— Так как же все-таки хочет Император наградить послов?

Император, полуприкрыв веки, следил за тем, как Моу Па старательно растирает тушь.

— Эти свитки и в самом деле представляют такую ценность? — негромко спросил он.

— О да, — с жаром ответил Ян Шань. — Даже если не все в них принадлежит великой кисти Кан Фу Ци, то, что я успел разобрать, совершенно бесценно. Но наши знатоки рукописей осмотрят эти свитки и скажут точно. Хотел бы я знать, как этот ларец попал в Зингару?

— К чему гадать? — отозвался Император. — Главное, что он теперь здесь. Вы оба, побывавшие на западе, скажите мне, что столь же ценно в глазах человека того мира?

— Золото, — криво усмехнувшись, ответил Ян Шань и глубже засунул руки в рукава. — Как-то мне нынче зябко» Золото и драгоценные камни.

Моу Па подождал еще немного, желая удостовериться, что старший закончил свою мысль, и только после этого кивнул:

— Да, золото и камни. Зингарец едва не обезумел в тронном зале, мне казалось, дай ему волю, и он выковыряет каждый кусочек, не думая о том, что тем самым совершенно обесценит его. Для них в золоте существует лишь вес, а в камнях — лишь величина. Красоты они не видят. Этот человек сокрушается о том, что при разделе земли — если я правильно его понял — ему досталось слишком мало. А между тем это «мало» являет собою пусть небольшое, но княжество. Я едва сдержался, чтобы не сказать ему, что в конце концов ему не понадобится земли больше, чем всего лишь три дэ в длину и один — в ширину.

Старики невольно улыбнулись. Отрадно было видеть, что новое поколение впитало то понятие о ценностях, которое в их глазах отличало кхитайцев от всех остальных народов.

— Хорошо сказано, — одобрительно отозвался Ян Шань. Он помолчал, потом вымолвил, причем недобрая улыбка исказила его губы. — Жаль, что мы не можем отдать ему княжество Тай Цзон — он был бы счастлив увезти его, а мы — избавиться от обузы и вечного соблазна.

Обузой маленькое княжество, или кайбо, чье название тай Цзон означало «Благословенный Край», было для императора, а вечным соблазном — для Ян Шаня. Княжество исправно платило все подати, но существовало само по себе, словно отдельное маленькое государство. Его жители не чтили грозных богов Кхитая, а поклонялись Святому Падде, которого называли Учителем и Пророком. Учение Падды запрещало убивать всякую живую тварь, поэтому тайцзонцы не ели ни мяса, ни рыбы, а птицу разводили только ради яркого оперения. Из-за табу на убийство ни один тайцзонец не был пригоден к воинской повинности. Один-единственный раз попытался Владыка Кхитая набрать рекрутов в Тай Чанре, столице княжества — и был сильно разгневан. Никакие уговоры и побои не действовали. Юноши, с виду прекрасные воины, хорошо сложенные, сильные, наотрез отказывались брать в руки оружие. Двоих из них забили насмерть, остальных пришлось вернуть родным — в весьма плачевном состоянии. |

Кроме непригодности к военной службе, которую император почитал первейшим долгом каждого верноподданного, тайцзонцы вообще были непригодны к каким-либо службам. Своего кайбона они почитали чуть ли не богом, и когда бы ни пытался император переманить в столицу кого-либо из искусников Тай Цзона — а их шелка, изделия из серебра и фарсрора славились далеко за пределами Кхитая, — ему неизменно отвечали отказом, ссылаясь на то, что не могут уйти от своего князя. У Ян Шаня же были свои виды на это княжество. В джунглях, к югу и юго-востоку от Тай Чанры, все еще сохранились руины двух древнейших городов. О народе, населявшем эти города, было почти ничего не известно, кроме того, что правители их, как и кайбон Тай Цзона, объединяли в себе власть и духовную, и светскую. Еще сумел Ян Шань разузнать, что поклонялся этот народ не какому-то конкретному богу, а Великому Равновесию, и жрецы этого культа были самыми искусными магами мира.

Ян Шань несколько раз пытался проникнуть в эти города и разыскать храмы, и однажды ему даже удалось вскрыть один из них. Но путь к сокровищнице ему преградили силы, противоборствовать которым он не смог. Из тьмы древности поднялись жрецы культа и едва не уничтожили дерзкого мага. Все, что ему удалось сделать, это усыпить их на сорок лет — и срок этому сну уже подходил к концу.

