Фишман защищался с упорством, которое трудно было предположить в человеке такого склада характера.
И все же Хнжняк "дожал" его - мрачные стены следственного изолятора и дикие нравы сокамерников-уголовников оказались весьма действенным средством.
Фишман начал давать показания, когда ему пообещали отдельную камеру. Известно ему было немного, но вполне достаточно, чтобы представить картину тотальной системы коррупции, которая опутала город и область. Кооператив "Свет" был создан для легализации торговли импортной видеоаппаратурой, компьютерами и прочей электроникой, которую поставляли зарубежные партнеры по подпольному бизнесу. Контрабанда доставлялась в город частично транзитными рейсами в автофургонах, но больше железной дорогой в ящиках с импортным оборудованием для строящегося завода по производству магнитофонов. Расплачивался за заграничный товар преимущественно антиквариатом и золотыми изделиями.
По самым скромным подсчетам, месячный оборот торгово-закупочного кооператива "Свет" составлял около полутора миллионов рублей. В чьих карманах оседали эти деньги? Фишман, увы, этого не знал - зицпредседателя в такие подробности не посвящали. Он лишь передавал выручку от тайных операций в условленном месте некоему молодому человеку без имени, молчаливому и угрюмому. А перед этим обычно звонил шеф и назначал дату, время и место встречи. Шефа Фишман в глаза не видел...
Новость принес Баранкин.
- Ты слышал, что случилось в СИЗО? - спросил он, передавая мне оперативные сводки.
- Не приходилось, - буркнул я в ответ, не придав должного значения словам Баранкина.
- Вчера поздним вечером подследственные захватили заложников! Требуют, чтобы им дали оружие, деньги, машину. Генерал вызвал группу специального назначения.
Некоторое время я сидел спокойно, "переваривая"
услышанное. Новость, конечно, была из разряда редких, но, собственно говоря, мне-то что... И вдруг меня словно током ударило - Фишман!
Я включил селекторную связь.
- Товарищ подполковник! СИЗО...
- Знаю, - перебил меня Палыч. - Только что звонил. Спецназ готовится к атаке. Договориться... э-э... не удалось. Выезжаем туда. Поторопись...
В СИЗО хаос: расщепленные взрывом двери, куски отбитой штукатурки, кислый дым от взрывчатки, который еще не успел выветриться. Ребята из спецназа курят, устроившись на каких-то ящиках у ворот. Только некоторые сняли бронежилеты, остальные отдыхают в полной экипировке, до боли знакомой мне по Афгану.
Начальник следственного изолятора бледен и не выпускает из зубов сигарету, дымит, как заводская труба.
- Из-за этих сволочей чуть кондрашка меня не хватил, - жалуется он подполковнику. - Теперь комиссии забодают - такое ЧП...
- Ты мне вот что скажи - убитые есть? - нетерпеливо спрашивает Палыч.
- Один. Всего один. Подследственный.
- Из тех, кто брал заложников?
- Нет. Этих молодчиков взяли живьем.
- Фамилия? - не отстает Палыч.
- Не помню. Зачем тебе?
- Нужно.
- Сейчас справлюсь...
Начальник СИЗО подзывает кого-то из своих сотрудников, спрашивает, тот разводит руками, при этом глухо ухмыляясь. Мне его состояние понятно радуется, что в такой передряге жив остался.
- Где труп? - наконец теряет терпение Палыч. - Веди к нему...
Убитый лежит на затоптанном полу одной из камер.
Он прикрыт какими-то тряпками, кажется, старыми простынями. Палыч, кряхтя, присаживается на корточки и открывает лицо покойника. Смуглая кожа, черные, чуть тронутые сединой кудри, крупный нос... Фишман!
- Как это случилось? - глухим голосом спрашивает
- Когда спецназ вышибал дверь взрывом, Фишману размозжило голову, отвечает начальник СИЗО
- А как он оказался под дверью? Ведь он не был... э-э... с теми, кто брал заложников.
Начальник СИЗО, как перед этим его подчиненный, в недоумении разводит руками.
- Ты предполагал нечто подобное? - усталым, бесцветным голосом обращается ко мне Палыч, когда мы усаживаемся в машину.
Я совершенно разбит, подавлен: похоже, все наши усилия и старания теперь не стоят выеденного яйца.
- Угу... - единственное, на что у меня хватает духу.
Мы молчим всю обратную дорогу. И только у входа в управление меня прорывает:
- Товарищ подполковник! Чем я провинился, что вы именно меня на это дело сосватали? Ведь вы знали, знали, чем оно пахнет!
- Знал... - угрюмо соглашается Палыч. - Потому тебя и выбрал...
- Спасибо за доверие, - что-то мутное, нехорошее поднимается из глубины моей души, и необъяснимая злость охватывает меня. - Между прочим, моя жизнь мне пока еще не наскучила.
Палыч вдруг сутулится, становится как бы ниже ростом. Не глядя на меня, он тихо роняет:
- Жаль... Мне бы твои годы...
И, чуть прихрамывая, он поднимается по лестнице.
Я остаюсь. Мне нужно немного прогуляться, чтобы привести в порядок свои мысли и чувства. Неужто я трус? Теперь уже просто не знаю... Но что прикажете делать, если передо мной резиновая стена? Я ее бодаю изо всех сил, упираюсь, как вол, она вначале поддается, а затем пружинит и, больно пнув, отбрасывает на прежние позиции.
Фишман был уже мертв, когда специазовцы вышибали взрывом дверь СИЗО. Такое заключение дал судмедэксперт. Допросы взбунтовавшихся подследственных ничего не прояснили. Тупик.
Что-то во мне надломилось. Это заметил даже счастливый Баранкин, который совершенно ошалел от своей любовной эпопеи.
- Серега, ты болен? - спросил он участливо.
- Я не болен... Я уже мертв... - мне не хотелось даже языком шевелить я как раз сидел за своим столом и бесцельно листал дело Лукашова. Морально мертв...
- Ну ты даешь... - озадаченный Баранкин подошел ко мне и принялся рассматривать фотографии, разбросанные по столу, украдкой поглядывая в мою сторону - хотел продолжить разговор, но не решался. - Серега, а Лозовой тебе зачем? - наконец спросил он после довольно длительной паузы, ткнув пальцем в один из снимков.
Я невольно опешил - это были фотографин, полученные мною из седьмого отдела. А на снимке, который заинтересовал Славку, был изображен таинственный незнакомец из ресторана при мотеле.
- Кто такой Лозовой?