— В таком случае наша Куколка Уилсон ценный музейный экспонат, — сказала Дейрдре. — Она сроду ничего не обнажала — кроме души, конечно.

— Для кого она себя бережет? — спросил Марк.

— Для будущего супруга. По-моему, она собирается преподнести ему свою невинность в день свадьбы, как запонки.

— Я бы выбрал запонки, — буркнул Марк и опрокинул в себя очередную рюмку.

— По-моему, в постели с девственницей можно помереть от скуки, — сказала Хлоя, не сводя глаз с Саймона. — Она же не знает, что к чему.

Когда Гэрриет подняла глаза, Саймон смотрел прямо на нее, и на его губах блуждала насмешливая улыбка. Он все знает, с ужасом подумала она и снова почувствовала, что краснеет. Дернул же ее черт напялить красный свитер! Она отвернулась к окну, чтобы остудить пылающие щеки.

— В детстве я любил прокалывать воздушные шары и бутоны фуксии, — негромко сказал Саймон. — А теперь люблю протыкать пальцем бумажку на банке с кофе и люблю девственниц. С ними можно делать все, что тебе хочется — благо они еще не успели подхватить ничьих дурных привычек.

После его слов все почему-то замолчали. Не выдержав, Гэрриет встала и поплелась в туалет. Сердце ее бешено колотилось, но в голове носились блаженные и странные, как сон, видения. Биде в ванной Саймона выглядело как произведение искусства. На полке перед зеркалом отыскалась коробочка с тальком. Слегка припудрив им лицо, Гэрриет вернулась в гостиную.

Актер уже собрался уходить.

— Ну, мне пора, дорогой мой. У меня сегодня дневной спектакль. Боюсь, если я выпью еще рюмашку, то просто свалюсь со сцены в партер. Джереми-Джереми, за мной, — приказал он юношам, которые скармливали друг другу виноград.

— Замолви за меня словечко перед Борисом, — небрежно обронил Саймон. — Он несколько раз собирался посмотреть нашу «Кошку», но так и не собрался. Скажи ему, что весной я буду играть Дориана Грея.

— Обязательно скажу, — заверил его актер. — На следующей неделе мы как раз собираемся все вместе пообедать.

— «И чтобы мне без сна не умереть, я лучше на тебе женюсь», — пропел Фэтс Уоллер.

— Саймон, где мы будем обедать? — спросила Хлоя — Как ты насчет «Парижской кухни»?

— Выкладывать десятку за кучу старых костей, тушенных со сливками? Нет уж, увольте, — сказал Саймон.

Хлоя наградила его свирепым взглядом.

— Мне пора, — торопливо сказала Гэрриет.

— А как же обед? — возразил Саймон.

Но Гэрриет было сейчас не до обеда. Она вдруг почувствовала, что должна немедленно бежать отсюда, иначе этот человек, с которым столкнула ее судьба, попросту проглотит ее, как удав кролика. Ей было страшно, мерещились какие-то великие жизненные перемены. Хотелось побыть одной и все обдумать.

— Я обещала детям Тео покататься с ними на санях.

— Да ладно тебе, — сказал Саймон. — Дети перебьются.

— Я обещала.

— Ну хорошо, но, когда накатаетесь, обязательно возвращайся сюда.

— Думаю, к тому времени вам уже никого не захочется видеть.

— Кое-кого наверняка не захочется, но тебя я еще не успел даже рассмотреть.

Он помог ей надеть пальто и, вытягивая волосы из-под воротника, пропустил свежевымытые прядя между пальцами.

Гэрриет непроизвольно отшатнулась.

— Я отвезу тебя, — сказал он.

— Н-нет, — пролепетала она. — Я пешком.

На тропинке он поймал ее за концы красного шарфа и притянул к себе почти вплотную.

— Ну так как, обещаешь вернуться?

Она кивнула. Перед самыми ее глазами маячила горбинка его носа с бледными веснушками и чуть выше — прекрасные сине-зеленые глаза. Ему даже не пришлось наклоняться, чтобы ее поцеловать. На Гэрриет пахнуло белым вином и французскими сигаретами. В животе у нее вдруг все поплыло, ноги обмякли, в точности, как описывалось в книгах, — но с Джеффри этого почему-то не было.

Вырвавшись от него, она побежала вперед. Дул ледяной ветер, как и утром, но теперь она его не замечала. За поворотом она вдруг расхохоталась как сумасшедшая, сильно удивив двух замерзших старшекурсников с лозунгами наперевес.

