— Ты знаешь Пелиаса, огрызок? — спросил он мрачно.

— Еще бы мне его не знать, — ответил Зольдо и добавил: — Не зови меня так — я ведь сказал тебе свое имя.

— Я сожгу тебя по частям и развею пепел по ветру! Конан так сжал кулаки, что побелели костяшки пальцев.

— Полно, король, твой гнев бессилен, а угрозы смешны, голова моргнула и ухмыльнулась. — Сон твоей супруги тогда продлиться на весь срок жизни, отпущенный ей богами, и тихо перейдет в смерть. В таком случае моешь укладывать свою жену в усыпальницу прямо сейчас. А меня ты этим не убьешь.

— Что тебе надо, нечисть? Выкладывай! — Конан испустил тяжелый вздох.

— Я не нечисть, киммериец! — рявкнула голова. — Я Зольдо! Бессмертный Зольдо! Запомни это!

Заявление головы повергло Конана в тяжкие раздумья. Так или иначе смерь жены он не собирался оставлять без отмщения, и путь его — учитывая странные обстоятельства дела — все равно вел к волшебнику Пелиасу. Только этот чародей мог дать ответы на его вопросы, как уже случалось и раньше. С волшебником киммериец поддерживал отношения, которые можно было назвать дружескими, если бы Пелиас не был колдуном. Кроме того, Конан однажды вызволил волшебника из плена у черного мага, которому он хоть сколько-то доверял.

Поразмыслив некоторое время, король снова уставился на голову Зольдо и недоверчиво переспросил:

— Так ты бессмертен?

Голова помрачнела.

— Да, мой король. И я пришел к тебе предложить сделку: жизнь за жизнь, смерть за смерть.

— Как это?

— Ты сам сказал: у каждого есть своя смерть. Есть она и у меня, только мне ее не достать. Я хочу, чтобы ты нашел мою смерть.

— И что же потом?

— Когда я умру, чары развеются и королева проснется.

— Да? — Конан недобро усмехнулся. — Ты уже солгал, когда назвал себя бессмертным: если у тебя есть смерть, то твоему бессмертию — грош цена.

— Ты мне не веришь? — удивилась голова.

Конан яростно оскалился.

— Кром, владыка Могильных Курганов, пошли мне терпение! Почему это я должен тебе верить? Тебе, отродье Нергала?

— При чем тут Нергал? Я тебя не обманывал с самого начала. Я сказал тебе, что пришел обокрасть тебя — сделал это: я украл у тебя королеву. А теперь я тебе говорю, как ты можешь ее вернуть, в этом есть и моя выгода. Я — честен!

— Ты — кусок протухшей мертвечины! Ублюдок, который тайком пролез в мой дворец, чтобы добраться до ни в чем не повинной женщины! — заорал Конан, стискивая огромные кулаки.

Зольдо нахмурил брови.

— А что мне было делать? — глухо проговорил он. Выполнить мое условие в силах только ты… только ты, и никто больше.

— Кто тебя это сказал? — вскинулся король.

— Пелиас, — отрезала голова.

— Ладно, — Конан покачал головой, — я верю тебе в том, что моя супруга жива — в это я просто хочу верить. Другого выхода у мен нет. Я отправлюсь к Пелиасу поутру, твое тело останется скованным в темнице, а ты, огрызок, в мешке отправишься со мной, как залог своих собственных слов.

— Не стоит этого делать, король. Ты ведь можешь потерять меня по дороге, не так ли? И нужно ли понапрасну терять столько времени на поиски? — попытаться возразить голова. Проще послать гонца к Пелиасу и подождать, пока он не прибудет.

— У тебя, видно, через шею вытекли все мозги, сморщился Конан. — Вряд ли Пелиас покинет свое логово, даже ради удовольствия лицезреть тебя разделенным на две части. Паллантид! — гаркнул он.

Командир Черных Драконов безмолвно вырос на пороге. Конан ткнул пальцем в неподвижный сверток на полу опочивальни.

— Тело отнести в темницу, — приказал он. — Сетей не снимать. Заковать в цепи и приковать к стене. Поставить охрану. Глаз не спускать.

— Слушаюсь, государь. — Паллантид замялся. — Государь…

— Что еще? — нахмурился Конан.

— Может, стоит сообщить графу Просперо…

— Ты прав, — кивнул король. — Распорядись, чтобы послали за графом. Он мне понадобится. Да, и прикажи принести мне крепкий ларь — с замком и ключами.

