— А какой это — ильм? Вот это ильм?

Она загляделась на красивое раскидистое дерево и тут же, споткнувшись о корень, упала на колени.

Ребята рассмеялись, хоть и было им не до смеха.

— Глядите — ильму в ноги кланяется! — закричал Антон.

— Кстати, это не ильм, — заметил Толя. — Это обыкновенная осина.

— Осина? Такая огромная?

— Ну и что ж? Здесь все огромное.

Внезапно тайга расступилась и выпустила ребят из душного, тяжкого зеленого плена. Помучила, попугала — пусть знают они, что с тайгой шутить нельзя, — и отпустила.

Ребята, ободранные, в царапинах, усталые, вышли на открытый, светлый берег маленькой шумящей речки. Речка эта, полная острого солнечного блеска, бежала посреди широкого каменистого русла, над которым поднимались отвесные берега. Стаи серо-голубых бабочек вились над водой и отдыхали на мелкой гальке. А у самой воды, на серых песчаных отмелях, сидели большие бархатные павлинье-синие махаоны. Они медленно закрывали и раскрывали свои мерцающие крылья, будто синее пламя тихонько полыхало над рыжими отмелями. У Светланы зашлась душа от восторга.

— Ой, какие! Ой, какие! Одну поймаю, а?

— Пока до дома дойдем — изомнешь всю, — отсоветовала Катя. — Мы потом вместе поймаем.

— Да я вам хоть двадцать штук поймаю! — сказал Антон.

Он уже был героем в душе, он уже все мог и все умел! Ведь когда они выбрались из чащи, даже молчаливый, неласковый Сергей сказал ему: «А ты молодец!»

Ну, уж если Сергей похвалил, так это что-нибудь да значит!

— Так по берегу и пойдем? — спросила Катя, после того как все они отдохнули у светлой воды, умылись и напились.

— Да, — ответил Сережа.

Они выбрались наверх и пошли по кромке зеленого берега. Тут Светлана стала заметно отставать.

— Ты что отстаешь? — спросила Катя. — Устала?

— Туфли соскакивают, — расстроенно ответила Светлана.

И в самом деле, размокшие ее туфли скоробились за ночь, а потом снова размокли в сырой траве и болотцах бестропья. Они уже совсем были не похожи на те легкие городские светло-желтые туфельки, в которых Светлана вчера утром убежала в тайгу.

— Подумаешь — туфли соскакивают! — сказал Толя, услышав их разговор. — Нежности девчонские.

— Ничего не девчонские! — ответила ему Катя. — Попробовал бы ты походить в таких туфлях! — И тут же закричала: — Сергей! У Светланы с туфлями беда, идти не может!

Сережа не сказал, что это девчонские нежности. Но он вытащил из своего глубокого кармана веревочку, разорвал ее пополам, а потом этими веревочками привязал туфли к ногам Светланы.

— Ну, как? — спросил он.

Светлана сделала несколько шагов. Это была очень смешная и странная обувь, но Светлана сразу ободрилась.

— Как бродяга! — засмеялась она. — Ну, пускай, зато крепко держатся!

Идти было легко, чуть под уклон. Солнце затянуло каким-то сизым маревом, и оно не припекало, как с утра. Ребята снова умылись у ручья, напились и еще раз умылись. Шли бодро. Светлана уже не отставала. Туфли, перевязанные веревочкой, держались крепко, а носки, которые все сбивались в комок, она бросила по дороге. Только хотелось есть.

— Эй, Антон! — первая начала Катя. — А у тебя еще ничего не осталось в сумке?

— Ножик остался, — пробурчал Антон.

— Сам ешь, — сказала Светлана.

И снова умолкли. Когда в животе пусто, тут не до разговоров. Так и шли шаг за шагом, может, полчаса, может, час... Наконец Толя не выдержал:

— Что же, до каких пор так идти будем?

— Пока к морю не придем, — ответил Сережа.

— А тебе что, снова в бестропье захотелось? — Светлана сердито посмотрела на Толю.

Она вспомнить не могла о тех страшных часах, когда отчаяние охватывало ее и уже казалось, что все они так и останутся навеки среди стволов, листвы, корней и колючек. Кто бы их разыскал там?

— А к морю придем — тогда что? — спросила она у Кати.

— Ну, тогда уж не страшно! — Катя тряхнула головой. — Совхоз ведь на берегу стоит — так сегодня или завтра, а по берегу обязательно домой придем!

— А может, эта... как его... — сказал Антон, — может, рыбаки подхватят. Тогда прямо на катере!

— Ну, смотрите, ребята, чтоб никуда от речки! — сказала Светлана и вздохнула. — Пусть уж лучше долго...

— Стой! — вдруг прошептал Сережа и, остановив ребят, показал рукой на тот берег.

На том берегу, среди кустов цветущего жасмина, под красивыми, крупными деревьями, в солнечной рябой тени ходил их Богатырь.

— Ах, бродяга, бродяга... — прошептал Сережа не то с радостью, не то с отчаяньем. — Да что ж с тобой делать?!

— Ловить надо! Ловить! — с азартом подхватил Антон. — На тот берег! Забегай! Как его... арканом!

— Вы, наверно, с ума сошли с этим зверем! — с досадой сказал Толя. — Тут не знаешь, как домой добраться, а они... — голос у него подозрительно задрожал,— а они... Вот скажу Алеше-вожатому... когда придем... достанется вам тогда всем!

Но никто не слушал его. Ребята в азарте спустились по крутому берегу в русло, на отмель, почти ссыпались туда вместе с галькой и камнями. Сунулись было вброд, через речку, но она оказалась такой бурной, что сшибала с ног.

— Давайте Антона поперек речки положим и перейдем! — смеясь, предложила Катя.

Антон опасливо оглянулся. Но, увидев, что все смеются, засмеялся тоже.

— Ох, что же сделать?! — нервничала Светлана. — Ну, как же нам, а?

Сергей сел и стал снимать сапоги. Вдруг Катя подбежала к нему и схватила его за руки:

— Ну уж нет! Ты один уйдешь, а мы?

— Нет, уж! — закричала и Светлана. — Мы без тебя не останемся.

— Эх! — Сережа с досадой махнул рукой и встал.

— Иди, если хочешь, Сергей! — отозвался сверху Толя. — Я с ними побуду.

— Значит, пусть он один Богатыря ловит, да? — ехидно спросила Светлана. — А мы тут с тобой друг друга будем сторожить?

Теперь Светлану раздражало каждое слово Толи. Она забыла, что еще только вчера мечтала о его дружбе; сегодня ей уже была не нужна эта дружба. Пускай ребята считают, что он у них самый умный и самый отважный. А Светлана вот не считает!

Толя ничего не ответил ей. Он только небрежно пожал плечами и не спеша пошел дальше по высокому берегу.

Толю одолевала тоска. Живот подводило, болела голова. И нестерпимо хотелось домой! Веселые дни, спокойные ночи, игры с ребятами, горячие щи на столе... И мама — вечно хлопотливая, вечно встревоженная: не озяб ли Толя на улице, или, наоборот, не напекло ли ему голову солнце, не голоден ли он, не болит ли у него что-нибудь... Смешно это, конечно, ведь ему не семь лет, а вдвое больше. Но все-таки как хорошо около мамы! Если бы она его сейчас увидела!

Толе стало душно от подступивших слез. Домой, домой! Чтоб он пропал, этот Богатырь!

Он отвернулся в сторону, вытер слезы — как бы ребята не увидели! — перекинул сумку с одного плеча на другое. Что-то стукнуло в сумке. Записная книжка там, что ли?

Толя открыл сумку, заглянул в нее. Неужели?! Толя боялся поверить своим глазам. Шоколад! Да, конечно, шоколад, большая плитка шоколада лежит у него в сумке! Давно, еще с месяц назад, к ним из Владивостока приезжал дядя, отцов брат, он тогда подарил по плитке шоколада маме и ему, Толе. Толя в тот же день съел свою плитку, а мама свой шоколад убрала, берегла зачем-то. И когда же она успела положить его в сумку? Видно, когда Толя бегал умываться. А он и не знал! Вот счастье, а? Когда Марина Раскова и Полина Осипенко шли десять дней по тайге, они ели лишь по маленькой дольке шоколада в день — и ничего, выдержали! Ну, уж и Толя теперь выдержит!

Шоколад хороший, сливочный, толстый. Сразу его съесть или отламывать по квадратику?

«А как же... ведь им тоже надо?..»

Эта мысль сразу убавила радости.

Конечно, он должен поделиться с ребятами. Об этом не может быть и спора. Сережа разделил свой последний хлеб — так разве он, Толя, поступит иначе?