На белой медицинской койке с подушкой в изголовье спит, мирно дыша, Олег. Голова его, как у космонавта на испытаниях, опутана сетью электродов, тянущихся к аппарату с перемигивающимися зелеными и красными световыми точками. Медсестра манипулирует рычажками и кнопками на аппарате.

Лицо Олега разглаживается, умиротворяется.

Затаив дыхание, Лариса следит за его лицом. Рядом с ней со скучающим видом отсиживает свое время врач — маленький человечек, похожий на невыросшего ребенка, в белом халате и белой шапочке над морщинистым, как у лилипута, лицом.

Врач. Писатель, по природе своей профессии, ненормальный человек. Вечный пациент для психиатра.

Лариса (не отрываясь от лица Олега). Вы это серьезно? Не пугайте меня, доктор.

Врач. Зачем вас пугать? Как жена, вы его наблюдаете давненько. Неужели вы не замечали аномалий, отклонений в его психике?

Лариса. Но ведь он всего достиг, чтобы чувствовать себя хорошо, удобно в этой жизни. Почет и слава в обществе, материальный достаток, внимание и забота дома.

Врач. А путь к этому достатку? К славе?

Лариса. Но это уже давно позади. Сейчас бы только и пожинать плоды.

Врач. Я абсолютно убежден, что писательство — удел ненормальных людей. Они живут галлюцинациями… в выдуманном мире. А в условиях цензуры… такой, как у нас… еще вынужден насиловать себя, искусственно взвинчивать… А это уже онанизм. Вас не шокируют мои откровения? (Украдкой взглянул на нее.) Мы — психиатры — жуткие циники.

Лариса. — Я абсолютно согласна с вашим диагнозом.

Олег во сне что-то пробормотал и улыбнулся детской, трогательной улыбкой.

Рука закладывает кассету. На экране хлопает хлопушка и возникает первая претендентка на главную роль в фильме. Произносит короткий текст.

Снова хлопушка. Новая претендентка. Тот же текст.

И так множество раз.

Режиссер. Ну-с, кого утвердим на главную роль?

Олег. А вы еще ни на ком не остановили свой выбор?

Режиссер. Конечно же, да. Но мне важно ваше мнение.

Олег. Мне они нравятся все… Своей юностью.

Олег и режиссер медленно бредут по песку у самой воды, что-то обсуждая. Режиссер отчаянно жестикулирует, отстаивая свою точку зрения.

Режиссер. Я перенес в сценарий, ничего не меняя, почти всю вашу пьесу. Авторство, разумеется, сохраняется за вами. Ну, если вы мне что-нибудь отстегнете за мой труд, я не буду в претензии. Единственное расхождение — финал. У вас в пьесе героиня, уже в летах, увенчанная лаврами ученого с мировым именем, на международном конгрессе в Москве сталкивается со своим соблазнителем, опустившимся, спившимся репортером, пришедшим к ней за интервью в шикарный номер отеля, и не прогоняет его с гневом и отвращением, а по-женски жалеет его и даже плачет, глядя на него, жалкого, проигравшего жизнь.

Знаете, по большому счету, в этом нет правды жизни… не побоюсь этого сказать. Ваша, а теперь уже и наша с вами, героиня не такая, уверяю вас. Она выше розовых соплей. Герой — негодяй и мог вообще погубить ее жизнь… ради своей копеечной прихоти. Он заслуживает сурового наказания. Жизнь, в результате, таких учит. Я имею в виду нашу советскую жизнь. Добро не только побеждает, оно бескомпромиссно ко злу. Наша советская женщина не могла бы простить такое. Она с чувством омерзения обойдет это гадкое существо, некогда заморочившее ее наивно-доверчивую голову.

Опознав его, она, конечно же, откажет ему в интервью. И даже выставит за дверь. А потом проедет мимо него в шикарном «Мерседесе», когда он будет, шлепая по лужам, уходить из отеля, и даже обдаст брызгами из-под колес. Поделом! И финал эффектный… кинематографически выразительный.

Режиссер. Вы со мной не согласны? Успех, ручаюсь, обеспечен.

Олег. Вы мне надоели… режиссер.

Режиссер. Что, не нравится такое решение? А я думал, мы — единомышленники.

Олег. Единомышленники? Боже, неужели я выгляжу вашим единомышленником?! Убирайтесь. Шофер, стоп!

Режиссер, пятясь задом, выползает из автомобиля, который тут же срывается с места, взметнув тучи пыли из-под колес.

Режиссер, пожав плечами, побрел пешком по пустынной дороге.

Олег один на заднем сиденье покачивается в такт движению, устало прикрыв глаза.

Олег (в пижаме, отложил газету, которую читал, говорит в трубку). Слушаю.

Режиссер. Почему вы такой нервный?

Олег бросает трубку на рычаг и бессильно и безнадежно разводит руками.

Под цветными зонтами укрылась от знойного солнца пляжная публика. Под одним из зонтов, в одежде, но босые — Лариса и доктор. Дама из киногруппы, не по возрасту ярко и крикливо одетая, наконец, обнаружила их.

Дама. Лариса Ивановна, голубушка, где ваш муж?

Лариса. На этот сакраментальный вопрос я всю свою жизнь с ним не находила ответа.

Дама. Я вас понимаю. Простите. Но он нам нужен… Позарез нужен. У нас репетиция. Актриса путается в тексте, не может одолеть его. Всего несколько слов, поменять… всего-то делов, а без автора как?

Лариса. Ничем не могу помочь. Ищите и обрящете.

Дама. Режиссер меня съест. Я сойду с ума!

И убежала, утопая высокими каблуками туфель в песке.

Врач. Ей не надо сходить с ума. Она уже там. Весь мир — сплошные пациенты.

Лариса. А я?

Врач. На грани.

Лариса. Спасибо за откровенность.

Врач. Не огорчайтесь. Я тоже сумасшедший. Если вас это утешит.

Лариса. Я уже много лет не сплю.

Врач. Как? Совсем?

Лариса. Иногда забудусь на час-другой, но проваливаюсь в такой кошмар, что уж лучше глаз не смыкать.

Врач. Вы давно замужем?

Лариса. Я у него — первая и единственная жена… если не считать… о чем это я? Да. Я была совсем молода. И с замиранием сердца дожидалась той роли… что позволит мне раскрыть себя полностью, показать, на что я способна… Я долго дожидалась. Переиграла в театре всякую муру и все ждала, ждала… И дождалась. Меня пригласили на киностудию и предложили сыграть главную роль в фильме… по французской классике. Не роль, а мечта. Такое у актрисы случается раз в жизни. Это ее звездный час. Все, казалось бы, шло прекрасно. Режиссер после первых репетиций — без ума от меня. Группа ухаживает за мной, как за хрупкой вазой. Муж и то… изменил свое отношение ко мне. Я стала ловить на себе его взгляд… удивленный и почтительный. Но… и тут вмешалось это сакраментальное «но »… Я ждала ребенка. Была на пятом месяце. Когда это открылось, режиссера чуть не разбил инсульт. Что делать? Все кругом стали настаивать на аборте. Такой шанс! Как его упустить? Надо быть полной дурой. А детей можно наделать еще кучу. Вся жизнь впереди. И какая жизнь! В славе, почете. И столько еще прекрасных ролей… после первого триумфа. Я легла под нож. Я убила своего ребенка. И, как оказалось, единственного мне на роду написанного. А пока я цеплялась за жизнь в больнице, картину закрыли. С тех пор у меня нет ни детей, ни ролей. Пробавляюсь в театре на амплуа снегурочки и зайчиков на новогодних елках… И озвучиваю других, более везучих актрис в кино, которым бог не дал голосовых связок, как у меня. Да и таланта тоже.