Зато две таблетки, которые я присвоил, почти полностью снимают боль. Знать бы еще, сколько времени продлится эффект от них. Может, телепортировать несколько штук «про запас»?

Переодевание из больничной пижамы в полетную форму занимает у меня всего минуту, когда мне не приходится при каждом движении сдерживаться, чтобы не закричать от боли.

Единственная радостная мысль за все утро — Сэм с перепугу пришел на три часа раньше, чем я его ждал, и у меня останется время для полетов. Я слышу его присутствие телепатически. Его панические мысли ни с кем другим не спутаешь. Он стоит за дверью и не осмеливается позвать меня. Я конечно рад, что он пришел. Однако, Сэм никогда не любил вставать на рассвете. Зачем он приплёлся в такую рань? Ольга, правда, сказала ему прийти пораньше… Но зачем он пришел за два часа до рассвета? Наверно, я действительно напугал и его, и Раи Стара, когда был почти смертельно ранен. Наконец Сэм слышит мои шаги, понимает, что я уже проснулся и осторожно стучит в дверь.

— Лан, ты здесь? Я тебя не разбудил? — Сэм почти шепчет. Я улыбаюсь. Сэм в любом случае перестал вести себя так, словно он уверен, что я могу умереть в любое мгновенье, но все равно старается говорить приглушенно. Он заходит в палату и осматривается. Вначале он совершенно бесстрастно смотрит на свою кузину. Ольга все еще спит в кресле. Затем задумчиво рассматривает меня.

— Знаешь, может пойдем лучше, пока Ольга не проснулась? А то у нее еще час времени остается заняться твоим лечением, и твоей рукой. И она вполне может передумать и оставить тебя сегодня здесь.

Но заметив мой застывший, безжизненный взгляд, Сэм замолкает.

— Легче сказать, чем сделать. Когда я сбежал с Астры-2 без того, чтобы поставить Ольгу в известность, куда меня понесла нелегкая, а затем не пришел в РРС в оговоренное время и нарушил все её ограничения, я был вынужден согласиться на операцию через сутки после моего побега, уже здесь, на Рессате. Знаешь, мне двух операций за три дня более чем достаточно. Мне не хочется экспериментально исследовать связь между этими событиями еще раз, — тихо отвечаю я Сэму.

— Может, твой modus operandi вызвал нежелательные эффекты? — ехидно спрашивает меня Иссин.

Я игнорирую то, что сказал Иссин. Он всегда на меня сердится, если считает, что я слишком рискую. Конечно, те кто работает в РРЦ учитывают уровень моей подготовки, и то, что я являюсь Коммандоркапитаном Рессата. Я помню, что даже Андрею пришлось ждать многие годы, прежде чем ему разрешили летать. И я все еще помню того пилота с лихорадкой Леднева из-за которого, собственно, и был создан РРЦ. Меня ждет та же судьба. Я не знаю, когда буду вынужден согласиться на следующую операцию. А Сэм не осмеливается спросить меня об этом. Понимает, о чем я думаю и отводит взгляд.

— Инструкции Ольги я не нарушаю. Она сказала мне летать с тобою когда Эрнест занят, я и летаю. А вот ждать пока она проснется уговора не было, — отвечает Сэм легко.

Я пожимаю плечами. И едва удерживаюсь от того чтобы не закричать. Резкое движение снова вызывает боль на грани того, что вообще можно вытерпеть. От моего былого страха перед всякими медицинскими манипуляциями осталось лишь понимание безвыходности сложившегося положения и неизбежности случившегося. Хотя иногда страх, который я испытывал в детстве, возвращается. Причем обычно совершенно не вовремя. Как сейчас.

— Безумству храбрых, — Сэм не заканчивает фразу, но мне эта идиома знакома. Сэм все еще пытается мне сказать, что мне следовало бы уйти, не дожидаясь пока Ольга проснется. Я вздыхаю, соглашаясь. Сэм прав, и я это знаю. Если Ольга сейчас мною займется, а такую вероятность исключить нельзя, то к началу занятий в колледже я прийду уже совершенно измотанным от всяческих медицинских процедур. Но уйти до того как она проснется я не могу. Просто мне нравится смотреть, как она спит.

