Коваль мрачнел с каждым моим сказанным словом, а под конец минералку на его тумбочке сменил виски и нехороший такой взгляд однозначно мне заявил, что ночь будет долгой.
— Слушай, кис, а давай-ка сыграем по твоим правилам. Я завтра позвоню какой-нибудь шлюхе, одной из тех, что в неисчисляемых количествах кружат голодными стервятницами вокруг меня и моего кошелька, буду трепаться с ней по телефону, а по прилету скажу ей аривидерчи. Ты как, нормальная воспримешь, м?
Я оторопело молчала. Сразу пред глазами вспыхнул тот вечер, когда он целовал эскорт-девицу на моих глазах. И как меня разрывало.
Нет, я не восприму это нормально. Но ситуация неравноценная — кто для меня Женька, и кто для него шлюха. Однако я поняла, что в лоб с Ковалем бодаться бесполезно. Поэтому мучительно соображала, что делать. Он ждал, глядя на меня прохладно и с нажимом, взбалтывая в бокале виски. Подавив в себе бессмысленное желание вскинуться и наорать на него, негромко произнесла, что прошу его. Просто прошу. Паша не ожидал. Плеск жидкости в бокале прекратился. Он испытывающее смотрел мне в глаза, стремясь выцепить хоть что-то, что позволит ему военные действия, чтобы меня прождолжать загонять. Но не было ничего такого в моих глазах, усталость и уверенность, что я должна поступить так, а не иначе.
— Твой полупокер гнида, а ты его сраную душеньку боишься разбередить бросив по телефону? — последняя попытка вывести меня из себя и сыграв на эмоциях обезоружить, вынудив признать его правоту.
— Если он такой, не значит что и я должна вести себя, как гнида. — С трудом, с большим и очень скрепучим трудом сдержалась от резкости слов, выдавив из себя то единственное, что могло усмирить его ебучее изощренное умение играть на чужих эмоциях.
Он постукивал ногтем по стеклу, глядя на меня с нехорошим таким блеском в глазах, наводя ассоциации с нашей первой встречей, где я его посчитала за ту еще сволочь. Но прокатило. Он одним глотком допил виски и отставил бокал на тумбочку, укладываясь на спину.
Сдержала облегченный вздох, когда он потянул меня на себя, вынуждая лечь головой ему на плечо.
— Послушай меня, кис, — переплел наши пальцы и сжал до ощущения на грани боли. — Не играй. Просто не играй со мной. У меня забрало падает, если меня наебать пытаются. Особенно если это люди, которых я считаю своими. И в этой ситуации, если ты попытаешься… на двух стульях усидеть, я просто не знаю… что случится, понимаешь?
Сглотнула, снова неимоверным усилием подавив вспыхнувшее возмущение. Это не вызов и не предупреждение. Не шантаж и не угроза. Это констатация факта. Жесткая, дерущая нутро первобытным страхом констатация факта. Кивнула. Он прикрыл глаза, загоняя в себя прорывающееся в резкости черт лица звериное выражение, которое отчетливо прозвучало в сказанных им словах. И утвердило, что я дура, и явно не знаю, на что подписываюсь. Но отказаться не могу. Уже не могу.
Ну а утром мы ехали в соседний город, чтобы испытать мою нервную систему на прочность. На атракционах я в Испании еще не была, но кое-что о них слышала. В частности то, что компания Феррари обосновала здесь свой парк с самой высокой оркой во всей Европе. С их творением в Абу-Даби я была знакома, и когда ужас после поездки на безумных скоростях и виражах сошел, мне даже понравилось. Хотелось посмотреть на что способны еще итальянские инженеры.
Мы уже прилично отдалились от города, ехав по красивому серпатину, когда Паша, удрученно выдохнув, произнес:
— Блядь, у меня такое ощущение, что я сижу в сплюснутом мерине. Бодреньком конечно, с хорошим крутящим моментом, но после покупки Мерседесом акций Мартина тут вообще никакой английской индивидуальностью не пахнет. Нет, кис, ты посмотри только… мультимедиа, консоль, джойстик с логикой и программируемой кнопкой, ну как под копирку с мерина, мать вашу… Чего Виталик так писался от восторга, я не понимаю.
