Ребята сначала отводили руками колючие, преграждающие путь ветки. Обходили, проползали под тяжелыми сучьями. Это мучило, утомляло, раздражало. Но они все-таки шли. Они шли молча, их понемногу начинало охватывать отчаяние.

Вскоре лианы, крепкие, как ремни, совсем заплели путь. Сначала ребята пытались рвать их руками, но скоро ладони стали очень болеть, и силы не хватало выпутываться из этих зеленых сетей.

— Доставай ножи! — сказал Сережа. Антон тряхнул ранец и достал из него столовый нож.

— А вилки нету? — спросил Толя.

— Молчи! — вдруг закричала на него Светлана. — Смеешься только! А ты и такого не взял! Мальчишка тоже, таежник!

— Он, эта... — возразил ей Антон. — Ну, может, забыл ножик взять... мало ли... Чего это ты?

— Ага! — Светлана, измученная до потери всех своих небольших сил, негодовала. — Ножик забыл, спички забыл, костер окопать забыл!.. Таежник — за отцовской спиной!

— Покричи, покричи! — сказал Толя. — Оставим вот здесь — тогда и покричишь.

— «Оставим»! — передразнила его Светлана. — Сам-то выйди сначала! Где он, твой лесозавод? Ну где? Ты же все тропы знаешь!

Сережа и Антон резали лианы, пробивали проход. Катя ломала ветки своими маленькими крепкими руками. Толя помогал им. Но он уже не был впереди. Что же делать впереди, если у Сережи в руках острый нож, а у него нет ничего?

Ребята, то один, то другой, все чаще падали, поскользнувшись на сырой траве или запутавшись в изогнутых корнях. Падая, хватались то за колючую ветку малины, то за еще более колючую аралию и потом долго вынимали друг у друга занозы из ладоней. А тут еще надоедали клещи, которые ползли на них с кустов, с высокой травы. Все время надо было или давить, или стряхивать их с себя.

Сережа устал пробиваться сквозь это страшное, душное, полное неистового цветения бестропье; остановился, снял кепку и вытер ею вспотевшее и осунувшееся лицо.

— Если бы хоть мы знали, куда идем, — сказал он, — а так что же? Вроде никакого толку!

— Да я знаю! — нетерпеливо оборвал его Толя. — Я же знаю! Вот так против солнца, напрямки! Я же знаю! Мы же вышли тогда с отцом на лесозавод!

— Знаешь ты, как же! — закричала Светлана со слезами. — Ничего ты не знаешь! Просто завел — и все! И все мы тут останемся и помрем!

И легла на землю.

— Светлана, вставай! Что ты? — испугалась Катя. — Вставай же!

— Не встану, не встану! У меня ноги не идут больше!

— Значит, как... эта... Так и будешь лежать? — удивился Антон.

— Да! Да! — уже плакала Светлана. — Так и буду лежать! Умру здесь — и все!

— Ходи тут с девчонками! — проворчал Толя и отвернулся. — Дайте мне ножик, я пойду вперед.

Но Сережа не дал ему ножа.

— Какой толк? — повторил он. — Еще десять шагов или двадцать, а там что?

— Да ведь Тольян же... — начал было Антон, — он же на лесозавод...

— Откуда тут лесозавод? Совсем непохоже... — тихо сказала Катя, и Толя почувствовал на себе ее долгий, странный, задумчивый взгляд.

Сережа, ни слова не говоря, сбросил с себя пиджачок, кепку, снял сапоги.

— Стойте тут, — сказал он.

Отойдя в сторону, он поднялся по каменной гряде и полез на высокую липу. Сережа лез все выше и выше... Вот уже достиг кроны, растянулся на большом суку и покачивается на нем под верховым ветром.

Ребята следили за ним, не отрывая глаз. Светлана села и, вытерев слезы, со страхом глядела, как покачивается вместе с веткой Сережа.

— Если Сергей упадет, я тебя убью! — сверкнув глазами, сказала она Толе.

Толя пожал плечами: что можно ответить этой глупой девчонке? К тому же он так устал, что и отвечать не хотелось.

Но Сережа не упал, только, слезая, ободрался немножко о жесткую кору.

— Река направо, — сказал он, надевая сапоги и неизменный испытанный свой пиджачок, — к реке пробиваться надо. Кабы сразу к реке пошли, лучше было бы. Сейчас речки мелкие, а русла широкие. Так бы прямо по краешку...