Что касается общения с медикологами, на опыт Сэма можно положиться. Вся его семья, родители, бабушки и дедушки, кузены и кузины, дяди и тети — хирурги и медикологи с Астры-2. Он — единственный в семье, кто решил стать пилотом. Но проблем с самоидентификацией у Сэма не возникает. С мамой американкой он — американец. С отцом, русским хирургом-медикологом Астры-2 Сэм — серьезный русский парень, Коммандоркапитан третьего ранга, занимающийся любимым делом. С Андреем и Раи он — послушный пилот, в отличие от меня соблюдающий субординацию и кодекс. Ну, иногда соблюдающий. Когда Андрей требует отчеты о проделанной работе, Сэм — единственный из нас четверых, кто отсылает раппорты во-время. Со мною Сэм может быть каким угодно. В зависимости от настроения. То ли самим собою он может быть лишь в моей компании, то ли мои постоянные проблемы отражает.

Конечно, я понимаю, то что случилось было предопределено. Второй галактический закон запрещает помогать другим цивилизациям. А если в чужой цивилизации возникает война из-за технологий, которые ты отдаешь этой цивилизации, то это уже нарушение первого галактического закона, что гораздо серьезнее. Континуум наказывает ренегатов. Всегда жестоко. Мое частично человеческое происхождение не давало мне права вмешиваться. Когда я в первый раз нарушил второй галактический закон, я знал что рано или поздно прийдется заплатить за то, что я предотвратил техногенную катастрофу на Рессате. Но я не знал — как именно… То, что я выжил — уже необычно. Но это лишь отсрочка. И мне известна цена за отсрочку.

Ольга сосредоточит свое внимание на том, чтобы организовать мою реабилитацию, только на самом деле это означает почти год провести в больнице под присмотром медикологов и хирургов. Просто называется эта больница по-другому: рессатский реабилитационный центр. И правила игры мне знакомы с детства. И мне прийдется с этим смириться.

Я знаю, что когда она проснется, она начнет с обследования. А возможно, и лечения. Я бы с радостью опять сбежал, но не хочу ее злить. И я не могу уйти, не сказав ей ни слова. Ольга помогла мне получить частичный допуск к полетам, а это серьёзная уступка. Причём, насколько именно серьёзная я начинаю понимать лишь сейчас. Когда Давид сказал, что она мне потакает, он сам попал под запрет полётов. Хоть это было несправедливо. Ольга тогда сердилась на меня, её инструкции нарушил тоже я, а без допуска остался Давид, хотя у него частичный допуск был уже семь лет, и он — Коммандоркапитан первого ранга. Ольга знала, что он давно не соблюдал рекомендации медикологов, но ничего не предпринимала по этому поводу.

Даже Андрей стал побаиваться ее, после того как Давид остался без разрешения на полёты по её вине. Андрей позвонил вчера в первый раз за все семь лет что я Коммандоркапитан Рессата, после того как получил известие, что второй пилот рессатского сектора, Коммандоркапитан первого ранга Давид вынужденно составил мне компанию в РРЦ. Правда вчера, уже поздно вечером, Ольга разогнала нас по разным палатам. А Раари, Сэма и моих стажеров вообще выгнала с территории реабилитационного центра. Так что у Андрея была веская причина поинтересоваться, что тут вообще, собственно, происходит, ведь мой допуск с таким количеством ограничений, что непонятно — есть ли у меня право на полёты.

Некоторое время я размышляю о том, что Сэм сказал мне. Наверное, он прав, мне следует сбежать. Может, я правда никаких инструкций не нарушаю, если я не буду дожидаться, пока Ольга проснется? Но вижу, что поздно согласился с Сэмом — Ольга проснулась и потягивается в кресле. Несколько секунд уходит у нее на то, чтобы сообразить, что я уже встал, и успел переодется. И что Сэм пришел раньше.

— Сэм, ты должен ждать в комнате для посетителей. Лан прийдет через пятнадцать минут, уверенно говорит Ольга Сэму.

— Знаете, вы действительно друг другу подходите. Знаете почему? Вы оба постоянно решаете, что я должен делать. Хотя оба — младше меня, и решать что я буду делать должен я, иронически говорит мне Сэм с таким выражением лица, словно он хочет напомнить мне: ” Что я тебе говорил?”

Тот факт, то Ольга отправила Сэма ждать меня в комнате для посетителей пугает меня. Я сжимаю зубы и отворачиваюсь, чтобы она не поняла, что я сейчас чувствую. Понимает Ольга, что я на грани паники? За три дня уже было две операции. Этого достаточно!