого внимания не обращали, прекрасно зная, что средство, безотказно отпугивающее грызунов, было разработано Дишан еще в прошлом веке. То есть семь лет назад, в году 494 от Падения Небес.

Я заворочалась в постели. Солнечный свет, падающий на лицо, как и шум за окном, подсказывали, что проспала я изрядно. Корм зверям и птицам ан-кей высыпали из своих тарелок сразу после завтрака. Значит, завтрак я проспала. В животе обиженно заурчало.

- Не волнуйся, мой друг, - обратилась к нему я. - От голода нас всегда спасет замечательный и незабвенный Скай-дон. Сейчас встанем, умоемся, и пойдем к нему на поклон... - сказала, и внезапно почувствовала... смущение? Я представила, как выхожу из ан-кейрита, обхожу столовую, вижу Ская, сидящего на траве под вязом, читающего очередной том из библиотеки... Сердце внезапно забилось, как сумасшедшее, щеки обдало жаром, а в животе опять заурчало...

- Да быть не может, - изумилась я, вскочила с постели и подошла к маленькому зеркальцу, висящему на дверце шкафа. Из отражения на меня пялилась, вытаращив глаза, белобрысая девица, с красными, как цветок мака, щеками. - Я что, и впрямь покраснела? Я смущена?

Не то, чтобы мы, ан-кей, страдали от недостатка эмоциональности, скорее, напротив. Но некоторые простые, человеческие, чувства, были нам не доступны. Скука, вина, смущение.... Мы никогда не маялись, не находя себе занятия. Некоторые язвительно замечали, что прогрессоры просто ленивы, потому и могут провести часа два к ряду, уперевшись взглядом в стену. На что мы, еще более язвительно, отвечали, что нам всегда есть, о чем подумать, а что до отсутствия шила в заднице, так мы по нему не страдаем.

Что же касается чувства вины... мы можем испытывать досаду, когда что-то не получается. Можем, осознав ошибку, в искреннем порыве воскликнуть: - балда! - и хлопнуть себя по лбу, а затем, повернувшись к соседу-помощнику, повторить: - балда! - и хлопнуть по лбу уже его. А то и вовсе прийти в ярость и начать все крушить. Смущаться мы не умели, по общепризнанному мнению, вовсе. Некая прагматичность наших характеров нам этого не позволяла. И, конечно же, от смущения мы не краснеем. Разве что от злости.

- Или я почему-то ужасно зла, - озадаченно сказала я своему отражению, - или со мной что-то не так. А, может, у меня жар? - я поспешно потрогала рукой лоб. - Нет, не похоже. К Дишан сходить?

Я представила, как целительница, чуть насмешливо, чуть сочувствующе, улыбаясь, расспрашивает, что я делала, когда у меня проявился необычный симптом. О чем думала, что чувствовала...

- Нет уж, обойдусь, - поежилась я. - Лучше проведу практический эксперимент и схожу к Скаю. Живот согласно курлыкнул, а вот сердце опять забилось сильнее.

- Да что же это такое! - разозлилась я. - Я его уже сто лет знаю!

Это, конечно, было не вполне правдой, но пять лет мы уже и впрямь были знакомы. Еще с той, самой первой, моей ночи в академии...

Темной безлунной ночью, мы, то есть маленькая безымянная ан-кей и ее угрюмый сопровождающий, вдвоем верхом на старенькой кобыле, добрались до Академии. Молчун Ниратир, сказавший от силы слов двадцать за все два дня нашей поездки из деревни, где меня признали ан-кей, минут десять монотонно долбил кулаком по воротам, пока нам не открыли. Так же молча, он показал дежурному стражу сопроводительное письмо, передал меня ему, спешился, забрал меня у стража, отдал тому взамен повод лошади и прошел в ворота.

Территория Академии была слабо освещена, поэтому осмотреть знаменитую крепость мне в ту ночь не удалось. Пройдя по мощенной камнем дороге до ближайшего по левой стороне здания, мы прошли полутемным коридором в маленький кабинет. В кабинете стояло два стула, стол, на столе - лампа. Больше там, казалось, ничего не было. Однако, стоило нам присесть, над столом показалась голова сонного лохматого парня, который, увидев нас, громко зевнул. До нашего прихода он мирно спал на установленной за столом лавке, но, видимо, звук наших шагов его разбудил. Закончив зевать, он стал увлеченно потягиваться.

