Корнила истово перекрестился широким крестом, и за ним закрестились все бывшие на помосте.

– Едина церковь Христова, един народ русский, един государь Алексей Михайлович, и нет и не будет той силы, которая государя великое слово порушит! – провозгласил атаман, как клятву, подняв к небу сжатую в кулак мощную руку. – И государь наш православный, братцы, за правду свой праведный меч обнажил против польского короля и шляхетства! – заключил Корнила.

– Раньше бы думали – не было б столько крови! – крикнул задористый голос в толпе.

Но возбужденный говор, охвативший толпу, заглушил его нарастающим гулом грозного народного вдохновения.

Атаман повернулся к старикам, стоявшим сзади него на помосте.

– Ссорились вы со мною, деды. Дед Перьяславец, и ты, дед Золотый, и ты, Ничипор, и ты, и ты. Был бы простым казаком, то пошел бы и я тогда в славный полк Тимофея Рази...

Услышав эти слова, Стенька с гордостью оглянулся по сторонам. Но никто не глядел на него.

– Помиримось, обнимемось теперь крепче, в святой ратный час! – в волненье заключил Корнила, широко открыв объятья.

Старые казаки один за другим подходили и обнимались с Корнилой. И при каждом объятье толпа казаков выражала веселыми криками свое одобрение.

– Кабы зубы были, куснул бы тебя Золотый, поколь целовался! – со смехом крикнул Корниле снизу какой-то неугомонный шутник.

Но шутки такого рода уже не могли ни в ком найти отклика. В бороде старика Беседы, когда он обнялся с атаманом, на солнце блеснули слезы.

– Идите, старые атаманы! – обратился Корнила к дедам. – Несите сюда боевые наши знамена с ликом Христа, и с Мыколой-угодником, и с Иваном-воином, и со святым Егорием Победоносцем! Подымем и их всех в ратное дело за братьев, за землю и веру нашу, за правду!..

Грозный, воинственный клич казаков и сабельный лязг заглушили последние слова Корнилы. Звуки рожков, барабанов, дудок и труб раздались над площадью.

Сердце Стеньки билось и замирало восторгом. Он вместе со всеми кричал и, как другие, выхватив саблю из ножен, потрясал ею над головой. Не меньше чем десять тысяч клинков, как молнии, сверкали под солнцем над площадью... И, будто в ответ этому морю звуков и блеска, на церкви Ивана-воина ударил тяжелый колокол, подхваченный радостным, точно пасхальным трезвоном, а со всех десяти городских башен, как небесный гром, сотрясая весь остров, загрохотали пушки...

Тогда распахнулись церковные двери, и священники в торжественном облачении вышли, неся зажженные свечи, иконы и хоругви. А на крыльцо войсковой избы деды уже выносили старые, прокопченные дымом битв и пробитые панскими пулями и татарскими стрелами казацкие войсковые знамена и косматые бунчуки...