— У тебя глаза вылезут из орбит! Чёрт, чтобы ты это увидела, мне нужно просто снять штаны.

Марина мягко улыбнулась. Выхватив из-за пояса кинжал, она положила его на плотно сжатые бёдра.

— Если на стволе торчит сучок, его отрезают, — спокойно сказала она. — Берегись, Мушков!

— Ты бы это сделала? — пролепетал он, отступая.

— Без колебаний.

— Бедный, бедный я человек! — воскликнул Мушков, скрипя зубами. — Как долго это будет продолжаться? Я люблю тебя! Ты слышишь, я тебя люблю! Во сне я разрываю тебя на части, как две куриные ножки! Мариночка, если бы ты знала, каково быть мужчиной, ты не стала бы мучить меня так жестоко! — Он отошёл в центр комнаты, на безопасное расстояние от кинжала. — Ты ведь тоже меня любишь!

— Да! — впервые призналась она.

Мушков вздрогнул, провёл руками по всклокоченным волосам и тяжело вздохнул.

— Ты... ты это сказала, — пробормотал он. — Ты действительно меня любишь?

— Разве иначе я осталась бы с тобой?

— И что будет дальше? Мы будем только с любовью смотреть друг на друга и мечтать... Мариночка, может ли женщина такое выдержать? Этого я не знаю. Вы, женщины, не такие, как мы.

— Мы немного другие, Иван Матвеевич.

— Тогда иди ко мне! — Он протянул к ней руки, но кинжал помешал ему шагнуть вперёд.

— Но ты по-прежнему казак! — медленно сказала Марина.

— Я никогда не стану другим! — выкрикнул он.

— Тогда между нами ничего не будет, медвежонок, — тихо сказала она. — Тебе придётся лопнуть! Выйди и сделай это снаружи...

Мушков, громко ругаясь, выбежал из комнаты с воплем, что сейчас же возьмёт сразу пять девок. Но перед домом сел на скамейку, вытянул ноги и стал неистово пинать пыль каблуками. Это не сильно помогло, но немного сняло напряжение в голове, втоптало тоску и отчаяние в мягкую, податливую землю.