Пишущий монах (рисунок XIV века).
Рукописные книги переплетались в толстую кожу или же обтягивались дорогой тканью — парчой, бархатом. Книга часто снабжалась серебряными застежками.
Сколько труда было вложено в каждую рукопись! Для древнего переписчика изготовить книгу — то же, что для современного художника нарисовать сложную картину.
На переписку одной книги требовались месяцы, а то и целые годы. При такой длительной работе неудивительно, что переписчик сживался со своим трудом, привязывался к нему. Иногда он выражал свои чувства в послесловии, приписке к оконченному труду. В одном из них мы читаем:
«Рад бывает корабль, переплывший морскую пучину; так же рад и писец, кончивший книгу сию».
В другой древней рукописи на последней странице еще более пышное послесловие:
«Радуется жених при виде невесты своей. Радуется купец при получении барыша. Радуется кормчий прибытию на пристань, странник — возвращению на родину. Точно так радуется и переписчик окончанию своего труда».
Но к радости примешивается тревога: что, если книга попадет в чужие руки, что, если плод долгого, упорного труда испортят небрежным обращением? И писец пускает в ход страшные угрозы, чтобы застраховать свое детище:
«Кто похитит сию книгу, да будет тому в нынешней жизни и в будущей вечная мука!»
«Который поп или диакон чтет (читает), а не застегивает всех застежек, — буди проклят!»
Иной раз переписчик в послесловии просит читателей простить ему сделанные ошибки, которыми так богаты были эти рукописи.
Само собой разумеется, что в Московии, как и на Западе, книгописание находилось в руках духовенства. Переписывались преимущественно богослужебные книги: молитвенники, псалтыри, то есть сборники религиозных гимнов, и т. п. Монастыри сбывали книги за крупные суммы. За какой-нибудь художественно исполненный псалтырь богатые люди платили «сорок сороков» белок, то есть столько, сколько стоили сорок шуб по сорок беличьих шкурок в каждой.
Православная церковь ревниво охраняла свою монополию на переписку книг. Церковники знали о том, что в других странах книги печатаются новым способом, и боялись пуще огня, чтобы эта «зараза» не проникла на «святую Русь». В конце XV века, при царе Иване III, в Москву приехал из немецкого города Любека некий Варфоломей Готан. Он привез с собой печатные книги и стал пропагандировать книгопечатание. Немец, повидимому, хотел устроить в Москве типографию. Но дело кончилось печально: попы натравили на него темную толпу, которая утопила «немчина» в Москва-реке.
Однако внук Ивана III, Иван IV, уже решился ввести книгопечатание в России. Он начал торговлю с англичанами, ему нужны были грамотные люди. И вот в 1553 году царь приказывает строить первый Печатный двор в Москве, на Никольской улице.
Первая русская типография строилась целых десять лет. Она была закончена только в 1563 году. Печатание книг было поручено сведущему в этом деле московскому жителю Ивану Федорову. По всей вероятности, он научился своему мастерству у одного из иностранцев, которых было уже немало в Москве. Помощником Ивану Федорову был назначен Петр Мстиславец. Обоим было приказано «спутать книги на всю русскую землю, верные, по легкой цене», говорит современник.
Первая книгопечатня в Москве.
Русские первопечатники с большим жаром взялись за дело. Через год из-под их станка вышла первая печатная книга — «Деяния апостольские», за ней еще две богослужебные книги.
Иван Федоров и Петр Мстиславец любовались своей работой. Четкая печать, тонкого рисунка «заставицы» (виньетки для украшения), ровные «берега» (поля), заглавные буквы сияют алой киноварью, яркой синькой, позолотой. А главное — ни одной ошибки!
Это был важный момент в истории народного просвещения в России. Правда, первые отпечатанные книги были церковного содержания, но они открывали путь светским книгам. Книга с правильным текстом, доступная по цене, пошла гулять по русской земле.
Мирная работа первых русских печатников была прервана в самом начале. Над ними грянула гроза. Церковная братия не дремала. Ей вовсе не хотелось расставаться с огромными доходами от переписки книг. Невесть откуда поползла молва, что Печатный двор — притон чародейства. Вокруг типографии шныряли какие-то темные личности в монашеских одеяниях. Они зловеще нашептывали: «Бесовская затея»… «Волхвование»… «Бог не попустит, чтобы нечистая сила одолела!»
Печатники поняли, что надо спасать жизнь, пока не поздно. Однажды, в глухую ночь, из Печатного двора вышли два человека с тяжелыми мешками за спиной. То были Иван Федоров и Петр Мстиславец. В мешках было типографское имущество. Едва успели они скрыться из виду, как во двор типографии ворвалась толпа. Подожженный злоумышленниками, Печатный двор сгорел, как свеча. Громилы искали печатников, но не нашли. Гонимые завистью и злобой, Федоров и Мстиславец бежали за границу, в Литву.
Здесь они встретили хороший прием. Один из литовских вельмож, гетман Хоткевич, даже устроил типографию в собственном имении и пригласил туда на работу московских беглецов. Но скоро эта затея ему наскучила, и типография была закрыта. Здесь след Петра Мстиславца теряется. Федорову же, в благодарность за труды, Хоткевич подарил деревню и предложил ему остаться жить на покое.
Перед бездомным, нищим странником открылась новая жизнь. Своя деревенька с крестьянами… Дом — полная чаша… Закрома полны хлеба, на скотном дворе — коровы, лошади, овцы…
Но первый русский печатник слишком горячо любил свое дело. Сытая, покойная жизнь и сельское хозяйство его не прельщали. «Не пристало мне, — писал он впоследствии, — сокращать дни живота моего (то есть жизни) за плугом и сеянием семян житных. Мне положено было духовные семена по вселенной рассевати…»
Иван Федоров погрузил на телегу свой типографский инвентарь и снова пошел бродить по свету.
На этот раз он очутился в богатом польском городе Львове. Подобно Гутенбергу, Иван Федоров вынужден собирать с великим трудом деньги на устройство типографии и итти в кабалу к богачам. Он отправляется на поклон к купцам и боярам, те зачастую со смехом гонят его с крыльца. И только ценой больших усилий ему удается снова открыть типографию.
Памятник Ивану Федорову в Москве.
Ко радость Ивана Федорова была недолговечна. Через некоторое время его станок продан за долги. Приходится начинать сначала.
Неистовый «друкарь» (от немецкого «друкен» — печатать) не покоряется судьбе. Во сне и наяву он видит любимую работу. С неиссякаемой энергией Иван Федоров хлопочет о новой типографии. Ему удается напечатать несколько книг на Волыни. Отсюда он возвращается во Львов. На короткое время судьба улыбнулась — он опять за станком. Но денег вечно нехватает. Вскоре — в который уже раз! — его типография снова описана за долги.
Пришла старость, а с ней и болезни… Русский первопечатник скончался в городе Львове 5 декабря 1583 года.
Чувствуя приближение смерти, Иван Федоров заказал себе надгробную плиту по собственному рисунку. На плите был изображен его книжный знак и вырезана надпись:
«Друкарь книг, доселе невиданных».
В конце изданной им книги об апостолах Иван Федоров кратко описал свои невзгоды и скитания. «Может быть, вместе с деяниями апостолов и мой голос дойдет до потомства», думал он. Голос мужественного борца за печатное дело в России дошел до нас через века.
В скучной и ненужной книге «Деяния апостолов» нас интересует только печальная повесть одного из лучших русских людей — первопечатника Ивана Федорова.