— Вот что. Надо назначить невестам испытание. Чай не просто невесты — а царских сыновей, значит, пусть пройдут испытание! А будет оно таким, что девушкам это по силам будет, а вот кикиморе с ним ни за что не справиться! И тогда все честно с судьбой будет — не справилась, так недостойна, значит, женою царского отпрыска стать!

— Ну, ты голова, Еремеюшка! — обрадовался Кондрат и похлопал своего верного советника по плечу, — Вот это нам подходит! Вот это, действительно, будет по-честному!

— А какое испытание-то? — спросил царевич, все еще не веря, что горю его можно так просто помочь.

— Ммм, — Еремей на этот раз принялся терзать свою бороду, оставив затылок в покое, — А вот пусть сделают будущему царственному свекру подарок своими руками! Что кикимора своими лапами-то лягушачьими слепить сможет? Да и не учили ее, небось, ничему на своем болоте. А чтоб принцесса наша иноземная не слишком напрягалась — разрешим им по одному помощнику позвать — все равно кикиморе позвать некого. Дадим три дня — с завтрашнего начиная, да поставим условие — из дворца не выходить, но любые средства испрашивать — все доставим. А сляпает кикимора какую-нибудь гадость болотную — будет законный повод государю разгневаться и выгнать ее из дворца обратно в трясину.

— Вот молодец! Вот хитромудрый-то! — радовался Кондрат.

— Хорошо придумано, — улыбнулся, наконец, царевич.

На том и порешили. Об испытании невестам объявили народу, а кикиморе царевич сам пошел рассказывать. Дойдя до покоев, что для его невесты предназначены были, Иван вздохнул, собрался с духом и постучал.

— Входите, не заперто, — послышался из-за двери женский голос, такой обычный, даже красивый. И захотелось царевичу, чтобы в комнате за этой дверью оказалась сейчас обыкновенная девушка, пусть хоть даже и не красавица, только бы не нечисть эта болотная. Он закрыл глаза и дернул за ручку, но открыв их, обнаружил сидящую в кресле перед серебряным зеркалом все ту же кикимору. Она расчесывала волосы золотым гребнем. Кусок ткани, под которым она раньше пряталась, был повязан на ее серо-зеленом теле на манер платья.

— С чем пожаловал? — спросила кикимора, глядя на него необыкновенно синими глазами.

— Да вот…Царь испытание всем невестам назначил. Надо ему подарок своими руками сделать за три дня, начиная с завтра. Условие — из дворца не выходить, просить можно любые средства. И еще помощника одного позвать можно, — Иван почувствовал фальшь в собственном голосе.

— А, ну ясно, — кикимора понимающе кивнула и невесело усмехнулась, — Это все?

Иван кивнул, и она отвернулась к зеркалу. Он постоял, неловко ковыряя носком сапога паркет. Ему стало ее даже как-то жалко — через три дня ее с позором выпроводят на болото, а ведь не она заварила эту кашу со стрелами, да и он бы на ее месте не упустил выпавший шанс перебраться из трясины во дворец. Чем она виновата?

— Ну, как ты тут устроилась? — выдавил он из себя вежливый вопрос.

— Маленько получше, чем на болоте, — насмешливо ответила она.

— А по родным не скучаешь? — Иван попытался вновь напомнить, что болото ей все-таки дом и предстоящее выдворение, наверное, будет правильным. Каждый должен быть на своем месте.

— У меня нет никого, — коротко ответила она.

— Извини. Ну, по подругам тогда, — ляпнул он, чтобы заполнить неловкий момент.

— И подруг тоже нет.

— Ты что ж, одна кикимора на все болото? — удивился Иван.

— Не одна, — она вновь усмехнулась и обратила свой пронзительно синий взгляд на него, — Только не дружила я ни с кем.

— Почему? — Иван присел на краешек стула у стены.

— Потому что ко всем к ним водяной лешак приставал, а меня не трогал — вот и невзлюбили меня.

— А почему он тебя одну не трогал? — царевич почувствовал, что задает какой-то неудобный вопрос.

— А я слово заветное знаю, такое, что всякую охоту ко мне приставать начисто отбивает! — в ее глазах заплясали искорки.

— Понятно, — протянул Иван и подумал, что у него и без всякого заветного слова никакой охоты не имеется. И тут же ему снова стало ее жалко, как только он представил, как над ней будут издеваться другие кикиморы, когда через три дня она приплетется на свое болото, где она тоже чужая, как и здесь — во дворце, где все только и мечтают от нее избавиться, и он сам в первую очередь.