— Пошли к реке! — Светлана встала. — Выкупаемся, напьемся. Только бы выдраться отсюда!

— Выдеремся! — ободрил ее Сережа.

— В бой с тайгой! — крикнул, размахивая ножом, Антон. — Пробивайся, ура!

— Не понимаешь... — начал было Толя. — Это же в другую сторону!

Но Сережа повернул вправо. Антон последовал за ним. И как-то так случилось, что у Толи даже и не спросили — пошли, и все. И Толя молча шел сзади всех, по уже проложенной ребятами дороге. Он только ветки отводил рукой от лица да старался не споткнуться о камни или о корни.

«Ну и ладно! — сердито думал он. — Не все же мне идти впереди. Пускай и они потрудятся».

Однако самолюбие его возмущалось. Никто даже и не посоветовался с ним, вот как пошло! Ну и ладно, пусть идут впереди, пусть узнают! Они думают — это легко: впереди ходить!

Продирались молча. Светлана больше не плакала. Она как-то вдруг поняла, что ни плакать, ни жаловаться она сейчас не имеет права. Разве ей одной трудно? Всем трудно. Вот и Катя идет, закусив губу и наморщив лоб.

— Почему ты молчишь? Каменная ты, что ли? — спросила Светлана.

— А что, разве обязательно кричать надо? — спокойно ответила Катя.

Ее, как видно, ничто не смущало. Ну, заблудились так заблудились. Поплутают немного — и выйдут. Устали? Отдохнут. Есть нечего? А какая ж беда? Потерпят!

Светлана зацепилась за когтистую ветку аралии. Розовый клочок рукава остался на ветке, а на руке закраснелась царапина. Светлана вскрикнула было, но тут же умолкла, зажав рукой царапину. А и правда, что же кричать? И у Кати царапины, и у Толи, и у Антона... Только Сережу охраняет и защищает его волшебный вылинявший пиджачок из чертовой кожи.

«А мы еще над этим пиджачком смеялись!» — подумала Светлана.

А когда это было? Еще вчера утром... Это было очень давно. Тогда они были дома, они были сыты, веселы. И никто не думал, что придется им так мучиться. Но пусть бы помучиться, да все-таки прийти домой. А так ничего неизвестно, ничего неизвестно...

— А вдруг мы и до вечера к дому не придем? — сама боясь поверить такому предположению, спросила Светлана.

Она ждала, что Катя засмеется и немедленно отвергнет это предположение. Но Катя только чуть-чуть повела бровью и сказала:

— Может, и не придем.

— А как же тогда, опять в тайге ночевать?

У Светланы от тоски заныло под ложечкой.

Но Катя была все так же тиха и спокойна, она упрямо продиралась сквозь кусты, рвала актинидии, а когда большие ветки преграждали путь, поднимала эти ветки и пропускала Светлану вперед.

— А какая ж беда? — ответила Катя. — Ну и заночуем.

Светлана умолкла. И, кое-как скрепив сердце, молча помогала ребятам продираться сквозь подлесок.

Веселым был один только Антон Теленкин. Он чувствовал себя героем. Он идет с Сергеем плечо в плечо, он вместе с Сергеем рвет и режет лианы, он впереди, он прокладывает путь! Руки его болели от шипов и занозин, на мочке правого уха запеклась кровь — чертово дерево рвануло своей колючкой. Но все это ничего! Он сильный и отважный — вот как он сплеча бьется с тайгой! А то все «телятина»! Вот вам «телятина»! Если бы не «телятина», может, и не выбрались бы из тайги!

Понемножку начало светлеть. Стали встречаться полянки. Они были полны цветов. То глядели из травы крупные, мохнатые темно-лиловые колокольчики, то маленькие лилии, красные, как огоньки. То выглядывали из-под кустов «кукушьи башмачки» — розовые, голубые, лиловые с желтым... Они, словно нежные, воздушные лодочки, качались на тонких ветках.

Но Светлана только глядела на все эти волшебные цветы и уже не пыталась собирать гербария.

«Потом как-нибудь, — думала она. — Всего, всего наберу отсюда! И веток разных: с ребристой березы и с черной березы, и с бархатного дерева, и с диморфанта... А еще, говорят, какое-то каменное дерево есть...»

— Сережа! — закричала она. — А какое это — каменное дерево?

— Попадется — покажу, — ответил Сергей.

— А почему оно каменное?

— Твердое очень. Говорят, из него гвозди делать можно.