Сегодня в моей постели она будет выглядеть еще лучше.

Скрип лестницы разбудил меня. Он дома. Я сразу почувствовал возбуждение. Господи, дай же ему минутку.

Я оставил дверь своей спальни открытой и ждал, когда он войдет в нее, сбросит свою одежду и ляжет рядом со мной. Предложит себя.

Прошло несколько минут, и я начал волноваться, что он не придет. Он передумал? Уснул? Может он решил, что я совсем не то имел в виду, о чем говорил?

Через мгновение я услышал, что дверь в ванную закрылась, и включился душ. Ага. Я пытался расслабиться и набраться терпения. Взял в руку свой ноющий член и медленно начал гладить себя. Мне не хотелось кончить за мгновение до того, как он войдет сюда. Но каждая секунда была вечностью, и чем больше я думал о нем, стоящим под душем, голом и мокром, и, может быть, таким же возбужденным, как я, тем более взволнованным я становился.

С каждым звуком, который я слышал, напряжение во мне стягивалось в узел — льющаяся вода, открывающаяся и закрывающаяся дверь в ванну.

Шаги в коридоре.

Скрип двери моей спальни.

— Эй, — шепот в темноте.

— Иди ко мне, — мой собственный голос, низкий и властный.

Он скользнул под одеяло, и мы потянулись друг к другу, соединяя наши тела, как пальцы, сложенные в молитве, переплетаясь руками, ногами, языками. Мы лежали, обнявшись, на боку, целовались и касались друг друга, пока Максим не толкнул меня на спину. Он уткнулся своим лицом мне в шею и глубоко вдохнул.

— Боже, как же я скучал по тебе.

Я тоже скучал по тебе. Я хотел сказать ему это, но то, как он целовал мою грудь, облизывал соски, посасывал их и дразнил кончиком языка, я испытывал такое удовольствие, что не мог вымолвить ни слова. Мои бедра толкались под ним, мой член терся о его тело. О, черт. Я слишком близко. Слишком близко. Если он продолжит, я кончу в течение нескольких секунд. Я чувствовал, что уже на пределе.

Я хотел снова быть внутри него. Нет — мне это было необходимо. Необходимо быть окутанным, принятым, признанным таким образом. Физически я жаждал жара и агрессии, но какая-то другая часть меня болела за нашу связь, за него и за меня.

Набравшись сил, я перевернул его на спину и начал целовать его повсюду, ища нежные, скрытые места на его теле. Под его подбородком. С боку его ребер. Под коленями. Я целовал его внутреннюю часть бедер, вылизывал его член, посасывал головку. Я проследил языком вены на его прессе, как и мечтал ранее.

Награда для меня — его мягкие стоны, резкие вдохи и его пальцы в моих волосах. Он хрипло стонал и рычал мое имя, когда вбивался мне в рот, задыхался, когда я вылил теплую смазку в мою руку, и глубоко вдохнул, когда я проник в него пальцами.

Но ничто из этого не сравнится с тем, как он прижимал меня, когда я глубоко вбивался в его тело, как он держал в руках мое лицо, шепотом успокаивая меня как ребенка, пока я болтался над краем, прежде чем разорваться внутри него на мелкие осколки.

И это было безумно, стыдно и нелогично — я взрослый человек, на двенадцать лет старше его — но никогда не чувствовал себя более целостным. Потому что я больше не знал, где начинался я и где заканчивался он, кто двигался, а кто оставался неподвижен, чье дыхание было на моих губах, чей вкус был во рту, или чье сердце неустанно билось в моей груди.

Это было только наше. Все это было нашим.

— Не уходи, — мой голос звучал отчаянным и нуждающимся, и я ненавидел себя за это, но не мог остановиться и продолжал. — Не возвращайся в свою комнату. Останься со мной.

— Хорошо, — прошептал он, прикасаясь своими губами к моим. — Я останусь.

Он уткнулся мне в грудь, и я обнял его. Никто из нас не говорил, наше дыхание замедлялось, успокаивалось и становилось синхронным, пока мы не стали вдыхать и выдыхать одновременно. Момент был настолько спокойным, как затишье после шторма.

И это был особенно сильный шторм.