А виной этому всему — и неприступности храмов, и дерзости тайцзонцев — была династия князей Тай, вот уже тринадцать поколений правившая в этом княжестве. От отца к сыну переходил в династии некий магический дар — и справиться с непокорным княжеством и его владыками не было никакой возможности.

— Очень жаль, — повторил Ян Шань. — Лучше бы его не было вовсе, чем так.

Император, до того лежавший на подушках, внезапно сел с видом человека, осененного великолепной идеей.

— Почему же не можем? — с расстановкой сказал он. — Отдать нетрудно, пусть возьмет — если только сумеет. Сто воинов, закованных в тяжелые латы — это немалая сила. А ради того, чтобы покорить наконец этих строптивых, я добавил бы ему еще сотню, а то и две

Ян Шань искоса посмотрел на Моу Па — тот с отсутствующим видом возился с кистями.

— О чем это говорит мой Повелитель? — негромко молвил маг. — Чем нам прельстить зингарца, чтобы заставить его двинуть своих воинов на Благословенную Землю? Нет там ни золота, ни камней. Земля щедра, это правда, но что ему до того? Не останется же он здесь жить?

— А мы ему скажем про храмы в джунглях, — все так же неспешно, даже нараспев проговорил Император. — Помнится, ключ от ловушки одного из них у тебя, Ян Шань, где-то был. Одного ему хватит с лихвой, остальные же три будут наши. Равно как и серебряный рудник в их горах.

— Покойный кайбон, отец Тай Юэня, уже выстоял против одного похода, — возразил Ян Шань, сам принимавший участие в той бесславной битве. — За его родом стоит древняя сила Благословенной Земли. Чудом тогда удалось мне усыпить Четверых, я едва не погиб в том противоборстве.

— Ты был тогда молод и неопытен, — заметил Император. — Сам же Тай Юэнь сейчас слаб, болезнь подорвала его силы, а сын его слишком мал. Что мы потеряем, если попробуем еще раз?

Ян Шань задумчиво хмурил брови.

— Воистину, ничего, Повелитель. Но если зингарец не вернется, что мы скажем его брату, королю?

— Что же он за воин, если не сможет взять с тремя сотнями маленький клочок земли, жителям которого запрещено убивать? — лукаво улыбнулся Император. — К тому же, если их и вправду трое братьев, король

Зингары будет только рад смерти возможного убийцы его сыновей. Дай мне кисть и бумагу, Моу Па. Близится вечер, а я еще не отправил письма госпоже Старшей Жрице. Она будет рада, если его доставишь именно ты, она всегда тебя отмечала…

Он начертал несколько строк на листе и, свернув его, отдал юноше,

— Вложи в него цветущую ветку, когда пойдешь мимо той вишни, что растет здесь под окнами. А зингарскому принцу скажи, что Император будет ждать его завтра во Дворце Приемов. Я все равно пришлю за ним утром — ему нравятся пышные шествия, — но обрадовать ты можешь его уже сегодня. Что с тобой? Ты краснеешь, словно мальчик.

Моу Па смущенно улыбнулся.

— Я очень давно не видел госпожу Старшую Жрицу, — пробормотал он.

— Ну так ступай повидай ее, — рассмеялся Император. — Иди. Но если будет ответ, непременно принеси его еще сегодня, даже если она будет сочинять его до полуночи.

Юноша с почтительным поклоном принял письмо и, пятясь, вышел из покоев Императора. Щеки его и в самом деле пылали, но вовсе не от того, что ему сейчас предстояла встреча с нареченной матерью.

Император собирается отдать зингарцу Тай Цзон!

Он повторял эту фразу про себя, пока она не утратила смысл, а сам он, оступившись на мостике, едва не свалился в воду. Тогда он спустился к реке, ополоснул лицо и напился.

Император собирается отдать зингарцу Тай Цзон.

Полное имя юноши было Тай Моу Па, и знай об этом Ян Шань и Император, он не только не присутствовал бы при их беседе, но и, вероятно, никогда не стал бы хайбэем. Госпожа Старшая Жрица, усыновившая его после смерти матери, с которой была дружна с детства, вводя приемного сына во дворец, благоразумно умолчала о том, откуда родом красивый юноша. А ее протекции было достаточно, чтобы никто его об этом не спросил.