— Коваль, мне, кажется, ты зажрался, для средненького ИП. — Хохотнула я, с удовольствием оглядывая его улыбающийся профиль.
— Знаешь, кис, был такой интересный император в Риме, как Марк Аврелий. И его очень любил народ. Когда он шел по улице его славили и восхваляли. Чтобы не словить звездную болезнь, он приказывал своему слуге следовать за ним и говорить ему «помните, вы всего лишь человек». Будешь такой моей служанкой?
— Хренасе, ты замахнулся. — Удивленно приподняла бровь, и переводя взгляд на серпантин дороги. — Буду конечно. Могу прямо сейчас начать. Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит буржуй.
— Нет, мне не нравится. — Паша рассмеялся и сжал пальцами мое колено, не отрывая взгляда от дороги.
Когда мы приехали таки в порт Авентура и направились к Феррари парку… Честно говоря, интерес мой сразу угас, когда я просто посмотрела на невероятно высокую конструкцию горки. А когда по ней пронеслись с невероятной скоростью вагончики с людьми, которые на разных языках прощались с жизнью, я громко сглотнула. А Паша, с горящими глазами, нетерпеливо ждал когда нам уже оформят билет без очередей на атракционы. И потащил меня сразу к этой махине.
— Господи, Коваль, да в ней же метров сто… — хотелось перекреститьься и поставить свечку за тех, кто уже выходил из вагончиков на платформе.
— Сто двадцать. Скорость сто восемьдесят километров за пять секунд. — Глумливо поправил меня он. — Кис, да ладно, ты чего такая трусиха.
— Я не трусиха… — чуть не плача возразила я, думая, что не успела составить завещание, и покорно переставляя ноги за этим чудовищем, потянувшем меня, сука, прямо в первый вагончик, где всегда страшнее всего.
Если кратко, я была очень удивлена, что осталась жива. Особенно, когда нас несло с высшей точки вниз. Душа в пятки ушла и долго отказывалась оттуда выходить. Челюсть сковало от страха, и я еще с минуту, после выхода на платформу не могла ее разжать, чем очень веселила гада Пашу. Предложившего еще разок сходить, мол, второй раз не так страшно. Но мое перекосившееся лицо выдало однозначный отказ и вызвало у него смеховой припадок.
После этого атракциона на остальных конечно, дух захватывало, особенно на огромной и длинной красной горке в китайской части парка, но все равно уже было не так страшно. А Паша продолжал вертеть карту парка, выискивая развлечения пострашней. Он меня иногда пугает. Впрочем, время текло достаточно весело, особенно когда мы на таблетке катались по искусственной реке и Паше было решительно скучно, вот его выражение лица и удрученный вид заставляли меня смеяться.
Перекусив в кафе, и сцеловывая с моих немеющих губ остатки мороженного, Паша-таки уломал меня второй раз прокатиться на гребанной горке, где я чуть не померла. И чем ближе мы подходили к парку, тем быстрее я растрачивала уверенность, насуплено глядя на громадину железа где все кричали и кричали проносящиеся по ней бедные люди. Я уже была готова позорно запросить у Коваля пощады, как пошел дождь. Не особо сильный, но дождь. И тут же, в парке объявили, что в целях безопасности, аттракционы закрываются. Я благодарно посмотрела в небо.
Решив не ждать, мы вернулись в машину, чтобы поехать обратно в Барселону. Дождь скоро прекратился, а я с упоением смотрела в окно на потемневшие слегка волнующееся Средиземное море, с мокрой песчаной линией берега.
И коваль съехал с дороги, ведя машину к парковке у пляжа. На мой удивленный вопрос нахрена, ответил, что ему приспичило заняться серфингом, мол волны подходящие. Мне кажется, он однажды сведет меня с ума. Впрочем, мне нравится.
Серфингом я никогда этим не занималась, в отличие от него, но глядя как на удалленной части берега, где он переходил в скалистый отвес с бьющимися о него бушующими волнами, которые несколько серферов красиво рассекали, я испытала желание попробовать. Но не там где камни, а для начала на песчаной части берега, где серферили детишки и такие же новички как я.
Паша арендовал доски и гидрокостюмы. Я хотела ту, что поменьше, мне отказали, аргументировав тем, что это для профессионалов, и вручили огромную и широкую доску, едва ли не выше меня самой