— Агент Фордис? Доктор Кру?

Гидеон взглянул на девушку-лаборанта в больших очках с конским хвостом и планшетом, выжидающе стоящую рядом с ними.

— Доктор Дарт примет вас в своем кабинете.

С чувством облегчения Гидеон последовал за ней к кабинету, расположенному в дальнем конце помещения, оформленного в стиле Хай-Тек. Фордис шел следом, ворча о том, что его отвлекли от вскрытия. Они вошли в по-спартански обставленное помещение, размерами не превышающее коморку девять на двенадцать футов. Сам Дарт сидел за небольшим столом, заставленным тяжелыми, прямоугольными стопками папок. Он встал и протянул руку для рукопожатия — сначала Фордису, затем Гидеону.

— Пожалуйста, присаживайтесь.

Они расположились на складных стульях, стоящих напротив стола. Дарт потратил немного времени на сортировку нескольких уже сложенных бумаг. Вид у него при этом был заметно усталый: кожа словно туго обтягивала кости черепа, глаза — обычно полные жизненной силы — сейчас несколько углубились и сверкали из темноты, как два черных омута.

В Лос-Аламосе он слыл человеком-легендой, чокнутым физиком без чувства юмора с докторской степенью, полученной в Калтехе[13]. При этом он был награжденным офицером — заслужил две серебряные звезды и пурпурное сердце за участие в боевых действиях при проведении операции «Буря в пустыне» — что добавляло ему необычайности среди сотрудников Лос-Аламоса.

Наконец, Дарт закончил сортировать документы и поднял глаза.

— Это довольно необычно, что вам обоим дали такой уровень допуска.

Фордис кивнул.

— Как руководитель подразделения NEST, — продолжал Дарт, — я уже проинформировал обо всем ФБР. Но я так понял, они хотят, чтобы я поделился сведениями лично с вами.

Гидеон предпочел сохранить молчание. Он не собирался брать на себя инициативу. Для подобных дел там и находился Фордис, а именно: проконтролировать все, отвлечь внимание, в случае необходимости принять весь удар на себя. Гидеон намеревался держаться тише воды, ниже травы.

— Мы независимая команда, — сказал Фордис. — и весьма ценим, что вы проведете с нами этот персональный брифинг, сэр.

Его голос звучал мягко, дружелюбно. Он знал, как вести игру.

Взгляд Дарта перескочил на Гидеона.

— Мне сказали, что вас нанял частный подрядчик, чья личность засекречена.

Гидеон кивнул.

— Мне кажется, что я видел вас раньше. Мы работали вместе в Лос-Аламосе, ведь так? Как случилось, что вы добрались оттуда — сюда?

— Это долгая история. Сейчас я нахожусь в длительном отпуске.

— Вы, как я припоминаю, участвовали в Программе управления ядерным арсеналом[14]. Так же, как и Чолкер.

Этот небольшой факт повис в воздухе. Гидеону было трудно оценить, что именно Дарт знал или что он об этом думал.

— Вы присутствовали при случившемся, — продолжил Дарт.

— Меня вызвали туда, чтобы я попытался его уговорить... но это не сработало.

Гидеон ощутил, как по его лицу расползается румянец. Казалось, Дарт ощутил его неловкость и поспешил заполнить паузу.

— Я сожалею о случившемся. Должно быть, это было тяжело. Говорят, вы спасли двоих детей.

Гидеон не ответил. Он почувствовал, что его румянец лишь стал еще ярче.

— Хорошо, давайте приступим, — Дарт открыл папку и извлек из нее несколько документов. Тем временем Фордис вытащил свой ноутбук и приготовился записывать. Гидеон решил не делать никаких заметок, он обнаружил еще в аспирантуре, что письменные записи мешают его способности ментально видеть и анализировать картину в целом.

Дарт быстро заговорил, просматривая разложенные перед ним бумаги.

— Вскрытие и анализ личных вещей Чолкера еще не завершены, но у нас уже есть предварительные результаты.

Фордис начал писать.