Гэрриет заразила своим буйным весельем детей. Карабкаясь на Хийкси-Хилл, они что было мочи орали «Оп, хлоп, прямо в лоб», а когда серебристо-красные сани с шипеньем съезжали по бугристому склону, ныряя в снежные ямы и замирая на каждой вершинке, все четверо визжали от восторга. Внизу они вываливались из саней и тотчас снова тащили их обратно на холм, кидая по дороге друг в друга снежками. Потомки Даттонов то и дело вонзали зубы в собственные снаряды, и так продолжалось до тех пор, пока все не промерзли и не взмокли окончательно.

Саймон ее поцеловал! Гэрриет готова была кричать об этом во все горло, чтобы слышали дальние холмы. Счастье выплескивалось из нее, и она с хохотом тискала ошалелых детей. После катания они не хотели ее отпускать.

— Оставайся пить с нами чай, ну, пожалуйста! — умоляли они. — Будут лепешки, шоколадный торт и «Доктор Икс» по телевизору.

— У Гэрриет, по всей видимости, на сегодня другие планы, — заметил вышедший на звонок Тео Даттон. — И все же будьте осторожнее, милая. Читайте свои сонеты и — не ходите тропой небесной, когда она ведет вас прямо в ад.

Наверное, у меня на лбу все написано, думала Гэрриет, лавируя между сугробами. Возле кинотеатра она скользнула взглядом по афише фильма с Робертом Редфордом и отвернулась без малейшего сожаления. Жизнь дана, чтобы жить, а не глазеть на экран.

У себя в комнате она долго всматривалась в карточку Джеффри, на которой он был запечатлен с ракеткой в руке и смущенной улыбкой на губах. И это еще удачный снимок, подумала она, тут он гораздо лучше, чем в жизни. Потом ее взгляд задержался на фотографии старшей сестры Сузи, в ослепительном подвенечном платье, с Питером Нивом под ручку. Сузи была вечной проблемой в жизни Гэрриет. Их всегда сравнивали — и это при том, что у красавицы Сузи была гладкая чистая кожа, стройная фигурка и железная воля, которая вовремя подсказывала ей не слишком увлекаться жареной картошкой и не выказывать своего интереса к мужчине, пока он не втюрится в нее по уши. Гэрриет помнила, как Сузи страдала и томилась по своему Питеру Ниву, самому богатому и красивому из всех местных женихов, как целый день грызла ногти около телефона, а когда он наконец зазвонил, у нее хватило выдержки ответить: «Нет, сегодня не могу, и завтра не могу, и послезавтра, а на выходные я уезжаю». Она дразнила его своей недосягаемостью несколько недель подряд, так что в конце концов бедный Питер буквально на коленях умолял ее стать его женой. Вот так. А на что можно рассчитывать, когда живешь в тени такой вот Сузи, уминаешь сдобные булочки и отпугиваешь мужчин своим дурацким умничаньем? Клуша, обругала себя Гэрриет. Размечталась о Саймоне Вильерсе.

Пора было одеваться, вот только во что? У серой рубахи было пятно на самом видном месте, бордовый джемпер после стирки растянулся и теперь воротник у него висел, как хомут, коричневое платье она однажды надевала на вечеринку, где ей пришлось понервничать, и под мышками появились белесые круги от пота. На джинсах не было никаких пятен, но они закрывали ноги — главное достоинство Гэрриет — и вдобавок так обтягивали, что на теле, когда она их снимет, останутся некрасивые рубцы… Но почему она должна их снимать? — строго одернула себя Гэрриет.

Вскоре вся ее одежда ровным слоем устилала пол комнаты. Ванна уже почти наполнилась, но вода в ней была еле теплая. В полувменяемом состоянии Гэрриет дважды умылась, трижды порезалась, пока сбривала волосы на ногах, а вытеревшись насухо, тотчас залезла обратно в ванну и принялась мыть ноги между пальцами — на случай, если Саймон привык целовать женщин во вое места. Потом она намазалась хозяйкиным кремом для рук и припудрилась каким-то «Французским папоротником».

В спальне она нагишом подошла к зеркалу и некоторое время разглядывала свои прелести. Есть ли, собственно, чем прельщать? Груди, пожалуй, великоваты — хотя мужчин это, как правило, не огорчает, — ноги в порядке, разве что немного порезаны, но в целом слишком много тела, сурово заключила она. Сняв со стены зеркало, Гэрриет улеглась на кровать и, держа его над собой на вытянутых руках, попробовала взглянуть на себя в новом ракурсе. Во всяком случае, живот не торчит, и волосы легли довольно милым веером. «Ну хватит, — вконец разозлилась на себя она. — Ты идешь выпить с молодым человеком бокал вина, больше ничего!»