МОЯ СПИНА БЫЛА ПЛОТНО ПРИЖАТА к неотёсанной деревянной двери. Я подняла потрясённый взгляд на Азазеля.
— Что ты делаешь?
Его тело теснило меня в темноту, а его руки скользнули вверх по моей шее, большие пальцы прошлись по моему горлу, и я испытала мимолётный проблеск страха. Он поцеловал меня, и если страх не исчез полностью, то он превратился в мгновенное возбуждение. С первой же минуты пробуждения я хотела ощущать его руки на себе, его рот, его тело прижатым ко мне. Я хотела его с той секунды, как он снял меня с себя и я отвернулась. Таковым было безумие — разрушительной потребностью, которая заглушала здравый смысл, мудрость и самосохранение. Я захныкала в его жестокий рот, обхватила его шею руками и притянула его ближе, позволяя ему целовать меня с яростным отчаянием, с которым я была знакома.
Это было плохо, я знала это. Закончится это только катастрофой. И всё же я не могла остановиться, не остановлюсь. Неважно чего мне в итоге это будет стоить — оно того стоит. Стоило ощутить, как его руки скользили вниз между нами, проскользнули внутрь моего пальто, под свободную футболку, обхватили мою грудь в кружевном бюстгальтере. Застёжка бюстгальтера была спереди, но он рывком расстегнул его, и от ощущения его пальцев на моей голой коже я вскрикнула, немыслимо возбуждённая.
Я ощущала мощь его эрекции у своего живота, и я была влажной, так быстро, готовая для него, нуждающаяся в нём. И мне было плевать, если он уложит меня на мощёную набережную и возьмёт меня прямо там. Я хотела ощущать его кожу, и я рванула его рубашку, стягивая её с плеч, так я могла бы почувствовать её, и я хотела гораздо большего, что готова была заплакать. Мне всегда было мало этого мужчины, всегда за тысячи жизней. Он был моим, он был моим телом, моей душой и моим сердцем, и я была настолько сильно заражена им, что перестану сосуществовать, если кто-то попытается разорвать связь.
Я поцеловала его в ответ, языком лаская его язык, и закрыла глаза, позволив восхитительному воздействию омыть меня, ощутить онемение сосков, трепет меж моих ног. Он прижался ко мне, бёдрами вжавшись в мои бёдра, и я почувствовала его длинные ноги сквозь юбку, которую надела сегодня, и я тут же прокляла это ощущение, пожалев, что не надела брюки, так я смогла бы подобраться ближе к нему, обхватить его ногами. Он качнулся напротив меня, и по мне пронеслась нервная дрожь, а затем я снова задрожала, когда он снова подтолкнул меня, намеренно прижимаясь ко мне. И я вспомнила свой страх к полной тёмноте прошлой ночью. Я выжила и пережила это, израненная, но всё же целая, но я не готова была вновь окунуться в это. Это было чересчур, но он поднял мою футболку, обнажая мою плоть и подставляя её прохладному влажному воздуху. Он пальцами ласкал мою грудь, пощипывая и сжимая нежно соски, и по мне пронёсся озноб. Я удушливо ахнула, когда вспышка желания сотрясла меня.
Он разорвал поцелуй и прильнул губами к моей шее. Я попыталась заговорить:
— Давай уйдём домой, — ахнула я. — Плевать мне на чёртовы камеры.
— Нет, — сказал он грубым голосом.
Его руки покинули мою грудь, и я испугалась, что он собирается отстраниться.
— Подожди, — воскликнула я, впившись пальцами в его голые плечи. — Не останавливайся. Не надо.
Я никогда раньше не слышала его смех. Я даже не знаю, был ли это вообще смех — просто отрывистый насмешливый звук.
— Нет, — снова произнёс он, скользнув руками вниз по моей талии, по моим ногам.
Задрав длинную юбку, обнажив мои ноги навстречу грозовому дню, и я почувствовала, как дождь лупил по моей коже, и я понимала, что я должна была волноваться, вдруг за нами кто-нибудь наблюдает. Меня это заботило, просто не настолько сильно. Мне даже было плевать на это, когда он схватил мои трусики и одним грубым рывком сдёрнул их с меня.
Одну руку он завёл под мою попку и приподнял меня, вновь прижав меня к двери, и я услышала скрежет его молнии, его приглушённые проклятья, когда он освободил себя и толкнулся внутрь меня, не заботясь, готова я к нему или нет.
Я была готова. Более чем готова. От его массивной силы я ахнула, испугавшись, что он может ранить меня, но боль была короткой, лишь неявственный дискомфорт, который быстро перерос в наслаждение. Я снова ощутила оргазм, обрушившийся на меня, спазм удовольствия, который поразил меня, и я крепче стиснула ноги бёдер Азазеля, крепко удерживая его.
Очередное шипение молнии и тут же последовал раскат грома. Я видела, как что-то вспыхнуло, но закрыла глаза, чтобы лучше впитывать глубокие толчки, от которых я распадалась на части.
Его руки были на моих голых бёдрах, поддерживая меня, и он снова и снова толкался в меня. Я услышала влажные шлепки нашего соединения, и это стало ещё одной вспышкой тёмного удовольствия. Он жёстко поцеловал меня, и я почувствовала привкус крови, его или моей, или нас обоих, неважно. Он не мог насытиться мной, а я не могла насытиться им.