— Ядерная спектроскопия образцов взятых с рук Чолкера и нейтронно-активационный анализ[15], убедительно показывают, что на его ладонях и пальцах были обнаружены следы высокообогащенного урана-235. Видимо, он имел с ним контакт в последние двадцать четыре часа перед смертью. Одежда Чолкера оказалась так же загрязнена и была буквально пропитана радиоактивными изотопами, такими как церий-144, барий-140, йод-131 и цезий-137. Это классические продукты распада критического состояния урана-235. Йод-131 имеет период полураспада восемь дней, и благодаря тому, что мы обнаружили его высокую концентрацию, можно сделать вывод, что контакт с радиоактивным веществом произошел не более двадцати четырех часов назад.

Дарт взглянул на Фордиса.

— Если что-то из сказанного мной вам не понятно, агент Фордис, уверен, что доктор Кру разъяснит вам это позже.

Он просмотрел другие документы.

— Были так же изучены его личные вещи. В одном из его карманов был найден корешок входного билета в Смитсоновский Музей авиации и космонавтики, датированный прошлой пятницей.

Фордис начал конспектировать быстрее.

— Помедленней, а то сожжешь сухожилие, — поддразнил Гидеон, по-дружески толкнув агента в плечо.

— Был также найден билет на поезд в один конец от Вашингтонского до Большого Нью-Йоркского Центрального вокзала, датированный вчерашним днем. Еще лист бумаги с записанным на нем адресом веб-сайта и несколькими номерами телефонов. В данный момент телефонные номера анализируются.

Фордис поднял глаза.

— Адрес веб-сайта?

— Боюсь, я не уполномочен разглашать эту информацию.

Повисло молчание.

— Простите, — сказал Фордис, — но я думал, что мы получили допуск ко всей сопутствующей информации.

Дарт взглянул на него своими ярко сверкающими глазами.

— В расследовании, подобном этому, — сказал он, — должна присутствовать определенная степень распределения труда. Каждому следователю доступен только тот объем информации, который ему нужно знать, не более того. Мы все должны работать в пределах своих полномочий.

Его взгляд переместился на Гидеона.

— Например, мне отказали в информации о частном подрядчике, на которого вы работаете, — он улыбнулся и продолжил сухим голосом. — Анализ рвоты Чолкера показал, что его последний прием пищи состоялся около полуночи. Это был крабовый суп, хлеб, ветчина, салат-латук, помидоры, заправка из майонеза и картофель фри.

Гидеон присвистнул:

— Неудивительно, что от него фонило.

В ответ послышался очередной шелест документов.

— Мы обнаружили в его кошельке две кредитные карты, водительские права, идентификационный допуск Лос-Аламоса и еще пару мелочей. Сейчас они анализируются.

— А что насчет вскрытия? — спросил Фордис.

— Предварительные результаты указывают на повреждение щитовидной железы, соответствующие воздействию изотопов йода-131. Он, — Дарт взглянул на Фордиса, — является основным продуктом распада урана-235 и указывает, на то, что Чолкер некоторое время подвергался воздействию допустимого уровня радиации, пока тот не достиг критического состояния.

— У вас есть предположения, как долго это продолжалось? — спросил Гидеон.

— Некроз клеток указывает на срок более одиннадцати дней, — снова шелест бумаг. — Были также классические симптомы, указывающие на массированное воздействие ионизирующего излучения при инциденте с критичностью, интенсивность которого достигала уровня порядка восьми тысяч рад. Кожа и внутренние органы проявили признаки острого лучевого синдрома, к тому же обнаружены ожоги, характерные как для бета-, так и для гамма-излучения. Основное облучение досталось передней части тела, максимальная же его доза пришлась на руки. Следы высокообогащенного урана на его ладонях предполагают, что фактически он обрабатывал вещество в тот самый момент, когда оно перешло в критическое состояние.

— Без перчаток? — спросил Гидеон.

Дарт взглянул на него.

— Да. И это то, что мы никак не можем понять, почему он не носил защитное снаряжение. Хотя, возможно, он... знал, что долго не проживет, — после этого заявления последовало короткое молчание, а затем Дарт закрыл папку. — Это все, что у нас есть на этот момент.