Паллантид, отвесив еще один поклон, шагнул вперед.

— Ты куда? — брови Конана снова сдвинулись.

— Я отнесу тело сам, господин, — ответил Паллантид. Палач — немой, не проболтается, а лишние слухи нам ни к чему.

Конан озадаченно почесал в затылке.

— Похоже, я тебя недооценивал, — произнес он.

Паллантид лишь пожал плечами, затем, взвалив тело на плечо, покинул королевскую опочивальню. Конан пристально смотрел ему вслед.

— Киммериец, — позвала голова со стола, — ты недооцениваешь своих слуг, но переоцениваешь себя. Садись и слушай! А выслушав, немедля посылай гонца за волшебником. Пелиас приедет, не беспокойся.

Граф Просперо, полководец и правая рука правителя Аквилонии, нашел своего владыку в опочивальне королевы Зенобии.

Графа поднял с постели запыхавшийся нарочный, принесший в тарантийский дворец Просперо записку Паллантида, командира Черных Драконов, королевской гвардии. Король призывал графа к себе. Срочно.

Просперо, известный мудростью и опытом, не стал гадать, что заставило короля вытащить его ночью из постели. С таким владыкой как Конан, придворным и рыцарям спокойная жизнь не грозила — что, впрочем, устраивало графа гораздо более, чем дворцовые интриги; он был с Конаном с самого начала его правления и делил с ним все превратности судьбы. Итак, граф покинул ложе, спешно оделся и направился во дворец, где его встретил Паллантид. Брови Просперо полезли вверх, когда командир Черных Драконов сообщил ему последние новости. Граф рассеяно коснулся украшенной драгоценными камнями рукояти меча, когда Паллантид упомянул о чарах, поразивших Зенобию, нахмурился, но не сказал ни слова.

Дурманящий аромат благовоний ударил в ноздри графа, когда он вошел в покои королевы. Хоть Просперо и был подготовлен рассказом Паллантида, все же вид Зенобии, лежащий на украшенном ложе в богатом траурном платье, заставил его вздрогнуть. Вокруг ложа в курильницах дымились благовония; облаченные в цвета скорби девушки-прислужницы глазами, полными слез, смотрели на короля, замершего посреди зала.

Граф закашлялся, когда клуб дыма из курильниц попал ему в горло. Король обернулся.

— А-а, Просперо, — мрачно прогудел он, увидев графа.

Просперо с тревогой отметил, что король одет по-походному.

— Я поторопился, сказав о смерти Зенобии, — продолжал король, — а теперь ничего не могу поделать с этими глупышками. Им бы радоваться тому, что королева жива, а они только молятся, плачут да таращат глаза — со страху, что я совсем рехнулся. И кого только Зенобия себе выбрала… Я еще раз повторяю, — снова обратился он к девушкам, — траур убрать! Королева жива. Она спит. Ясно?

Одна из прислужниц испуганно закивала.

— Ну, слава богам, — король повернулся к Просперо. Пойдем, граф, нам есть о чем потолковать.

Тот на шаг отступил, пропуская Конана вперед. На пороге киммериец еще раз бросил через плечо девушкам:

— Траур убрать! Я зайду и проверю. Сам! — И, провожаемый напуганными взглядами, вышел.

Просперо последовал за ним.

Конан широкими шагами двинулся вперед. Граф пошел рядом.

— Паллантид рассказал мне многое, но, видно, не все, произнес он и спросил: — Что значит твой наряд, Конан? Надо готовить войско?

— Войско? — Из широкой груди у короля вырвался вздох. Нет, войска не надо.

— Почему?

Удивленный возглас Просперо вызвал у короля мимолетную гримасу.

— Я расскажу тебе остальное, — пообещал он. — И покажу нечто.

В знакомых покоях, увешанных оружием, где графу приходилось бывать частенько, он увидел кое-что новое на дубовом столе находился небольшой крепкий ларец, окованный бронзовыми полосами. Король снял с пояса ключ и отпер ларь.

— Взгляни, Просперо на этот кусок говорящего мяса, Конан откинул крышку ларца.

Просперо осторожно заглянул внутрь, и перед его взором предстала отрубленная человеческая голова. Она смотрела на графа широко раскрытыми желтыми глазами; светлые волосы, обрамлявшие ее, были перемазаны сажей.