— Хочешь, покажу тебе дворец? — предложил он в порыве скрасить ее краткое пребывание здесь, — Только завтра, наверное, лучше, сегодня ведь ты устала, да?

В ее взгляде мелькнуло удивление:

— Хорошо, покажи, — медленно проговорила она.

— Тогда я зайду завтра, после завтрака, — и он поднялся со стула, — А сейчас пойду, а то поздно уже, тебе отдохнуть нужно. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи! — откликнулась она и он, улыбнувшись ей, вышел.

***

Утром после завтрака Иван явился в комнату Велены выполнять обязанности гостеприимного хозяина. Утром обстоятельства, в которых он оказался волею его странной судьбы, уже не казались ему столь удручающими, и настроение было почти прекрасное:

— Доброе утро! — произнес он с порога.

— Доброе, доброе, — отозвалась кикимора. Сегодня она была одета в сарафан явно местного пошива, — Ну что, не передумал со мной по дворцу гулять?

— Не передумал, — улыбнулся царевич, — Как спалось на новом месте?

— Отлично. А тебе на старом?

— И мне неплохо. Так идем? — и он протянул ей руку.

Она усмехнулась и даже слегка покачала головой, а потом внимательно и серьезно посмотрела ему в глаза. Царевич с трудом удержался, чтобы не опустить взор. Он прекрасно сознавал, что его вдруг ни с того ни с сего образовавшееся радушие происходит лишь только из жалости, потому как он знает, что через три дня он избавится от неугодной невесты, и она совершенно бессильна этому воспрепятствовать. Это всего лишь что-то вроде компенсации и не более того.

Велена поднялась с кресла, подошла к царевичу, взяла его под руку, и они пошли по коридорам и залам дворца, не обращая внимание на пялящуюся на странную пару челядь.

Царевич старался вести непринужденную беседу и рассказывал кикиморе разные смешные истории из своей жизни, связанные с тем или иным уголком дворца. Однако, Ивана, все время подмывало спросить, как у нее дела с исполнением царского задания. Но, во-первых, он сознавал, что это будет уж совсем свинство с его стороны, а, во-вторых, кикимора вроде бы тоже не слишком об этом заботилась, по крайней мере, не торопилась возвращаться в свои комнаты и спешно что-то пытаться сделать. То ли она думала, что три дня еще впереди — успеется, то ли поняла, что обречена, и решила провести оставшиеся дни во дворце, просто наслаждаясь жизнью. Царевичу оставалось только гадать.

На дворе звонко ударил трапезный колокол, созывая обитателей дворца в обеденный зал.

— Ох, уже время обеда! — удивился царевич, он и не заметил, как быстро пролетело время. — У нас тут все вместе обедают в общем зале… — добавил он и как-то замялся.

— Ты иди. Итак спасибо за экскурсию, — усмехнулась Велена.

— Да я не в том смысле, что хочу уйти, — проговорил царевич, машинально запуская пальцы в свои густые кудри, — Я просто думаю, тебе наверно неудобно со всеми вместе обедать, так я… Давай, если ты не против, можем вместе в твоей комнате пообедать.

'Что-то я, наверное, перегибаю с гостеприимством,' — подумал Иван, сам недоумевая почему это предложил.

Велена некоторое время испытующе и с легким удивлением смотрела на царевича, выводя его из равновесия своим пронзительно синим взглядом — ему казалось, что она насквозь его видит.

— Да я-то не против, — наконец ответила она.

Через несколько минут они уже сидели за небольшим накрытым к обеду столом в комнате Велены. Царевичу было немного неловко, весь запас красноречия на сегодня он исчерпал. О чем еще говорить? Родни у нее нет, болото свое, видать, терпеть не может, да еще неотступно вертится в голове вопрос — как она с царским заданием справляться собирается. А вопрос этот Ивану не давал покоя все больше — он наблюдал, как кикимора ловко управляется со столовыми приборами своими лягушачьими лапками, словно и не в болоте всю жизнь жила. Велена ела неторопливо и с достоинством, не уронив ни одной крошки, но явно получая удовольствие от трапезы. И то и дело насмешливо поглядывала на царевича, у которого с аппетитом что-то стало не очень. Она первой нарушила затянувшееся молчание: