Море не сказать, чтобы прямо гневалось, но было не спокойно. Волны омывали песочный берег, набирая в кульминации самое большее половину человеческого роста. Коваль с желанием смотрел на скалистый берег в отдалении, где волны были гораздо больше, и оккупированы такими же смертниками как он сам. Я остановилась у кромки воды, глядя на детей, вполне себе умеючи скользящих по волнам, Паша неожиданно довольно ощутимо толкнул меня в плечо, заставив отступить и выронить доску.

— Ты чего пихаешься, Коваль? — приподняла бровь я, склоняясь за своей оброненной доской в симпатичных розовых цветочках.

— Проверял, какая нога ведущая. — Хмыкнул он, засаживая свою в песок, и глядя на меня ироничным взглядом.

— А спросить не судьба?

— Спрашиваю. Какая, кис?

— Ну… правая.

— Нихрена подобного. Ты правую отставила, оставив левую впереди. Она и ведущая. — Заявил он, забирая у меня доску и ложа ее на песок.

И нет, в воду мы не пошли. Паша объяснял, как ложиться, как грести, чтобы поймать скорость волны, и была возможность встать на доску, как брать разгон, когда и как давить ногой. Объяснял на удивление доступно и понятно. И я чувствовала, что мне это нравится. Вот так сидеть с ним на берегу Средиземного моря, слушать его голос, чувствуя прохладный бриз на коже ног, не прикрытых гидрокосюмом. Смотреть в эти спокойные, улыбающиеся глаза и млеть. Именно млеть. Купаясь в темном зеленоватом омуте, пуская его воды вдоль тела. По коже, в нее и под нее.

— Киса, ты меня не слушаешь. — Возмутился Паша.

— Слушаю. — Встрепенулась я, стряхивая наваждение и понимая, что последние несколько его предложений я пропустила мимо ушей.

— Ладно. — Фыркнул, с нехорошим таким блеском в глазах. — Перейдем к практике.

Я в предвкушении поднялась, и хотела было взять свою громоздкую доску, когда он меня огорошил, что для начала практиковаться я буду здесь. На пляже. Я недоуменно на него посмотрела, но мне милостиво объяснили, что сначала надо довести до автоматизма движения чтобы встать с положение лежа в положение стоя, чтобы в море не тратить на это силы и время.

— Занудство какое-то. — Разочарованно буркнула я, послушно раз в третий вставая с живота на ноги и стараясь делать это быстрее, потому что Коваль говорил, что если я так долго возиться буду, то дождусь полного штиля.

Раз на двадцать шестой, или двадцать девятый (я сбилась со счета), Коваль остался доволен результатом.

— Сносно. — Резюмировал он, но скорее от того, что я уже начала злиться, и готова была отказаться от его долбанутой идеи. Он натер воском доски, чтобы ступни не соскальзывали, прикрепил к моей щиколотке длинный шнур с фиксатором, чтобы я доску не потеряла и мы пошли-таки к морю.

Оказавшись в воде, я как-то растерялась. Паша лежа плыл на доске рядом, удерживая меня за руку. С первой волны меня с доски снесло, вызвав у него смех.

— Господи, кис, да не пытайся ты волну перепрыгнуть. Передний край доски нагибаешь и подныриваешь. — Посоветовал он, когда раздражённую меня раз в четвертый с доски спихнуло.

Так и вправду было легче. Развернувшись лицом к берегу под контролем Коваля, оседлавшего свою доску, я старалась грести быстрее, когда волна приближалась сзади. Но попасть в один ритм с ее скоростью у меня никак не получалось. Я хотела уже расстроенно отказаться, чувствуя усталость в руках и теле, но когда я повернулась к Паше, тот блеснув зелеными глазами негромко сказал:

— Моя женщина не сдается. Поняла меня? Сделай это, Маш.

Если бы он начал опять насмешничать, или того хуже, как Женька делал в сходных ситуациях, пожалел бы меня, я бы точно поплыла к берегу. Но его негромкий серьезный тон, его слова оттеснили чувство холода и усталости. Пятая попытка и я заскользила по инерции движения, но встать не успела. Воодушевило, очень и очень воодушевила, до схожести с восторгом. На шестой почти встала, но упала с доски, едва не заполучив бортом по виску. Упрямо снова взобралась на доску. На него не смотрела, отодвинув мир и ощущения своего ноющего от усталости тела на грань сознания. Нужно встать. Нужно. Встать.

