- Мы вместе учились в школе милиции. Только Лозовой на курс выше.
- Где он сейчас?
- Ты что, не помнишь? Служит у нас в управлении, в дежурной части. Старший лейтенант.
В дежурной части! В моей голове будто кто щелкнул выключателем, и мрак хандры тут же рассеялся.
- Погоди... Я быстро набрал номер дежурного по управлению. - Алло! Говорит Ведерников. Кто дежурил?.. - я назвал дату. - Жду... Понял, спасибо.
Именно Лозовой дежурил в ту ночь, когда бандиты ворвались в квартиру Лукашова, к Тине Павловне! И спецгруппа захвата опоздала... Потому что кто-то предупредил. Вывод напрашивается однозначный, но я все равно не могу поверить.
- Как тебе Лозовой? - спрашиваю Славку, который напряженно смотрит на меня.
- Здоровый... Мы с ним мало общались. Жлоб...
- Почему жлоб?
- Любитель выпить на дармовщину. А у самого снегу прошлогоднего не выпросишь. За копейку удавится. Так зачем тебе Лозовой?
- Интересуюсь, - неопределенно ответил я и стал складывать бумаги в сейф. - Извини, тороплюсь. Будет спрашивать меня Палыч, скажешь, что появлюсь часа через два.
Я спешил в парк ресторана "Дубок", где меня уже должны были ждать.
- Вот здесь он стоял, - долговязый юнец топнул ногой об асфальт аллеи.
- Я даже нe успел заметить, куда он бил, - явно смущаясь, добавил второй, ростом пониже.
Он был бледен и немного прихрамывал. Собственно говоря, благодаря ему я и вышел на эту историю, которая случилась в вечер убийства Лукашова. Парень после драки попал в больницу с тяжелыми травмами ноги и ребер, а его мать, недолго думая, заявила в райотдел милиции о "хулиганах, избивающих наших деток...
В РОВД происшествие расследовать не спешили, хотели, видимо, спустить его "на тормозах" - такие драки случались через день, а эта, к счастью, обошлась без поножовщины. Но мать пострадавшего обладала уникальной настойчивостью и добилась приема у самого генерала, после чего дело "повесили" на Баранкина.
Вот тут-то и выяснилось, что четверых здоровенных парней избил всего лишь один человек.
Я слушал объяснения юнцов и гх подружек и все больше убеждался, что это именно тот человек, которого я ищу: роста выше среднего, широкоплеч, быстр в движениях, очень силен, отлично тренирован, в совершенстве владеет приемами цосточных единоборств. Л значит, он должен был где-то тренироваться. И если он не приезжий, не "гастролер"...
- Словесный портрет незнакомца из парка, составленный мною с помощью компашки потерпевших, оставлял желать лучшего. Что и немудрено достоверносгь словесных портретов, за редким исключением, не рыдерживает никакой критики. Это как раз тот момент, когда теории не в ладах с практикой...
- Зайди к старику, - благоухающий Баранкин терпеливо чешет свои непокорные вихры, глядясь в карманное зеркальце. - Просил.
- Пижон, - отвечаю я и поправляю узел пестрого галстука, который идет ему, как корове седло. - Фрайер деревенский.
- На свадьбу придешь? - осторожно интересуется Славка, все еще не веря, что я в настроении.
- Куда денешься... Придется. Пора уже и мке заводить полезные знакомства.
Баранкин скалится, а я отправляюсь к Палычу.
В кабинете "зубра" полнейший кавардак: везде валяются бумаги, книги, а сам он, скинув пиджак, усердно копается в ящиках письменного стола.
- Звали?
- Садись... Сережа...
Ошеломленный, я медленно опускаюсь на стул: впервые за три с лишним года нашей совместной работы Палыч обращается ко мне по имени.
- Будем прощаться... - продолжая свои изыскания, негромко говорит он, не глядя на меня.
- Как... прощаться?
- Ухожу. Пора, брат, пора... На пенсию ухожу.
Я молчу. Что-то внутри оборвалось, и как-то нехорошо заныло сердце.
- Вот так... - Палыч поднимает на меня глаз.
Только теперь я замечаю, как он сдал за последний месяц. Передо мною сидел старик с потухшим взглядом, болезненный и вялый.
- Ты себя побереги, Сережа... Я перед тобою виноват... Ты был прав. Не надо было путать тебя в это дело.
- Иван Палыч, о чем вы? - И я впервые называю его по имени-отчеству, Это наша работа. Не я, так другой.
- Другой, может, и не полез бы на рожон. Видно, ты копнул чересчур глубоко. Особенно кое-кому не поправились твои разговоры с друзьями покойного Лукашова. Возможно, и не стоило с ними так...
Да уж, разговоры... Век бы мне с ними не говорить, не видеть их холеные рожи и пустые циничные буркалы.
Хорошо, что я не сказал старику о звонках "доброжелателя".
- Иван Палыч, вас "ушли"? - прямо спрашиваю я.
Старик не выдерживает моего взгляда и опускает глаза. Его молчание красноречивее любых слов.
- Из-за меня, значит... Но я все равно доведу дело до конца! - едва не кричу я. - Чего бы мне это ни стоило! Я не позволю этим подонкам творить их черные делишки! Я не боюсь их.
- Знаю... Потому и... Эх! - машет Палыч рукой. - Пропади оно все...
- Значит, именно вас избрали козлом отпущения?
- Вроде того... Зря мы Фишмана арестовали...
- И теперь на всех перекрестках будут кричать, что мы применяли недозволенные методы, что он оговорил себя и других... Попробуй опровергни. Снова концы в воду и на трибуны, чтобы в который раз поклясться в верности перестройке.
- Опровергнуть трудно, это верно... Они уже накатали "телегу" в обком и... э-э... выше...
Мне почему-то в этот момент вспомнился Иван Савельевич и его молодой коллега. Да, им тоже не позавидуешь.
- Едва не забыл... - Палыч хмурится еще больше. - Наблюдение за квартирой Лукашова снято.
Вот это уже совсем плохо Теперь Тина Павловна осталась одна, как перст. Помощи ждать неоткуда...
Я смотрю на Палыча, он виновато отводит взгляд.
Я знаю, что он отстаивал до последнего наш план перед начальством. Увы.
Он смотрел на меня настороженно и с некоторой опаской. Я его понимал, лишь совсем недавно вышло постановление об официальном признании восточных единоборств в нашей стране, до этого гонимых и преследуемых, ютящихся в подвалах и развалюхах, подальше от глаз милиции. И нашей вездесущей общественности.
- Басков... - представился тренер и, помедлив чуток, добавил: - Олег...
Был oн уже немолод, лет под сорок, худощав, жилист и как-то по-особенному собран.