- Давай быстрее, - буркнул Ниратир.

- До-о-ку-у-менты, - попросил ночной дежурный, прекращая потягиваться, и снова зевая.

Молча, по своей излюбленной привычке, Ниратир бросил пухлый конверт на стол.

- Надеюсь, здесь полный комплект? - поинтересовался дежурный, вскрыв конверт и бегло проглядывая извлеченные из него бумаги. - Угу, угу, кажется все в порядке. Ладно, сейчас заполню бланк приема, и можешь быть свободен, - сказал он Ниратиру и застрочил на желтоватом листе, который вытащил откуда-то из недр стола.

- Так... а как ее зовут? - прервался он через минуту.

- Пока никак, - проворчал Ниратир. - Три дня всего в деревне провела, и то меня дожидаясь. Ее сразу ан-кей признали.

- Понятно... - дежурный почему-то улыбнулся. - Ну как хоть деревня называется?

- Кречетовка.

- Понятно, так и запишем, - парень снова застрочил в бланке. - Ан-кей-кай из деревни Кречетовка, домен Кречета.... Возраст? Вот зачем они вечно эту графу ставят? Так... - дежурный стал проглядывать бумаги, переданные ему моим сопровождающим. - От девяти до двенадцати.... Ну да, невероятная точность... - скептически скривился он. Затем посмотрел на меня, очевидно, пытаясь на глаз определить возраст. Кажется, ему это не удалось, поскольку он снова скривился. - А, берх с ним, так и запишем. Ладно, с этим понятно, дальше...

Минут через пять он оторвался от бумаг и объявил: - Все в порядке, ты можешь идти.

Наритир быстро встал со стула и вышел, даже не попрощавшись.

- Эх, ну вот где его манеры, - вздохнул дежурный. - Кстати, позволь представиться, я - Вирай-дон, младший учитель. Ну и еще вот, ночной дежурный....

- Здравствуйте, Вирай-дон, - кивнула я.

- Привет, - он снова улыбнулся. - Пойдем теперь к смотрительнице, попробуем найти тебе комнату. Если и не найдем, ночь все-таки, не волнуйся. Завтра отыщем, а переночевать и в лазарете можно. Дишан-кей, правда, этого не любит... но я знаю, как ее уговорить.

Я, помнится, только плечами пожала, не очень тогда представляя, что это такое - своя комната.

Из полутьмы кабинета мы вышли в настоящую темень улицы, прошли по вытоптанной в траве дорожке, затем снова по выложенной камнем мостовой до длинного строения с одним-единственным светящимся окном на первом этаже.

- Вот, это общежитие для ан-кей, оно же ан-кейрит, - пояснил мне Вирай. - И в комнате смотрительницы свет горит, значит, сейчас найдем тебе комнату...

- Ее комната двести пятая, - раздался вдруг голос из темноты, а следом за голосом в пятно тусклого света вышел невысокий мускулистый парень. Его короткие светлые волосы тускло блеснули в слабом свете улицы. - Привет, Вирай.

- А, Скай, привет! - обрадовался дежурный. - Значит, ее уже определили?

- Да, мне час назад указ передали. Вот, подшей к остальным документам, - Скай протянул Вираю сложенный вчетверо лист бумаги. - Немного, правда, помялся.

- Да ерунда, - махнул рукой дежурный, - Значит, твоя она теперь?

- Сейчас узнаем, - Скай наклонился ко мне, заглянул в глаза, сказал: - Здравствуй, милая. Теперь тебя зовут Киран, - и улыбнулся.

   И тогда для меня-Киран что-то вдруг изменилось.

Я решительно вышла из комнаты и захлопнула за собой дверь, причем с таким грохотом, что невольно оглянулась. Но дверь была по-прежнему целой, так что я сбежала на первый этаж, как обычно перескакивая через ступени, и пошла в общую ванную.

Комната сияла чистотой, ремонт закончился только на прошлой неделе. Британ-кей, известная во всем мире благодаря созданию водяного колеса и насоса, продолжала совершенствовать свои изобретения. Так что деревянные бочки были убраны, а их место заняли моющие кабины, в которые теплая вода поступала благодаря насосу, нагревательному котлу и реке Припятке.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: