Открытия, сделанные в полевой сезон 1998 г. на той же усадьбе в напластованиях второй-третьей четвертей XII в., помогли воссоздать историю одного из важнейших завоеваний вечевого строя.
Подробнее см.: Янин В.Л., Зализняк А.А. Новгородские берестяные грамоты из раскопок 1998 года // Вестник РАН. 1999. № 7. – Прим. ред.
Из летописи было известно, что новгородский князь Всеволод Мстиславич, получивший престол из рук своего отца и предшественника Мстислава Владимировича в 1117 г., спустя девять лет, в 1126 г., был новгородцами посажен на престол. Это несколько загадочное сообщение смущало исследователей: зачем князя сажать на престол, если он уже давно владеет им?
Недоумения были развеяны открытием на этой усадьбе мощного административного комплекса, включавшего обширный (120 м2) крытый помост, назначение которого выяснилось из содержания более ста берестяных грамот. Подавляющее их большинство посвящено конфликтным судебным ситуациям. Адресатами же указаны Якша, достоверно идентифицируемый с новгородским боярином, посадником Якуном Мирославичем, и Петрок, также достоверно идентифицируемый с новгородским боярином Петром Михалковичем, который, судя по его месту в адресной формуле, был полномочным представителем князя в "сместном" (совместном) суде князя и посадника.
Из более поздних договоров с князьями известно, что формальный приоритет в сместном суде принадлежал князю, скреплявшему своей печатью документы, но князь (или его полномочный представитель) не имели права принимать окончательного судебного решения без санкции посадника. Настил крытого помоста, где новгородцы собирались для проведения судебной процедуры, на протяжении XII в. несколько раз перестилался, но начало его сооружения данными дендрохронологии датируется временем около 1126 г. И это обстоятельство определяет момент создания сместного суда, разъясняя тем самым, что в 1126 г. князь Всеволод был посажен на новгородский стол на новых условиях, расширивших прерогативы местного боярства в государственном управлении. Так постепенно проясняется вопрос об этапах формирования основных особенностей "вечевого строя".
Теперь хочу остановиться на одной методической проблеме, которая представляется мне весьма важной. Историческая наука, подобно любой другой отрасли знания, долгое время развивалась путем дифференциации. Внутри нее возникло множество дисциплин, ориентированных на замкнутые группы источников и разработавших свои сложные методики. Таков естественный ход развития науки. Однако давно уже назрела потребность в синтезе, перекрестной проверке выводов, полученных в процессе дифференциации научных дисциплин. Пример их далеко разошедшихся программ я уже привел, говоря о том, как до находки берестяных грамот история и археология, изучавшие одну и ту же эпоху, преследовали сильно различающиеся научные цели.
Между тем сама комплексность источников средневековой археологии неизбежно превращает ведущую раскопки экспедицию в лабораторию синтеза вещественных и письменных источников. Я уже упоминал новгородского боярина Петра Михалковича, с которым мы близко познакомились, прочитав 17 берестяных грамот, адресованных ему или написанных им самим. Из летописи известно, что этот боярин породнился с князем Юрием Долгоруким. В 1154 г. Юрий, овладев киевским столом, стал мириться со своими давними врагами, и мир с Новгородом был достигнут женитьбой сына Юрия – Мстислава – на дочери Петра Михалковича – Анастасии. Анализ берестяных текстов установил имя жены Петра и, следовательно, матери Анастасии: ее звали Мареной, а в крещении Марией. А это, в свою очередь, позволило определить время и повод изготовления двух самых знаменитых произведений русского искусства XII столетия – причастной чаши мастера Косты и главной святыни Новгорода – чудотворной иконы "Знамение", прославившейся во время битвы новгородцев с суздальцами 1170 г. Оба предмета были созданы в 1154 г. по заказу Петра Михалковича и его жены в ознаменование брака их дочери с князем Мстиславом Юрьевичем.
Близко познакомились мы и с братом Анастасии – Олисеем по прозвищу "Гречин". Он не только наследовал отцу, став в конце XII в. представителем князя в сместном суде, но и прославился как художник, писавший иконы и фрески. В частности, имеются основания видеть в нем главного мастера знаменитого фрескового ансамбля в церкви Спас-Нередица, созданного в 1199 г. В изучении его творчества археологам удалось то, о чем не могли мечтать искусствоведы. Раскопки вскрыли мастерскую Олисея Гречина, в которой сохранились образцы красок, остатки художнического инвентаря, а также берестяные грамоты, содержащие заказы на изготовление икон с необходимыми заказчикам сюжетами.
Синтез источников археологии, истории и истории искусства, как видим, уже дает плоды. Еще более значительным оказывается интеграция археолого-исторических и лингвистических исследований. Некогда история и филология были ветвями единой науки, что, в частности, проявилось в существовании университетских историко-филологических факультетов. Дифференциация дисциплин существенно развела исследователей истории и языка, но они вновь объединились при изучении берестяных грамот. Около 20 лет участвует в Новгородской экспедиции группа лингвистов во главе с академиком А.А. Зализняком. Благодаря им лингвистические характеристики берестяных текстов утратили былую приблизительность. Но главный результат их участия в общем исследовательском процессе состоит в открытии древненовгородского диалекта и выявлении его особенностей.
Дело в том, что господствующей концепцией истории русского языка в течение длительного времени было представление о его изначальном единстве на всей территории славянской Восточной Европы. Образование областных диалектов представлялось делом сравнительно позднего времени, связанным с удельной раздробленностью Руси, начавшейся в XII в. и усугубленной монгольским нашествием ХIII в. Берестяные грамоты ввели в науку громадный массив бытовых текстов XI – первой половины XIII в. И его изучение не только обнаружило существование в этот период особого новгородского диалекта, но и установило, что чем древнее текст, тем изобильнее в нем диалектные особенности. Древненовгородский диалект раннего времени имеет около 30 отличий от того, который принято было считать общерусским. Независимость происхождения новгородского диалекта от языка среднего Поднепровья демонстрируется наличием в нем архаизмов, не свойственных древнему языку южной Руси.
Очевидно, что лингвистическая проблема прямо связана с вопросом о славянском заселении северо-западных территорий Руси. Комплекс археологических свидетельств (особенности керамики, домостроительства, оборонительных сооружений), топонимики и ономастики, ориентации денежно-весовой системы Северо-Запада в сочетании с отмеченными лингвистическими наблюдениями указывают на то, что исходные импульсы передвижения славянских племен на наш угро-финский север находились на территории славянской южной Балтики. Отсюда предки будущих новгородцев и псковичей были потеснены немцами. Но из этого следует, что у колыбели Древнерусского государства, которое мы также называем Киевской Русью, государства, ставшего общим домом будущих великороссов, малороссов и белоруссов, стояли Новгород и Киев – северный и южный центры с различающимися традициями. Их объединение превратило Киевскую Русь в великую европейскую державу Владимира Святого, Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха.
Хотел бы на этой высокой ноте закончить выступление. Однако погрешу против совести, если умолчу о нуждах отечественной археологии. После развала Союза перестал действовать Закон об охране памятников истории и культуры. Новая его редакция на несколько лет застряла в коридорах Государственной думы. Нищее Министерство культуры не имеет сил поддерживать инспекции по охране памятников. Отсутствие закона сняло заслон против разрушения культурного слоя исторических городов застройщиками, обладающими тугой мошной. К тому же приобретение металлодетекторов стало таким же простым делом, как покупка бытовой техники. И на курганы, городища и селища идет массированное наступление вооруженных поисковой техникой любителей антиквариата. Благо сами археологи затратили немало усилий на составление и издание областных археологических карт, ставших теперь главным пособием по ограблению нашего прошлого.