– Нет… нет… только не Якуб…- шептала Аллунчик.

– Мухсинов Хаттаб Хабибович, Фидоев Шароф, Турыкин Олег Марленович…

Триярский быстро заносил фамилии в записную книжку.

Список кончился. Аллунчик сползла на пол и тихо завыла.

– Успокой ее… мне сегодня нельзя, – шепнул Триярский.

– Как…? – заметался Эль.

– Валерьянку я ей и сам бы мог налить!

Эль подполз на коленках к Аллунчику, довольно толково ее обнял и примостил к себе.

– Все будет хорошо, де-енежки найдутся… – замурлыкал Эль;

Аллунчик, словно очнувшись, поглядела на лицо Эля, не такое уж придуркаватое, как ей казалось… Потом вспомнила про телевизор и снова заплакала. Уже тише.

– Странно, должен же быть… хоть какой-то суд, – нахмурился

Триярский, когда тамада уступил место рекламным роликам. -

Кто-нибудь из них бывал у вас?.. Якуб с кем-нибудь из них общался?

– Не помню… – почувствовав, что засиделась в объятиях Эля, Аллунчик встала, шатаясь, подошла к мини-бару. – Может, кого-то прослушала…

У Якуба столько знакомств, люди, все какие-то люди… Зачем теперь все это?

Налила коньяка, приглашающе помотала золотистой бутылкой. Эль встрепенулся.

– Мы на работе, – остановил его поползновение Триярский.

Аллунчик пожала плечами, подняла рюмку, словно нацеливаясь на тост… встретив вместо привычных обращенных к ней глаз и фужеров только пустой полумрак обворованной комнаты, усталым залпом проглотила жгучую безрадостную влагу.

– В списке заговорщиков Якуба не было. – Триярский просматривал свои записи. – Логика подсказывает, что…

– Логика! – усмехнулась Аллуничик, наполняя по второй. – Ты все еще ищешь в этом городе логику… Такая здесь не проживает. Давно эмигрировала.

– Логика есть всегда. Просто их, логик, много. И не у каждой был свой Аристотель.

– А-а, ты все еще философ! – Аллунчик пошатнулась, схватилась за крышку бара.

– А ты, кажется, уже алкоголичка.

– Нет! Не алкоголичка! – Аллунчик захлопнула бар и потрясла кулачком.

– Тихо! – шикнул Триярский, заметив на экране возвращение Бештиинова.

– …кучка выродков, посягнувших на нашу Автономность, действовавших по Указке Террористических Сил и Религиозного Мракобесия, – тамадил

Бештиинов.

– Якуб не был религиозным мракобесом! – всхлипнула Аллунчик.

– …суд состоится сегодня же, гласно, с соблюдением всех демократических процедур и наблюдателей… в Доме Толерантности…

– Упс! А как же концерт, национальные песни и пляски? – подскочил Эль.

– … с кратким обращением к народу выступит наш Правитель…

Серый Дурбек выдержал государственную паузу…

– Дуркентцы! Я буду говорить на одном из рабочих языков ООН, чтобы скорее ввести в курс международную общественность, которая, как известно, внимательно следит за нашими преобразованиями.

– Интересно, ей самой известно, что она за ними следит? – спросил Эль.

– Нехорошо смеяться над политиками… – нахмурился Триярский. -

Аполлоний, наверно, в последний момент речь накатал, с русского перевести не успели.

Аполлоний служил пресс-секретарем Серого Дурбека, и был многократно увольняем то за незнание областного языка, то за пьянство. После чего в кресло Аполлония садился юноша стерильной трезвости, с прилежно забытым русским и безупречной родословной. Через месяц юноша уже мог составить вполне приличный, не лишенный лаконизма текст – им, как правило, было заявление об уходе. В пресс-секретарском кресле снова возникал Аполлоний.

– Когда я в детстве трудился простым садовником… – начал Серый

Дурбек.

Триярский помрачнел: еще утром юный Дурбек полировал гелиотид и кричал “Пиряжки-и!” Видимо, детство с чайными розами и живой изгородью пригодилось из биографии одного из заговорщиков, приглянулось…

Телефон.

– Алло-оо… – мяукнула в трубку Аллунчик, – Да-аа… – Протянула

Триярскому.

– Меня? Гм… Параллельный телефон есть? В той комнате? Эль, беги туда и следи за разговором, – скомандовал шепотом.

Странность звонка, наконец, дошла и до Аллунчика – она убавила телек и с тревогой посмотрела на Триярского.

– Руслан-эфенди? Служба безопасности “Гелиотид Инвеста”. Нам вас рекомендовали, необходима ваша консультация. Наш юрист сегодня занят. Дело срочное, будет вознаграждено. В тринадцать ноль-ноль вас будут ждать на проходной. Вас привезет Лева, он в курсе.

– Как вы меня нашли?

– А работка такая: находить кого надо, где надо и когда надо…

Короткие гудки.

– Учитель, это ловушка! Ехать нельзя… – влетел из соседней комнаты

Эль. – Давайте лучше на время… втроем… ляжем на дно. Я знаю несколько классных подземных ходов…

– А я знаю несколько классных систем прослушивания. Так что делись своими планами потише, – Триярский посмотрел на определитель. – Гм, номер действительно заводской. Аллунчик, принеси, пожалуйста, “Кто есть кто”… Да, которую Якуб. Та-ак… Пройдем по алфавитному индексу… Завод “Гелиотид Инвест”. Директор, замдиректора… главный менеджер, замменеджера, замдиректора по духовности (гм!)… ага, вот. Старший юрисконсульт – Фидоев Шароф Шарофович. Так…

Сверился с блокнотом:

– Сходится: господин Фидоев действительно сегодня очень занят… освободится, думаю, не раньше, чем лет через десять.

– Учитель!

– Руслан… если и ты пропадешь, я не выдержу.

– Я взялся вести твое дело, Аллунчик. И они это знают. Иначе, с какой стати мной бы заинтересовались? Следовательно, это как-то сцеплено с Якубом, и я должен ехать. Сейчас я спущусь и минут десять потолкую с твоим боди-гардом – шофером. Эль, расспроси пока нашу гостеприимную хозяйку поподробнее, куда она вчера этого мерина отправляла… Минут через десять спускайся вниз – едем.

Лева уже ждал его, докуривая и разогревая мотор.

– Подожди, – Триярский опустился на заднее сидение. – Едем позже: здесь ведь недалеко… Я слушаю тебя. Вспомнил?

– Сзади сели? За физиономией моей слежку вести… Психологи! (со злобой отвернул зеркальце в сторону). Не вспомнил ничего. Ничего не было. Так едем?

– Не было? Тогда отдавай деньги, которые ты сегодня у хозяйки…

Шофер взвился… тут же осел – в затылок уперлось что-то металлическое.

– Это вам гаденыш этот… наплел?

– Зачем – гаденыш? Ну как, будем расставаться с награбленным?

– Да я этой сучке оставил… одних геликов тыщ на сто! Думаете, это у них честным трудом заработано все, да?

– Ты, Робин Гуд гребанный, тебя в детстве “не воруй” – учили?

– Она меня сама подставила… Хорошо, сейчас достану…

Полез в карман.

– Стоп! – тихо сказал Триярский и ткнул пистолетом в шоферский затылок с хвостиком.- Руку… Вот так. Имею основания подозревать, что в кармане у тебя приготовлена точно такая же игрушка… а устраивать здесь дуэль не намерен. Ну?!

– За домом… в тайнике… – выдохнул Лева.

– Так почему бы нам не прогуляться по свежему воздуху – предварительно выдав мне авансом твой арбалет? Без глупостей, естественно.

Без глупостей не получилось.

Когда они уже возвращались к машине (Триярский с увесистым черным пакетом)… из особняка раздался крик, грохот, потом из двери вылетел

Эль – с залитой кровью физиономией.

– На помощь! – кричала сверху Аллунчик.

Воспользовавшись замешательством Триярского, шофер одним броском сбил его, выхватил сумку (из нее хлынули пачки), бросился в машину.

– Стой! Стреляю! – крикнул Триярский.

В эту секунду на него обрушилась сзади Аллунчик, обхватила и развернула в сторону заметавшегося Эля.

Эль, заметив в руке Триярского пистолет, совсем очумел, отскочил и, поскользнувшись, плюхнулся на брусчатку.

– Маньяк, како-ой маньяк! – визжала Аллунчик в ухо Триярскому, который упорно пытался ее с себя стряхнуть.

Машина уже благополучно вылетела на дорогу, и, набирая скорость, понеслась вниз по склону в сторону центра. И тут…