ОН СНОВА СЛЕДОВАЛ ЗА МНОЙ. Я нутром это чувствовала, хотя на самом деле не видела его. Он был за пределами моего зрения, на внешних краях, скрываясь в тени. Притаившийся.
Не следил. Возможно, в моей памяти и были огромные пробелы, но у меня было зеркало и абсолютно никаких иллюзий по поводу своих абсолютно отразимых чар. Меня наградили средним возрастом, ростом, весом, плюс-минус десять килограммов. У меня были короткие волосы, тускло-каштановые, какие бывают, когда их слишком часто красят, а глаза просто карие. Моя кожа была оливкового оттенка, костная структура ничем не примечательна, и не было никакого намёка на то, кем или чем я была.
Всё что я знала: меня зовут Рейчел. Моя нынешняя фамилия была Фицпатрик, до этого она была Браун, а в следующий раз, возможно, будет Монтгомери.
Среднестатистические фамилии, связанные с англосаксонскими предками. Я не знала, почему, я просто плыла по течению.
Я была Рейчел Фицпатрик уже почти два года, а по ощущениям эта выстроенная мной комфортная жизнь длилась гораздо дольше, чем обычно. Я жила в большом промышленном городе на Среднем Западе, работала в газете, которая, как и большинство подобных ей, была на последнем издыхании. У меня была отличная квартира на верхнем этаже старого викторианского дома, плюгавенькая машина, на которую я могла положиться, хорошие друзья, к которым я могла обратиться в случае необходимости и весело провести время, когда были хорошие времена. Я даже была крёстной матерью новорождённой девочки моей коллеги Джули. Я всё ждала подвоха.
На дворе стоял ноябрь, и я думала, что, наверное, мне никогда ноябрь не нравился. Деревья стояли голые, дул пронизывающий ветер, и темнота сомкнулась вокруг города, как саван. И кто-то наблюдал за мной.
Я не знала, как долго он там пробыл — мне потребовалось время, чтобы понять, что он снова вернулся. Я так и не разглядела его, он держался в тени — высокая, худая фигура бесспорной угрозы. Получше приглядываться к нему мне не хотелось.
Я была очень осторожна. Я не выходила одна после наступления темноты, держалась подальше от укромных мест и всегда была настороже. Я никогда не говорила о нём своим друзьям, даже Джули. Себе я твердила, что не хочу, чтобы они волновались. Но и в полицию я не пошла, хотя это была их работа.
Я прокрутила бессчётное количество вариантов из большой серой пустоты, которой была моя память. Может быть, он был моим жестоким мужем, пристально следящим за мной, и я убежала от него, травма от его жестокости начисто стёрла мой разум.
Может быть, я была в программе защиты свидетелей, и я прошла через какой-то ужас, и монстр преследовал меня.
Но это не объясняло, почему он не подходил ближе. Независимо от того, насколько я была осторожна, если кто-то хотел причинить мне боль, убить меня, вероятно, не было никакого способа остановить его, кроме... Ну, вероятно, не было никакого способа остановить его. Так что мой наблюдатель, по-видимому, не желал моей смерти.
Я работала допоздна в холодный дождливый четверг, пытаясь отформатировать кучу некрологов. Да, делать некрологи поздно вечером было не самым любимым занятием, но с "Курьером" на последнем издыхании, мы все работали сверхурочно всякий раз, когда просили, и работали над всем, что было необходимо, хотя я напрочь отказалась от спорта. Я была якобы редактором статей о доме и здоровье, редактор был прославленным термином для единственного репортёра, но в целом я наслаждалась своей работой. С некрологами, правда, не очень. Детские некрологи пробирали меня до глубины души. Мертворождения, смерть в колыбели, выкидыши. От них мне хотелось плакать, хотя, как ни странно, я никогда не плакала. Если бы я могла, я бы плакала по этим детям, плакала бы дни, недели и годы напролет.
Я не задавалась вопросом, потеряла ли я ребёнка сама. Инстинкт подсказывал мне, что нет, и кроме того, скорбь по потерянным детям была логичной, человеческой реакцией. Кто бы ни горевал о потере совершенно новой жизни?
Поднялся ветер, завывая по всему городу и сотрясая запечатанные окна нового здания, которое "Курьер" необдуманное построил менее трёх лет назад. Я выключила компьютер, закончив на сегодня. Я взглянула на часы: было уже за десять вечера, и в офисе было безлюдно. Моя машина стояла в гараже, там должен был кто-то быть. Я вытащу ключи, брошусь к своему надёжному старому "Субару" и запрусь, если что-то выглянет из темноты.
Я всегда могла позвонить Джули и узнать, сможет ли её муж приехать и проводить меня домой. И хотя я не рассказывала им о своём наблюдателе, я всегда объясняла это тем, что очень беспокоюсь о личной безопасности, и Боб несколько раз приходил на помощь. Но у них был совсем маленький ребёнок, и я не хотела их беспокоить. Я буду в порядке.
Я схватила пальто и направилась к лифту, как вдруг на моём столе зазвонил телефон. Я хотела было ответить, но потом решила проигнорировать звонок. Кто бы это ни был, что бы они ни хотели, я слишком устала, чтобы дам им это. Я хотела только одного — добраться до дома сквозь этот проклятый ветер и свернуться калачиком в моей хорошей тёплой постели.