На седьмой, когда набрала разгон, и меня слило со скоростью волны, снова пробудив яркое воодушевление уже очень близкое к восторгу, я рывком оторвала тело от пластиковой поверхности и немеющими ногами взяла шаткую опору. И покатило вперед, даря небывалое чувство торжества и удовольствия, прокатившегося жаром по дрожащим от усилий мышцам. В голове ярко полыхал окрыляющий азарт от несущей меня бурлящей непокорной воды, от звука ветра в ушах, от непередаваемого чувства, что смогла. Так, наверное, ощущается свобода. Диким огнем внутри, зажигая сознание пламенем радости и удовольствия. И снова рухнула, когда инерция движения погасла и мыс доски нырнул в воду. Но это не имело значения. Я набрала мало воздуха и в толще воды легкие просили вынырнуть за кислородом, а я нежилась в прохладных слабых волнах, позволяя им переворачивать свое тело, содрогающееся от восторга, а не усталости и холода.

Но меня вытянули за руку. Паша довольно улыбался, огладив пальцем мне скулу и припал солоноватыми губами к моим. Размножив затихающее чувство торжества и наслаждения от маленькой победы над собой, и переродив это в ощущение эйфории.

— Целых две секунды, кис. — Хмыкнул мне в губы, убирая мокрую прядь выбившуюся из моего хоста и прилипшую ко лбу. — И это было красиво.

Безотчетно улыбнулась, обнимая его плечи и вжимаясь в тело. Хотелось сохранить этот момент, отпечатать его в памяти.

Позже, сидя на прохладных камнях скалистой части берега, где разбивались волны такой силы, что по сравнению с теми, с которыми мучилась я, они казались просто свирепыми, я с упоением следила, как Коваль не в пример лучше уже трущихся тут же безумных серферов красиво рассекает волны в человеческий рост.

Горячий грог в глиняной кружке и теплый плед на плечах согревал мое утомленное тело, даруя чувство неги. А удовольствие от его четких, без суеты, но с запалом движений ведущих доску с вершины волны, почти до ее основания и по ее длине поселяло восторг и чувство зависти. Тоже так хочу. Если я от «детской» волны чуть ли не оргазм словила, то что со мной будет, когда я смогу на таких кататься.

А Паша был такой свой среди свирепо бурлящих волн, подлетающих страстно и высоко, и безжалостно сбрасывающих неумелых наездников. Он сливался с инерцией движения, ловил точные моменты и скользил, обуздывая стихию. Делал это уверенно, точно. И наслаждался. Это чувствовалось. Ощущалось очень четко. Ему нравилась сила, нравилось то, что он ею управляет, покоряет и делает это красиво. Завораживающее зрелище.

У меня аж чуть грог не выпал, когда взлет очередной волны, быстро склоняясь пенящейся шапкой кпереди, скрыл его. Но он успел выйти с той стороны, где вершина волны еще не склонялась, а изгибалась, только готовясь набрать высоту, и пустил доску к основанию волны, уходя от озверевшей силы моря. Спрыгнул в воду, откатившись от места со скалами, и подхватив доску, стал выходить на пляж.

Я плотнее запахнулась в плед и поднялась, осторожно сходя со скользких прохладных камней и идя к нему навстречу, смакуя впечатления от увиденного. Господи, там внутри этого туннеля, по которому он пронесся наверняка просто дико. Просто нереально. Я поняла, что моя новая идея фикс это ощутить это. Что я в серфинг влюбилась. И скорее всего у меня проблемы с тем, кто меня с этим познакомил. Потому что я восторженно целовала слабо улыбающиеся губы, прижимаясь к его насквозь мокрому костюму, своими сухими джинсами и футболкой, и мне было на это плевать.

— Зимой на Канары поедем. — Чуть куснул меня за нос, запахивая на мне плед и идя к пункту проката. — Там на северо-западе есть городок Эль Котильо, идеальное место. Волны средние, и вода теплая. Тебе понравится. Ну, или на сноуборде покататься, тоже ощущения что надо. Нисэко в Японии мне больше всего понравился.

— Забегаешь вперед. — Фыркнула я, ощущая тяжесть его руки на своих плечах и довольно пригубив порядком остывший грог.