Он скучал по мне также, как и я скучал по нему? Думал ли он обо мне? Наши графики были настолько несовместимы, что мы не виделись несколько дней. Когда он вошел в бар прошлой ночью, это было похоже на появление кинозвезды. На самом деле, это было даже лучше. Ни одна кинозвезда не возбуждала меня так, как он. Он тоже выглядел счастливым, увидев меня, но я не мог не заметить ту осторожность, которую он проявлял рядом с Эллен. Он так боялся того, что подумают люди, если узнают о нас, о нем. Хотел бы я, чтобы он видел себя таким, каким вижу его я.

Он поцеловал меня в плечо и отодвинулся, разделяя наши тела.

— Сейчас вернусь.

Пока он был в ванной, я растянулся в его кровати, испытывая ноющую боль и усталость, но чувствуя себя абсолютно счастливым. Он хочет, чтобы я спал сегодня рядом с ним. Я мог пересчитать по пальцам количество ночей, когда спал в чужой постели, и то засыпая случайно, а если и просыпался, сразу вставал и уходил домой. Но сейчас все было по-другому. Это было осознанно.

Я задавался вопросом, что побудило Дерека попросить меня, но не хотел слишком много думать. Может, это ничего не значило. Может, он просто захотел утром заняться сексом. Но мне очень хотелось верить, что еще один его барьер преодолен.

Дверь в ванную открылась, и он снова присоединился ко мне в постели, сразу притягивая меня к себе. Удивленный, но счастливый, я спрятался у него под боком, положив голову ему на плечо, и обнимая рукой за талию.

— Ты в порядке? — спросил он. — Я чувствую, что был немного груб с тобой.

— Слегка болит, — признался я. — Но не очень сильно.

— Хорошо, — он помолчал. — Так приятно. Обычно я не обнимаюсь.

Я улыбнулся.

— Я тоже. Мне тоже очень хорошо.

Пролетела минута, потом он снова заговорил.

— Я не могу уснуть. Ты споешь для меня русскую колыбельную? — он даже не смог задать вопрос, не рассмеявшись.

Я легонько пнул его.

— Будь милым, или я вернусь в комнату для гостей.

— Нет, — он сжал меня. — Ты мне здесь нравишься. Хорошо, я буду милым.

— Ты всегда такой хороший, — я поцеловал его грудь.

Он вздохнул.

— Моя сестра считает, что я сварливый старик.

— Нет, она совсем так не думает. Она хочет, чтобы ты был счастлив. И считает, что ты будешь счастлив тогда, когда найдешь кого-нибудь.

— Она говорила обо мне? — его тон был слегка настороженным.

Аккуратнее со словами.

— Не очень много. Она сказала то, что и ты говорил мне, о том, что хочешь семью.

— О. Хорошо.

— Она считает, что из тебя получится отличный отец.

Еще один вздох. А потом…

— Ты когда-нибудь задумывался о том, чтобы завести детей?

— На самом деле нет.

— Конечно. Я тоже не задумывался об этом, когда был в твоем возрасте. Вот тебе тридцать, а потом, не успеешь моргнуть, как сорок. Время летит. Приоритеты меняются. Мы стареем.

— Ты не старый, Дерек.

— Но я старше.

— Мне нравится это в тебе.

Он издал какой-то звук.

— Почему?

— Потому что это позволяет тебе быть более зрелым, мудрым и опытным. Ты много чего добился. Ты совершал ошибки и учился на них. Ты не какой-то глупый двадцатилетний, который ни хрена не знает о жизни и ему все равно, потому что он просто хочет пережить день, напиться, перепихнуться и что-то в этом роде.

— Ты не такой, — сказал он.

— Нет, это не так. Но я не думаю, что я типичный двадцатидвухлетний пацан. Еще одна причина, по которой я приехал сюда, заключалась в том, что я чувствовал, что перерос своих друзей. У них не было никаких амбиций и стремлений к чему-то. Это не совсем их вина, потому что там нет таких возможностей, как здесь, но мне уже давно стало скучно и тревожно. Я хотел чего-то нового и лучшего.

— У тебя все получится. Это может занять некоторое время, но ты обязательно добьешься успеха. Я верю в это.