В общем, царевич понял, что на трезвую голову он это все выносить не в состоянии и, прихватив с ужина себе кувшин вина, пошел в свою комнату с твердым намерением напиться и хоть немного поспать. Но в коридоре он натолкнулся на Велену.

— Никак собрался отмечать мой успех!? — ехидно заметила она, заглянув в кувшин, — В одно лицо не хорошо! Надо тебя спасти от алкоголизма!

— От чего? — растерянно спросил Иван, больше всего ему сейчас хотелось провалиться под землю и проспать там до того как все кончится.

— А, неважно! Пойдем вместе выпьем и потолкуем! — сказала она, беря его под руку, — К тебе пойдем или ко мне? Лично мне без разницы, скомпрометировать меня в таком виде вряд ли можно! — хохотнула она.

— Чего сделать? Что ты за словечки такие непонятные все время говоришь?! — не выдержал царевич, — Где ты их понахватала? Это у вас на болоте, что ли, так выражаются?

— Ага, на моем родном болоте именно так все и выражаются, — она опять рассмеялась, — Ну хоть улыбнись, царевич!

— Я твоих шуток не понимаю! И жениться на тебе не хочу — я тебе сразу сказал! И поводов для веселья лично для меня не наблюдаю! — угрюмо пробурчал Иван, позволяя Велене увлекать себя дальше по коридору.

Так они дошли до его покоев, и она без малейшего стеснения вошла туда вместе с ним.

'Хотя, правда, чего ей стесняться-то, кикиморе болотной?!' — подумалось Ивану.

Велена взяла из рук царевича кувшин и чарку, присела на кресло, откуда-то достала себе второй бокал и налила им вина.

— Ну что, поговорим по душам? — проговорила она, протягивая полную чарку Ивану.

Он взял вино и, мрачно посмотрев на кикимору, залпом выпил, а потом налил себе еще. Она только приподняла одну бровь и аккуратно пригубила из своего бокала.

— Да, Велена, от тебя хотят избавиться, — прямо сказал Иван, выдерживая ее взгляд, — И я сам тоже хочу. Я ничего тебе не должен! Не я затевал этот глупый ритуал со Стрелами Судьбы. Я не понимаю, почему я должен лезть в эту кабалу! Я ничего тебе не обещал, я тебя не искал, я знать тебя не знал до этих стрел проклятущих!

— Да успокойся, царевич, — примирительно отозвалась Велена, — Лично я тебя ни в чем не виню. И насчет меня не беспокойся — если судьбе будет угодно, чтобы мы были вместе, чтобы ты со своим отцом ни делал, этому суждено быть. А если не угодно, то никакая свадьба не удержит нас рядом друг с другом. Так что зря ты так боишься именно женитьбы. Ничего непоправимого из-за этой свадьбы не произойдет. Непоправимы только смерть… — ее взгляд стал печальным, — и предательство.

— Я тебя не предавал! — воскликнул царевич, — Предать можно того, кому в чем-то клялся, что-то обещал, того, кто тебе доверяет. Я не давал тебе ни клятв, ни поводов для доверия или каких-то надежд!

— Да я про тебя ничего и не говорила, — Велена улыбнулась немного грустно, — Я имела ввиду, что все остальное не сможет поломать тебе жизнь, если ты сам не позволишь. Я знаю, что у тебя чистая душа, Иван. Ты оттого и мучаешься так, что не предашь даже те клятвы, которые тебя вынудят сказать.

— Ну, на что тебе это, Велена? — устало спросил царевич, — Зачем тебе за меня замуж? Мы же совершенно чужие друг другу существа! Ты говоришь — судьба! Но ведь твоя судьба — кикиморой родиться! Тебе же должно нравиться жить на болоте со своими родичами, это твой родной дом. Любому живому созданию нравится жить в его родной стихии. Если привести волка из леса во дворец, ему будет плохо и одиноко, он захочет вернуться обратно, в свой родной лес, к своим!

— Мне некуда возвращаться, царевич. Меня нигде никто не ждет.

— Но ведь я тоже не хочу на тебе жениться. Как ты здесь станешь счастливее? Ну ладно, хочешь жить во дворце — живи. Живи как моя сестра. Я буду заботиться о тебе и оберегать, клянусь. Я не буду испытывать к тебе ненависти и неприязни, если ты будешь мне сестрой. Согласись, пока не поздно, иначе тебе придется отправиться обратно на свое болото.