Лифт никуда не торопился, учитывая, что всё здание было практически пустым. Телефон на моём столе перестал звонить, и зазвонил мобильник. Я выругалась, сунула руку в карман и открыла его как раз в тот момент, когда подъехал лифт.
Это была Джули, в её голосе звучала паника.
— Рейчел, ты мне нужна, — сказала она заплаканным голосом.
Случилось что-то плохое. В животе у меня всё сжалось.
— Что случилось?
И, как последняя дура, я вошла в лифт.
— Дело в малышке. Она...
Когда дверь закрылась, и лифт начал спускаться, я потеряла сигнал.
— Чёрт, — громко выругалась я.
Мой офис находился на двадцать втором этаже, и я уже нажала кнопку второго уровня парковки, но быстро нажала на этаж ниже по ходу движения лифта, чтобы остановить спуск. Двери распахнулись на тёмном и пустом восьмом этаже, и я выскочила наружу. Я нажала кнопку обратного звонка, когда двери закрылись, оставив меня в темноте, и по мне пробежала дрожь, которую я старалась игнорировать. У меня были стальные нервы, но я никогда не была безрассудной, и не было никаких причин испытывать беспокойство. Я много раз бывала в этом здании одна.
Но я никогда раньше не чувствовала себя так странно.
Джули ответила после первого же гудка.
— Куда ты пропала? — сказала она, её голос был отчаянным и обвиняющим.
— Сигнал пропал, — коротко ответила я. — Что случилось с ребёнком?
— Я в больнице. Она не могла дышать, и я вызвала скорую. Они отвезли её в отделение неотложной помощи и выгнали меня, ты нужна мне здесь для моральной поддержки. Я в ужасе, Рейчел! — её голос был полон слёз.
— А где Боб? — спросила я, стараясь быть практичной.
— Со мной. Ты же знаешь, как беспомощны мужчины. Он просто ходит туда-сюда и выглядит мрачным, а мне нужен кто-то, кто поддержит меня. Мне нужна лучшая подруга. Я нуждаюсь в тебе. Как скоро ты можешь приехать?
Странно, как мы могли стать такими хорошими подругами за столь короткое время. Это было похоже на прочную связь, а не на служебную дружбу, как будто я знала её в другой жизни. Но она знала о моём прошлом не больше, чем я.
— В какой больнице?
— Святого Уриэля, мы в приёмной скорой помощи. Ну же, Рейчел! Пожалуйста!
"Святого Уриэля", — подумала я.— Это неправильно, не так ли? Был ли Уриэль святым?" Но я всё равно успокаивающе произнесла:
— Я сейчас приеду, — сказала я.
И поняла, что солгала.
Я захлопнула телефон, мысленно вспоминая содержимое своего стола. Ничего особенного — копия "Красивого дома", последняя книга Лорел К. Гамильтон и Библия, которая, по общему признанию, была странной. Я не понимала, зачем она мне, может быть, я была частью какого-нибудь фундаменталистского культа, прежде чем сбежала. Бог его знает. Я только знала, что мне нужно иметь Библию с собой.
Я найду другую, как только зарегистрируюсь в отеле. Возвращаться было незачем. Я путешествовала налегке и оставляла после себя как можно меньше впечатлений. Они не найдут никаких улик обо мне, если обыщут мой стол. Тем более что у меня самой не было никаких зацепок о себе.
Моя квартира была лишь несколько менее безопасной. Писем не было, никаких признаков личной жизни вообще. На стене висело несколько дешёвых прерафаэлитских гравюр, плюс большой плакат в рамке с изображением окутанного туманом участка Северо-Западного побережья, вот и всё что говорило обо мне. Мне не хотелось оставлять его в прошлом, но нужно было действовать быстро. Мне придётся бросить машину через пару дней, купить другую. Джули потребуется примерно столько времени, чтобы понять, что я пропала. Она будет слишком занята, нависая над малышкой Амандой, наблюдая за каждым её вздохом тревожными глазами.
Но Аманда не умрёт. Она начнёт поправляться, как и все другие новорожденные, которые как я знала, сейчас были в больницах. Всё, что мне нужно было сделать, это отойти достаточно далеко, и они выздоровеют. Я знала это инстинктивно, хотя и не понимала почему.
Я нажала кнопку лифта и беспокойно зашагала по тёмному коридору. Ничего не произошло, и я снова нажала её, затем прижала ухо к двери, прислушиваясь к какому-то знаку, что лифт двигается. Ничего, только тишина.
— Чёрт, — повторила я.
Тут уж ничего не поделаешь, придётся спускаться по лестнице.
Я не стала раздумывать над этим. Как всегда, настало время уходить, и размышления ни к чему хорошему не приведут. Я понятия не имела, откуда мне всё это было известно, почему я должна бежать. Я только знала, что так надо.
Только когда дверь на лестницу закрылась за мной, я вспомнила о своём наблюдателе и на мгновение испугалась, схватившись за ручку двери. И, конечно же, она была уже заперта. У меня не было выбора. Если я собираюсь вовремя выбраться из города, мне нужно двигаться дальше, поэтому я начала спускаться по лестнице.