Он захочет получить окончательную капитуляцию, ту тёмную вспышку, которая пугала меня. Если я окунусь в то место, возможно, я не смогу вернуться, и я попыталась воспротивиться этому, но не смогла. Казалось, всё сосредоточилось на наших телах, на его могущественном вторжении в меня. Моя грудь соприкасалась с его, его рот был на моих губах, и сдерживаться больше было невозможно. Если я окунусь туда, он будет со мной, он обеспечит мне безопасность, и я отпустила всё остальное.
Он оторвал свой рот от моих губ, ловя ртом воздух, и я положила голову на его плечо, когда сухое рыдание вырвалось из моего горла. Мир взорвался. Ещё одна вспышка молнии, и небеса обрушились ливнем. Азазель вонзился в меня, и я сорвалась с края, ощутив, как он задвигался резкими толками и кончил в меня. Понятия не имею, зачем я это сделала, я лишь понимала, что нуждалась в этом: я открыла рот и вонзилась зубами в его сильное, мощное горло, разрывая его кожу, ощущая вкус богатой сладости его крови.
Я услышала его глубокий стон, почувствовала, как он увеличился во мне, и меня омыло чистейшим ощущением. Я задрожала, потерявшись в том месте, что до ужаса пугало меня, и только его руки и тело поддерживали меня, когда я парила.
Возможно, прошло несколько минут, а может и часов, прежде чем я открыла глаза, дрожь до сих пор пульсировала по мне. Я подняла голову. На его шее была кровь, небольшое пятнышко, и я слизнула его, почувствовав, как он снова резко дёрнулся в ответ. Зачем я это сделала? Почему это ощущалось так правильно? Когда дрожь стала ослабевать, я обхватила руками его шею и уперлась лбом в его плечо, и произнесла ужаснейшие слова:
— Я люблю тебя. — Мой голос бы грубым, надломленным, словно я кричала, тогда как прекрасно понимала, что не издала ни звука. Дождь барабанил вокруг нас, заливая нам глаза. Я подняла глаза и встретилась с его нечитаемым взглядом, и сказала: — Должно быть, многое из пророчества истина.
И тогда-то я услышала их приближение.
ОН ВЫШЕЛ ИЗ НЕЁ, ПОЗВОЛЯЯ ЕЙ ОПУСТИТЬ ноги на землю, но всё ещё держа её у двери. Он ощущал, как слабый отклик всё ещё пронизывал её, и он не был уверен, что она сможет стоять без поддержки. Когда он посчитал, что она вполне уже уверенно стоит на ногах, он отпустил её и поправил свою одежду, застегнув ширинку. И когда он поднял глаза на неё, он увидел необузданную панику, стоявшую в её глазах.
— Нам надо уходить отсюда, — дрожащим голосом произнесла она. — Они приближаются.
Он уже почувствовал их. Знал, что они направляются в это место. Знал, что они почувствуют их присутствие. Он должен был испытывать сожаление, но для этого чувства было уже слишком поздно. Он знал, что всё закончится именно так, когда позволил себе войти в неё прошлой ночью. Когда его разрывало от желания весь день напролёт. Когда он почувствовал, как её зубы пронзают его плоть настолько, что можно было испить крови. Когда он услышал её слова. Когда услышал, как она сказала "я люблю тебя". И насколько бы то было невероятно, он знал, что это была правда. Демон любил его. Безо всяких на то причин. Она была права, пророчество было настоящим.
И у него совсем не было выбора.
Она потянула его.
— Нам надо бежать.
Он посмотрел ей в глаза, медленно покачав головой. И тогда-то она осознала весь масштаб его предательства, и её глаза стали чёрными от потрясения и боли. Она попыталась вырваться, но он был слишком силён. Он удерживал её, схватив руками её запястья, подобно кандалам, и он знал, что причиняет ей боль, знал, что через некоторое время боль, которую он по неосмотрительности причинил, покажется ей лаской.
Она боролась, как сумасшедшая, но она позабыла все свои дарования, которыми она когда-то обладала, за исключением власти над ним, и она ничего не могла поделать. Полуночники появились из-за угла, они натужно бежали, мечи обнажены, и он задался вопросом, не прикончат ли они и его. Ему оставалось лишь на это надеяться.
Но это странное существование никогда не предлагало лёгкий способ избавиться от предательств и изуверства и потребности, которые приносила жизнь. Он отступил, когда они схватили Рейчел, и он увидел, как глаза Еноха засияли от удовольствия. "Нет, не Рейчел, — напомнил он себе. — Лилит. Демон, ни мужчина, ни женщина, и он нарушил закон бытия и трахнул её по приказу Белоха". Это был единственный способ заставить Белоха осуществить свою роль в помощи им найти истину, которую она скрывала внутри своих видоизменённых воспоминаний, и если Азазель заплатил за это своей душой, которую он уже давно потерял, то так тому и быть.
Не было ни мольбы, ни упрёка, ни ярости в её больших глазах. После первого потрясения, что-то замкнулось в ней, и она отвернула голову, не глядя в его сторону.
На её губах остался след крови. Его крови. Он поднял руку и прикоснулся к шее. Она едва ли разорвала кожу, и кровотечение было мизерным. Он понятия не имел, почему она сделала это. Но если у него и были какие-то сомнения насчёт того, что он делал, это был знак.