— Спасибо, но меня это не устраивает. Благотворительность, а тем более жалость мне не нужны.

— Да пойми ты! Я не считаю тебя уродиной. Может быть, ты даже красавица среди своего болотного народа. Глаза у тебя красивые, даже для меня… Но я человек, я другого роду-племени, я хочу быть с человеком, я хочу любить человека!

— Дело только в этом? Ты уверен? — спросила она скептическим тоном, — А если бы я была красивой? По человеческим меркам?

— Ну да, хорошо! Для меня много значит внешность! — честно признался царевич, — Да, значит! И все разговоры про прекрасную душу, когда я смотрю на тебя, теряют смысл. Ты слишком… слишком другая. Разве это так плохо — хотеть, чтобы рядом с тобой был кто-то красивый? Кто тебе нравится, кем ты хочешь ежедневно любоваться…

— Да нет, царевич. Это нормальные человеческие чувства. Я тебя отлично понимаю. Ты ведь, знаешь, самый красивый из своих братьев.

Велена с улыбкой вновь оглядела немного смутившегося царевича. Он был еще очень молод, но уже вошел в полную силу. Высокий, статный, но не такой крепкий и широкий в плечах, как его старшие братья. Его серо-голубые глаза могли становиться чистыми как небо, когда он улыбался, и темнели, словно пасмурный день, когда он хмурился. Волны его мягких льняных кудрей так и тянуло пропустить сквозь пальцы.

— Но я никогда не буду тебя любить! — снова возразил Иван, — Я никогда даже не прикоснусь к тебе! Я возненавижу тебя за то, что потеряю возможность связать свою судьбу с кем-то, кого мог бы полюбить и, быть может, еще полюблю!

— Если по-настоящему полюбишь, я тебе не помеха. Любовь может преодолеть все, что угодно, кроме того, о чем я уже говорила — кроме смерти и предательства.

— Тогда зачем? Зачем вообще все это затевать? — в который раз повторил Иван.

Велена поставила на столик пустой бокал и поднялась с кресла:

— Потому что я тоже хочу иметь шанс на счастье, царевич.

— Но ведь…, - начал было Иван, но понял, что он говорил это уже много раз, и она все равно не отступится. Велена кивнула, словно прочла его мысли, и направилась к двери, давая понять, что разговор окончен.

— Спокойной ночи! — бросила она, выходя из комнаты.

— Спокойной…, - рассеянно отозвался Иван, — Велена, проводить тебя?

— Да не надо, не заблужусь. Спи спокойно, царевич. Как говорится, утро вечера мудренее. Все будет хорошо.

***

Спалось царевичу, конечно, не очень-то. Но на душе после разговора с Веленой стало получше. По крайней мере, они всё друг другу высказали. Но как бы то ни было, жениться он на ней не собирался.

Утром опять собрался народ в тронном зале, смотреть, что невесты царевичей приготовили.

Слуга заморской принцессы вынес золотой поднос, накрытый большой шарообразной золотой крышкой. Арианна сняла крышку, и изумленным зрителям предстал большой, высокий круглый пирог, украшенный хлопьями белого крема, завитого в диковинные цветы. Из засахаренных фруктов были сложены сказочные звери, бродившие в этом кремовом саду. Принцесса большим ножом вырезала треугольный кусок и положила его на золотое блюдо, поднесенное слугой. Она сама взяла блюдо и подала угощение царю. Кондрат попробовал.

— Вкусно! И красиво! — похвалил он, вытирая с лица крем, — Такое только на праздничный стол подавать!

Елена Премудрая приготовила гуся с яблоками. На серебряном блюде он сидел, выгнув шею наподобие лебедя, а на голове его красовалась маленькая корона, вырезанная из яблока.

— Ох, хороши невесты у моих сыновей! — не удержался Кондрат, беря уже второй кусок гуся, но потом смущенно взглянул на потупившего взгляд Ивана, — И ты прекрасная хозяйка, Елена!

Затем царь взглянул на кикимору. У нее в руках был резной деревянный поднос, а на нем лежал какой-то невзрачный пирожок. Кондрат подумал, стоит ли ему это пробовать, вспомнив о том, из чего по ее словам было сделано то кружево. Бог ее знает, из чего она могла слепить этот пирожок! Зато он почувствовал, что уж сегодня-то выгонит ее с чистой совестью, и прикидываться не придется.